- Кто сказал?
- Наоми сказала. Я ведь так и сказала, нет? Вот она и говорит; да, дескать, думаю, что сейчас Анне Дорланд не очень хочется честным людям на глаза показываться. А я говорю: "Да? Мне казалось, вас водой не разольешь". А она в ответ: "Ну, конечно, но кто же станет отрицать, что Анна всегда была слегка ненормальная?" А я говорю, что впервые об этом слышу. А она глянула на меня этак преехидно, и говорит: "Ну, как же, а Эмброз Ледбери? Но тебе в ту пору, разумеется, не до того было, верно?" Вот мерзавка! Это она про Комского. Сама-то хороша: так и вешается на шею этому типу Пенберти!
- Простите, кажется, я слегка запутался.
- Ну, мне тогда изрядно приглянулся Комский. Я даже почти пообещала переехать к нему, но тут прознала, что три последние любовницы от него сбежали. Я и подумала: ежели мужчину постоянно бросают, верно, с ним что-то не то. А впоследствии выяснилось, что Комский - ужасный грубиян; а эта его трогательная повадка заблудившейся собачонки - так, сплошное притворство. Так что я дешево отделалась. И все-таки, ежели уж Наоми целый год так и ходила хвостом за доктором Пенберти и так и ела его скорбными глазами спаниэльки, ожидающей порки, не вижу, с какой стати ей козырять передо мною Комским. А что до Эмброза Ледбери, да в нем любая может ошибиться!
- Кто таков Эмброз Ледбери?
- О, Ледбери снимал студию над Болтеровскими конюшнями. Что в нем привлекало - так это первобытная, властная сила и презрение к мирским условностям; тем он, собственно, и брал. Весь из себя такой грубый, ходил в домотканой дерюге, писал этаких дикарей в спальнях; но чувство цвета у него было просто потрясающее. Что называется, художник от Бога, так что ему и впрямь многое прощалось; но при этом он считался еще и профессиональным сердцеедом. Как сграбастает женщину, как стиснет в медвежьих объятиях - ну, какая тут устоит? И при этом - абсолютно неразборчив. Привычка, сами понимаете: сегодня одна интрижка, завтра другая. Но Анна Дорланд, видите ли, совсем потеряла голову. Попыталась перейти на этот грубоватый, аляпистый стиль, но не преуспела: чувства цвета у нее не малейшего, так что на недостатки техники при всем желании сквозь пальцы не посмотришь.
- А мне казалось, вы говорили, что Анна Дорланд романам чужда.
- Так эту историю и романом-то не назовешь. Думаю, Ледбери поразвлекся с нею раз-другой, когда никого посимпатичнее под руку не подвернулось, но для интрижки посерьезнее ему подавай красоток! А год назад он уехал в Польшу с Наташей как-ее-там. После чего Анна Дорланд живопись забросила. Беда в том, что она восприняла эту историю слишком уж всерьез. Парочка легких увлечений ее бы быстренько привела в норму; но Анна - не из тех, с кем приятно пофлиртовать. Нет в ней этакого изящного легкомыслия. Не думаю, что она стала бы терзаться и мучиться из-за Ледбери, если бы кто-нибудь другой подвернулся; да, видно, не судьба! Пытаться-то она пыталась, да все безуспешно.
- Понятно.
- И все-таки у Наоми нет ни малейшего права нападать на бедняжку. Эта чертовка себя не помнит от гордости: как же, заполучила и мужчину, и обручальное колечко; и теперь поглядывает свысока на всех и каждого!
- Хм?
- Ага; кроме того, мы теперь на все смотрим глазами дорогого Уолтера, а дорогой Уолтер, естественно, не слишком-то расположен к Анне Дорланд.
- Почему нет?
- Дорогой вы мой, да хватит уж деликатничать! Разумеется, все вокруг в один голос твердят, что убийство - ее рук дело.
- Да неужели?
- Ну, а кого еще прикажете заподозрить?
Уимзи и впрямь сознавал, что все именно так и думают. По той простой причине, что сам он весьма склонялся к тому же мнению.
- Должно быть, поэтому она и не пришла.
- Ну, конечно! Она же не дурочка. Она все отлично понимает.
- Верно. Послушайте, не могли бы вы оказать мне услугу? Еще одну, я хочу сказать; я и так уже перед вами в неоплатном долгу.
- Что такое?
- Из того, что вы сейчас сказали, получается, что мисс Анна Дорланд вот-вот останется в полной изоляции... ни друзей, ни знакомых! Если она объявится у вас...
- Шпионить за ней я не стану. Даже если она с полсотни генералов извела!
- Я не прошу за нею шпионить. Мне нужно, чтобы вы пригляделись к Анне, - абсолютно непредвзято! - и впоследствии рассказали мне, что думаете. Потому что я не должен допустить ошибки. А я уже предубежден. Я хочу, чтобы Анна Дорланд оказалась виновна! Так что я очень легко могу убедить себя в том, что она и есть преступница, в то время как это не так.
- А почему вы хотите, чтобы Анна оказалась виновна?
- Мне не следовало так говорить. Разумеется, я вовсе не стремлюсь уличить ее в том, чего она не совершала.
- Хорошо. Я не стану задавать лишних вопросов. И обещаю вам, что повидаюсь с Анной. Но я не стану пытаться что-то у нее выведывать и выспрашивать. Это мое последнее слово. Я Анну не предам.
- Милая моя девочка, - упрекнул Уимзи, - я вижу, что о непредвзятости и речи не идет! Вы считаете Анну убийцей.
Марджори Фелпс вспыхнула до корней волос.
- Вовсе нет. С чего вы взяли?
- Потому что вам откровенно не хочется "выведывать и выспрашивать". Невинным людям расспросы не повредят.
- Питер Уимзи! Ишь, сидит тут с видом безупречно воспитанного кретина, а сам исподволь, незаметно так и манипулирует людьми, заставляет их совершать такое, от чего со стыда провалишься! Вот уж не удивляюсь, что вы подались в детективы! Вот не стану выведывать, и точка!
- А ежели не станете, так значит, и впрямь убеждены в ее виновности?
Художница надолго замолчала.
- До чего все это отвратительно! - проговорила она наконец.
- Отравление отвратительно само по себе, вы не находите?
Завидев приближающихся отца Уиттингтона и Пенберти, его светлость поспешно вскочил на ноги.
- Ну, как, престолы пошатнулись? - осведомился лорд Питер.
- Доктор Пенберти только что поставил меня в известность, что они лишены всякой опоры, - с улыбкой ответствовал священник. - Мы провели приятные четверть часа, отменяя категории добра и зла. К сожалению, его догматы я понимаю столь же плохо, как и он - мои. Зато я поупражнялся в христианском смирении. Я сказал, что готов учиться.
Пенберти расхохотался.
- Стало быть, вы не возражаете против того, чтобы я изгонял демонов при помощи шприца, ежели уж пост и молитва не сработали?
- Никоим образом. С какой бы стати? Если, конечно, экзорцизм и впрямь удастся. И при условии, что вы уверены в диагнозе.
Пенберти побагровел - и резко отвернулся.
- Ого! - удивился Уимзи. - Умеете вы уколоть. А еще христианский священник!
- А что такого я сказал? - воззвал искренне огорченный отец Уиттингтон.
- Вы напомнили Науке о том, что непогрешим один лишь Папа, - загадочно изрек его светлость.
Глава XVII.
Паркер делает ход.
- Ну что ж, миссис Митчэм, - любезно начал инспектор Паркер. Он всегда начинал разговор с дежурного: "Ну что ж, миссис Такая-то", - и не забывал подпустить любезности. Уж таков был заведенный распорядок.