— Итак, Цви, я собирался дать отчет по расследованию, — Натаниэль обращался теперь исключительно к адвокату, словно в кабинете больше никого не было. — Вы поручили мне отыскать человека, позвонившего в полицию и сообщившего о совершенном убийстве, верно?
Адвокат кивнул. Его лицо сохраняло недовольное выражение.
— Я сделал это. Человеком звонившим в полицию была сама Лариса Головлева. Должен ли я считать свою работу выполненной? — спросил Розовски.
Адвокат несколько растерялся. Инспектор Алон резко поднялся со своего места.
— Снова твои шуточки, Натан? — мрачно спросил он. — Хорошо, ты нам только что объяснил, что Мирьям Шейгер не совершала преступления. Далия Меерович — тоже. Только что ты заявил, что и Лариса Головлева не убивала. Может быть, ты оставишь в стороне все эти театральные эффекты и объяснишь нам — почему, все-таки, ты уверен в этом? Ее звонок в полицию выглядит всего лишь желанием сбить с толку следствие — кстати, твои же слова!
— Хорошо, — сказал Розовски, — если мой клиент не возражает, я могу объяснить. Попробуем мысленно вернуться в тот вечер и в ту комнату, — сказал Розовски. — А ты мне поможешь. Я вовсе не собираюсь перекладывать на твои плечи работу! Я буду рассказывать, а ты, если я ошибусь в деталях, поправишь меня. Договорились?
Инспектор согласился с видимой неохотой.
— В комнате был накрыт столик, — начал Розовски. — Так сказать, ужин на двоих при свечах.
— При чем тут свечи? Свеч не было, — проворчал инспектор.
— Это образное выражение, — пояснил Натаниэль. — Я хочу сказать — романтическая встреча мужчины и женщины. Бутылка вина, два бокала, фрукты, конфеты. В бокалах — остатки вина. Все верно? — спросил он инспектора. Алон кивнул.
— Женщина, обнаруженная полицией в квартире убитого, — Натаниэль взглянул на Ларису Головлеву, — утверждает, что когда она пришла, Шломо Меерович был уже мертв. Это так — если, конечно, она действительно пришла в восемь. Поскольку смерть хозяина наступила в семь.
— Да, — сказал инспектор недовольным голосом, — очень важная оговорка. Если госпожа Головлева действительно пришла в восемь. Но данное утверждение трудно проверить. У госпожи Головлевой нет алиби.
— Есть, — возразил Натаниэль. — У нее есть алиби. Ее соседка Шошана видела, как Лариса уезжала в тот вечер. Она не назвала точного времени, но, во всяком случае, далеко после семи. В тот момент Шломо Меерович был мертв.
— Что же нам достоверно известно? — Натаниэль прохаживался по кабинету, то и дело натыкаясь на сидящих, но не обращал на это внимания. Казалось, он просто рассуждает вслух. — Известно следующее, — он остановился, поднял голову, обвел взглядом собравшихся. Лица показались ему необыкновенно похожими — может быть, по одинаковому выражению напряженного внимания. — Первое: Шломо Меерович был любовником Мирьям Шейгер…
— Может быть, хватит издеваться над нами?! — рявкнул Ицхак. — Вы повторяете одно и то же и, по-моему, только для того, чтобы меня унизить!
— Вовсе нет, — Натаниэль удивленно поднял брови. — Вовсе нет, я прошу прощения, если кого-то обидел. И прошу также воздержаться от эмоциональных оценок.
Ицхак отвернулся.
— Стоп! — сказал вдруг инспектор. — Предположим, я согласен с твоими рассуждениями… или фантазиями. Госпожа Головлева не убивала своего бывшего мужа. Пока что ты меня не убедил, но — предположим. Тогда выходит, что она должна была видеть убийцу. Вы ведь сами — ты и адвокат — утверждали, что ключ к разгадке в руках женщины, звонившей в полицию. Только что ты сообщил нам всем, что в полицию звонила Головлева. Следовательно, ключ к разгадке в ее руках.
— В этой запутанной истории было несколько ключевых деталей, — сказал Натаниэль. — Первая — гороскопы, вторая — звонок. С этими деталями мы только что разобрались. Гороскопы — фикция, свидетель, позвонивший в полицию — сама госпожа Головлева… — он сделал небольшую паузу, словно раздумывая над собственными, только что сказанными словами. — Но есть третья деталь. Фотография. Как мы знаем, в квартире убитого на книжной полке стояла фотография Ларисы Головлевой. По утверждению самой Ларисы, она эту фотографию покойному не дарила. То есть, и фотография играла роль части реквизита рассматриваемой нами инсценировки. Все указывало на Мирьям как на автора инсценировки. Лариса вспомнила — вдруг, случайно — что подарила эту фотографию своим родственникам в числе прочих. Мирьям не участвовала в преступлении, как мы уже убедились. Следовательно, она не приносила фотографии…
— Госпожа Головлева сказала, что не дарила фотографии. Но несмотря на это, могла ее принести, — заметил инспектор.
— Нет, потому что ей необходимо было бросить тень на Мирьям, — возразил Натаниэль. — Значит, и фотография необходима была именно та, которая принадлежала Мирьям. И фотография, принадлежавшая ей, осталась в Яффо, в спальне на столике, рядом с кроватью. Где мы — я и господин Грузенберг видели ее. А вот из альбома Мирьям аналогичная фотография исчезла. Кто же ее взял? И потом принес в квартиру Мееровича — в соответствие с планом? — Натаниэль усмехнулся. — Другой человек, — Розовски сделал небольшую паузу. — И этим другим человеком мог быть только один. Не правда ли, Ицхак?
При этих словах детектива Ицхак Шейгер, слушавший его с зачарованным видом, сделал какое-то неопределенное движение, словно попытался встать. Но так и остался сидеть неподвижно.
— Это ведь были вы, правда? — сказал Натаниэль. — Вы пришли за час до Ларисы, когда Шломо Меерович назначил вам встречу. Вы и убили его. Инспектор Ронен проверил, кому звонил Меерович из Димоны, когда договаривался о встрече. Он звонил в ваш офис. И разговаривал, согласно показаниям свидетельницы — матери Далии Меерович — с мужчиной. А кроме вас в офисе работают только женщины… Ицхак, — сказал он после паузы, — вы бы не хотели рассказать остальное самостоятельно? Честно говоря, у меня пересохло во рту. Я ведь не депутат и не актер. Так как же? Вы готовы мне помочь?
Шейгер промолчал. Лицо его казалось совершенно равнодушным. Он даже позволил себе сделать вид, что с трудом подавляет зевоту.
Натаниэль покачал головой.
— Хорошо, — сказал он. — Тогда еще несколько слов. Ицхак, два дня назад вы достаточно интенсивно перемещались по городу в поисках одного человека. Сначала вместе с Головлевой вы поехали к нему домой. Убедившись, что там его нет, отправились на работу. Не найдя его там, отправились в Холон, где живет его подруга. Что случилось? И, кстати говоря, к чему такая срочность?
Ицхак не ответил. Розовски перевел взгляд на Головлеву.
— Лариса, что послужило причиной вашей ссоры? На улице Мигдалей-Кнааним, возле дома 18? Насколько мне известно, вы приехали туда вместе. И вдруг повздорили. Да еще и так серьезно, что сами ушли, хлопнув дверью. Я имею в виду — дверцей машины. А? Что же до вас, — он повернулся к Шейгеру, — то вы остались. Вы поднялись на четвертый этаж, подошли к двери с номером 8 и позвонили. Звонили долго, но там никого не оказалось. После этого вы и отправились дальше — сначала в редакцию «Ежедневной почты», затем в Холон. Госпожа Головлева, так почему вы не сопровождали Ицхака в дальнейших поисках?
Головлева смотрела прямо перед собой, ее тонкие пальцы нервно теребили ремешок сумочки.
— Хотите, я выскажу предположение? — Натаниэль задумчиво посмотрел на нее. — Мне кажется, что вам было не по душе некое предложение, сделанное сообщником. И касалось это предложение свидетеля. Единственного, как полагал господин Шейгер, опасного свидетеля. Геннадия Гольдмана, человека, вставившего текст фальшивого гороскопа в газету. Верно?
Лариса еле заметно кивнула. При желании, можно было принять этот кивок всего лишь за нервное движение, а не за согласие, — Натаниэль с усмешкой сказал инспектору: — Представляешь, Ронен, его стремление найти свидетеля и заставить его замолчать было столь велико, что в Холоне он представился частным детективом. По имени Натаниэль Розовски, — он рассмеялся. Его никто не поддержал. — Черт возьми, я становлюсь популярным!
— Я не предполагала, что он замыслил убийство, — сказала вдруг Лариса Головлева. — И с этими гороскопами… — она покачала головой. — Боже, какой я была дурой!
— Насколько я понимаю, поначалу вы просто хотели позлить Мирьям, верно? — спросил Натаниэль. — Она всегда подтрунивала над вашими… как бы это сказать… суевериями. Так?
— Я придумала, будто астрологические прогнозы, касающиеся меня, всегда сбываются, — сказала Головлева. — Просто так… от скуки. Мирьям… — она мельком глянула на неподвижно сидящую родственницу. — Мирьям человек рациональный. А я нет. Вот я и хотела доказать ей… Ну, неважно. А однажды он предложил мне разыграть историю по-настоящему. И заодно поставить ее в неловкое положение.
— Он — это Ицхак Шейгер? — быстро спросил Розовски.
— Да.
— Он рассказал вам о возобновившихся отношениях между вашей родственницей и вашим бывшим мужем?
— Да.
— И предложил вам разыграть сценку с прогнозом, свиданием и так далее. Сказал, что Мирьям в это время наверняка будет у Мееровича — о том, что Далия уезжает в Европу он узнал от самого Мееровича?
— Вы же все знаете, — сказала Лариса безнадежно-усталым голосом. — Когда я пришла… вместе с ним…
— Как он объяснил вам наличие ключа от квартиры?
— Сказал, что нашел его у Мирьям в сумочке. Мы вошли… — она замолчала. — Словом, он сделал вид, что тоже поражен. Это сейчас я поняла… Ицхак предложил мне позвонить в полицию самой, а потом держаться той версии, которую мы придумали в порядке розыгрыша. Сказал, что адвокат все уладит. И я согласилась. Что мне еще оставалось делать? Я ведь сама сказала Мирьям, что у меня свидание вечером. Алиби у меня не было. Я не предполагала, что Шошана видела, как мы уезжали. Ицхак постарался сделать так, чтобы нас никто не видел. Теперь я понимаю, зачем.
— Да, старых пенсионерок мало кто принимает в расчет… — Натаниэль усмехнулся. Мирьям, с вполне понятным ужасом смотревшая то на детектива, то на мужа, воскликнула:
— Ты?… Это сделал ты?!
— Заткнись, — холодно процедил Ицхак Шейгер. С его лица мгновенно спала маска страдающего, но покорного и заботливого мужа. — Ты что же думала — я не знал? Ты думала, я буду терпеть этот бесконечный позор? Да, я убил его, и больше не собираюсь скрывать!
— Тем более, и скрывать-то больше нечего… — пробормотал Розовски, с интересом глядя на нового Шейгера. Тот не расслышал детектива.
— Нет, я не думал, что это действительно произойдет. То есть, что я убью его, — уже спокойнее продолжил Ицхак. — Я… Не знаю. Может быть, я бы остановился на варианте этого розыгрыша. Не знаю, — повторил он. — Я хотел, чтобы вы — вы оба, и ты, и он — почувствовали себя примерно так же, как весь этот год чувствовал себя я. Чтобы испытали позор… — он вздохнул. — Шломо был моим партнером по нескольким сделкам. Не хочу говорить лишнего — он был надежным партнером. И мы вполне срабатывались. Возможно, я бы даже пригласил его к нам, если бы однажды, случайно, не узнал о вашей связи. Как-то раз мы с ним обедали вместе, и он рассказал мне, историю вашей связи — давней связи. Он не называл имен, но я сразу понял, о ком идет речь. И вдруг он заговорил о том, что встретился с тобой здесь… — Ицхак помолчал немного. — Ч-черт, я не думал… Ну, неважно. Я следил за вами. Я знал, где вы встречаетесь и когда. Я изображал из себя слепого и глухого. И ждал удобного момента, — он посмотрел на Головлеву, сидевшую с опущенной головой. — Когда приехала твоя родственница, я понял, что она тоже не простила тебе. Очень удачно все складывалось. Мы почувствовали, что наши желания отомстить совпадают. Думаю, она не желала ни чьей смерти — как и я… Но ей доставляло удовольствие злить тебя, раздражать тебя. Когда я заметил, с каким удовольствием она рассказывает о своем интересе к астрологии, мне пришло в голову воспользоваться этим. Поначалу — просто в виде розыгрыша. Устроить небольшой спектакль и застать вас вместе. В течение месяца Лариса, словно невзначай, рассказывала о том, как потрясающе точны астрологические прогнозы в газете «Ежедневная почта»…
— Почему вы выбрали именно эту газету? — спросил Натаниэль.
— Ларисе случайно, в первый день, попала в руки именно эта газета. У меня еще не было плана — как все это провернуть. Только смутные наметки. Потом я случайно познакомился с одним из ее сотрудников.
— Вот тут, пожалуйста, чуть подробнее, — сказал Натаниэль. — Как именно вы с ним познакомились?
— На одной из художественных выставок. У него там экспонировались две работы, мне они понравились, я заговорил с автором. Так и познакомились.
— Да, — сказал Натаниэль. — Вы ведь говорите о Геннадие Гольдмане?
— Да, о нем.
— В таком случае, разрешите, я внесу небольшое дополнение: неслучайно, Ицхак. Не случайно. На табличках под картинами была указана не только фамилия автора, но и место его работы. Думаю, это и явилось причиной вашего интереса к картинам. А представились ему вы не как Ицхак Шейгер, а как Шломо Меерович, — обращаясь к инспектору Алону, он сказал: — Представляешь, парень рассказывает мне, что текст придуманного гороскопа дал ему Шломо Меерович. Выходит, покойник сам себе устроил западню! Хорошо, что я вспомнил, на что похожи рисунки, сделанные Геннадием: на картины в доме Шейгеров. Мирьям упоминала, что они куплены месяц назад, на выставке. И Геннадий говорил о выставке месячной давности, о том, что именно там познакомился с Мееровичем. Так что, Ицхак, вы слегка лукавите, говоря о случайном знакомстве — после приобретения картин. Вы купили картины, чтобы познакомиться. Ладно, продолжайте, прошу вас.
— Собственно, рассказывать больше не о чем, — он помолчал. — В тот день у нас действительно была назначена деловая встреча с Мееровичем. На семь часов. Честно говоря, я не собирался его убивать. Я действительно, просто хотел отплатить жене. Прийти туда вместе с Ларисой и… — он вздохнул. — К сожалению, он оказался чрезмерно раздражен. И… словом, у нас произошла ссора. Он упомянул о моей жене… Это произошло впервые. Я не выдержал. Наш разговор происходил в кабинете. Над письменным столом у него висел сувенирный охотничий нож… — Ицхак скрипнул зубами. После паузы, закончил: — Остальное рассказала Лариса. Да вы и без того уже знаете.
— Да, я знаю, — сказал Розовски. — Все могло быть произойти именно так — случайно — если бы не некоторые факты. В действительности вы готовили убийство, а не скандал. И орудие убийства выбрано вами неслучайно: вы бывали в доме и знали, что этот нож в нужный момент окажется под рукой. Инсценировку далее вы провели быстро и четко: убитого — в кресло, принесенное вино — на столик. Два бокала. Фотографию, извлеченную из семейного альбома — на полку. Можно было ехать за Ларисой. Причем с гарантией того, что никто в ваше отсутствие не придет. Это ведь вы позвонили Далии и сообщили о связи ее мужа с Мирьям? На всякий случай. Чтобы ее не было дома. Вы ведь не знали, что в любом случае — она уезжает в Европу… — Розовски немного помолчал. — И при этом подозрения должны были пасть на вашу жену. Вот Лариса — она, возможно, полагала иначе. Она, возможно, действительно ожидала розыгрыша — эксцентрического и злого, но все-таки, розыгрыша… Кстати, одна из улик, долженствующая вывести полицию на Мирьям, подсказала мне разгадку. Позавчера я нашел тюбик с помадой, — и он посмотрел на Мирьям. Та закусила губу. На мужа, сидевшего рядом, она старалась не смотреть. — В автомобиле вашей жены, которым вы пользовались в тот самый вечер.
— Помада? — переспросил инспектор. — А при чем… Ах да, ты имеешь в виду — след на бокале.
— Совершенно верно, экспертиза показала, что ничьи губы к бокалу не прикасались, по стеклу просто провели тюбиком. Цвет соответствует тому, которым пользуется Мирьям. Но вот марка… — Розовски покачал головой. — Женщина никогда бы не сделала такой ошибки. А вот мужчина, запомнив цвет и, возможно, запах, не всегда обращает внимание на фирму-изготовитель. Даже в том случае, когда речь идет о помаде его собственной жены.