Когда Стэнли положил трубку, его всего трясло. Следующий шаг придется сделать сейчас, перед приходом доктора, пока смелость еще не совсем испарилась. В шкафу стояла почти полная бутылка бренди. Стэнли вынул ее трясущимися руками и налил себе большую порцию. Неважно, если доктор Моксли что-то унюхает — вполне естественно, что человеку потребовалось выпить, после того, как теща свалилась перед ним замертво.
Ви захочет посмотреть на тело. Тело. Это значит, что ему придется сделать все осторожно. Господи, он не сумеет! Такими дрожащими руками даже муху не прихлопнуть, не говоря уже о… Но если Мод спустится вниз, пока здесь будет доктор… Стэнли выпил еще немного бренди и вытер губы. Он вышел в тихий коридор и прислушался. Храп Мод мерно разносился по всему дому, словно где-то билось огромное сердце. В груди у Стэнли бешено клокотало. Раздался звонок в дверь, и он от испуга чуть не потерял сознание.
Не может быть, чтобы доктор Моксли так быстро добрался. Это не под силу человеку. Господи, а вдруг Ви забыла ключ? Стэнли, шатаясь, побрел к двери. Если так пойдет и дальше, то у него у самого будет удар…
— Добрый день, сэр. Торф, как заказывали.
Перед ним стоял зеленый пластиковый мешок.
Стэнли облегченно переводил взгляд с мужчины на мешок и обратно, не в силах произнести ни слова
— Все в порядке, приятель? У вас нездоровый вид.
— Все нормально, — пробормотал Стэнли.
— Ну, вам лучше знать. Доставка оплачена Отнести мешок в сарай?
— Я сам. Большое спасибо.
Пока Стэнли тащил волоком мешок, он услышал, что по другую сторону ограды вышагивает миссис Блэкмор. Стэнли быстро пригнул голову. После того, как дверь за ней захлопнулась, он вывалил торф на пол сарая, а сверху накрыл пустым мешком. Встреча с этими двумя людьми, жившими в почти таких же условиях, как и он сам (разносчик ютился в убогой муниципальной квартирке, а миссис Блэкмор, вечно усталая скупердяйка, хронически не сводила концы с концами), вернула Стэнли к реальности и поставила перед тяжелой необходимостью. Он должен сделать это сейчас и отбросить все сомнения. Будь он знаком с «Гамлетом» так же, как с «Юлием Цезарем», он бы сказал себе, что его прежние сомнения и минутное колебание были не чем иным, как «ярким решимости румянцем, потускневшим под тенью размышления» [8].
Стэнли запер входную дверь и поднялся на второй этаж, сжав перед собой руки. Мод не было слышно. Господи, неужели она встала, оделась, собралась идти вниз?.. Стэнли опустился перед дверью на колени и заглянул в замочную скважину. Мод по-прежнему спала.
Стэнли подумал, что в жизни ему не доводилось слышать подобной тишины: движение на улице прекратилось, смолкли птицы, даже его собственное сердце, казалось, больше не бьется. Тишина, тяжелая и неестественная, походила на ту, которая, по рассказам, предшествует землетрясению. Тишина напутала его. Ему хотелось громко закричать и нарушить безмолвие или услышать, пусть вдалеке, человеческий голос. Казалось, он и Мод остались одни в пустом мире, лишенном людей.
Дверные петли были смазаны еще неделю тому назад, потому что Мед жаловалась на их скрип. Дверь открылась бесшумно. Стэнли подошел к кровати. Мод спала, как ребенок. Все его помыслы были настолько яростны, что ему подумалось, будто они вот-вот передадутся Мод и разбудят. Он глубоко вздохнул и протянул руки, чтобы выхватить из-под ее головы подушку.
Доктор Моксли не стал звонить в дверь. Он воспользовался дверным кольцом, и лязг металла разнесся по всему дому. Мод перевернулась, вздохнула, словно поняла, что получила отсрочку приговора. Не сводя с нее глаз, Стэнли решил, что ему настал конец, план рухнул. Но она продолжала спать, ее рука все так же безвольно свисала с кровати. Прижав ладонь к груди, как бы опасаясь, что его тяжелое, налитое свинцом сердце выскочит из грудной клетки, Стэнли спустился и открыл дверь. Это был похожий на мальчика человек с копною черных волос и стетоскопом, свисавшим с шеи.
— Где она?
— Вон там, — хрипло ответил Стэнли. — Я подумал, лучше не трогать ее.
— В самом деле? Я вообще-то не полицейский.
Стэнли это совсем не понравилось. Его одолел приступ тошноты. Шаркая, он поплелся в комнату вслед за доктором, его лицо покрылось потом.
Доктор Моксли опустился на пол. Он осмотрел Этель Карпентер, ощупал ее затылок.
— У моей тещи, — начал Стэнли, — был удар четыре года тому назад.
— Знаю. Прежде чем идти сюда, я заглянул в записи доктора Блейка. Помогите мне перенести на диван.
Они вместе перетащили тело на диван, и доктор Моксли закрыл ей глаза.
— У вас найдется, чем прикрыть? Какая-нибудь простыня?
Стэнли не мог больше ждать ни минуты.
— Это был удар, доктор?
— Да. Инсульт. Ей ведь, кажется, семьдесят четыре?
Стэнли кивнул. Этель Карпентер, как он помнил, было немного меньше, года на три или четыре. Но врачам, вероятно, это не определить? Они не могут с точностью назвать возраст. Наверняка не могут.
Теперь доктор приступил к тому, чего так жаждал Стэнли: доставал из чемоданчика небольшой блокнот и ручку из нагрудного кармана.
— Так как насчет простыни?
— Сейчас принесу, — пробормотал Стэнли.
— А я пока выпишу вам свидетельство о смерти.
Простыни лежали в шкафчике в ванной комнате. Стэнли вынул одну, но не успел спуститься вниз, как подступил новый приступ тошноты, и он согнулся над раковиной.
Первое, что он увидел, вернувшись в гостиную, — свесившаяся с дивана девая рука Этель Карпентер без кольца. Господи, она ведь должна быть замужней женщиной… Доктор сидел спиной к ней и усердно что-то писал. Стэнли развернул простыню, накрыл тело, подоткнул руку под ткань.
— Все, — сказал доктор Моксли более приятным голосом. — Это большое несчастье для вас, мистер Мэннинг. Где ваша жена?
— На работе.
«Отдай мне свидетельство, — молил про себя Стэнли. — Ради всего святого, отдай мне его и уходи».
— Это даже к лучшему. Вы должны сказать себе, что она прожила долгую жизнь и, конечно, это была быстрая и, скорее всего, безболезненная смерть.
— Мы все не вечны, — сказал Стэнли.
— Вам понадобится вот это. — Доктор Моксли вручил ему два запечатанных конверта — Один для похоронного бюро, а другой возьмете, когда пойдете регистрировать смерть. Вам все понятно?
Стэнли хотелось ответить, что если он не мелет языком, то это еще не означает, что он тупой, однако ограничился простым кивком и положил конверты на каминную полку. Доктор Моксли бросил последний непроницаемый взгляд на укрытое простыней тело и направился из комнаты, раскачивая на ходу стетоскоп.
В передней он остановился и сказал:
— И еще одно…
Голос его звучал ужасно громко, как будто он обращался не к одному человеку, а к целой аудитории. Стэнли пробежал холодок по спине при виде того, каким задумчивым стало вдруг лицо доктора Он был похож на человека, который вспомнил о чем-то жизненно важном, прежде упущенном из виду. Держа дверь приоткрытой, он сказал:
— Я не спросил, что вы хотите — погребение и кремацию?
И только-то? Стэнли тоже об этом не подумал, очень хотелось попросить доктора говорить потише. Еле слышно, почти шепотом, он произнес:
— Кремацию. Таково было ее желание. Определенно кремацию. — Сжечь Этель, уничтожить без следа, и тогда больше не возникнет никаких вопросов. — А почему вы спрашиваете? — поинтересовался он.
— В случае кремации, — ответил доктор Моксли, — требуется освидетельствование двух врачей. Таков закон. Предоставьте это мне. Вы, наверное, обратитесь в бюро Вуда, и я попрошу своего напарника…
— Доктора Блейка? — сорвалось с языка у Стэнли, прежде чем он сумел сдержаться.
— Доктор Блейк больше не практикует, — чуть холодно ответил Моксли. Он пристально взглянул на Стэнли, почти как миссис Блэкмор, затем покинул дом, громко захлопнув за собой дверь.
«Так и мертвого можно разбудить», — подумал Стэнли. Без четверти четыре. Он еще успеет связаться с похоронным бюро, после того как спрячет тело Этель и решит с Мод… Труп под простыней мог сойти для доктора, который раньше никогда не видел Мод, но для Веры он не сойдет. Вера должна увидеть Мод, и, само собой разумеется, она должна увидеть Мод мертвой.
Он сдернул простыню и скатал ее. Затем взял Этель Карпентер под мышки и до половины стащил тело на пол. Стэнли был маленький, щуплый мужчина, и такая тяжесть оказалась для него почти неподъемной. Пока он стоял, пытаясь отдышаться, его взгляд случайно упал на черную сумку возле кресла. Ее тоже придется спрятать.
Стэнли открыл сумку, и в нос ему ударила сладкая тошнотворная волна. Запах шел от полупустого пакетика фиалковых леденцов. Стэнли смутно помнил, что перед войной, когда он был еще мальчиком, эти конфетки, используемые для освежения рта, продавались во всех кондитерских лавках. Иногда их покупала в деревенском магазинчике его мать, когда они отправлялись на выходной в Бьюрис. Он считал, что их давно не выпускают, точно так же, как анисовое драже или помадку «Эдинбургская скала», а теперь их запах неожиданно напомнил ему старый родительский дом, зеленую речушку Стаур, в которой он ловил бычков и гольцов, деревню меж двух невысоких холмов, прежний покой.
Стэнли двумя пальцами вынул фиалковую конфетку и почувствовал сильный сладкий цветочный запах, когда поднес ее к носу. Семнадцать ему было, когда он убежал от всех них — от родителей, братьев, от реки и рыбалки. Отправился на поиски счастья, как он сказал им, до смерти устав от зависимости и обид на своих братьев, один из которых получил хорошую профессию, отбыв полсрока в учениках, а другой учился в колледже. «Я вернусь, — говорил он, — и буду стоить больше, чем вы оба». Он так и не вернулся, а отца видел в последний раз в Олд-Бейли, когда того пригласили на судебное разбирательство над сыном.
Теперь все переменилось. Счастье заставило себя ждать целых двадцать лет, но теперь оно почти у него в руках. Осталось сделать один крошечный шажок… А когда он получит деньги, возможно, на следующей неделе, то отправится в Бьюрис на собственной машине и всех поразит. «Как насчет того, чтобы порыбачить?» — скажет он своему брату, владельцу типографии, и достанет новые блестящие рыболовные снасти. «Убери это», — скажет он другому брату, учителю средней школы, когда тот полезет в карман за горстью мелочи. И придет их черед обижаться, когда мать поведет его по соседям похвастаться самым удачливым сыном…
Стэнли бросил конфетку обратно в пакет, и видение померкло. В сумке его заинтересовала еще только одна вещь — довольно толстая пачка банкнот, скрепленная резинкой. Сбережения Этель, предположил он, деньги на оплату новой квартиры. От них можно не избавляться, как от мертвой хозяйки.
Стэнли подсчитывал банкноты, когда услышал наверху очень тихий звук, скрип ступенек. Замечтавшись, он немного успокоился, но теперь пот вновь побежал по его лицу. Стэнли сделал шаг назад и стоял, дрожа, как маленький зверек, охраняющий свою добычу, навстречу которому медленно приближается более крупный хищник.
Дверь отворилась, и вошла Мод, опираясь на палку.
Мод пронзительно закричала. Она не стала дожидаться объяснений и расспрашивать. То, что она увидела, говорило само за себя.
Двадцать лет она ждала, что ее зять вновь прибегнет к насилию, за что и попал в тюрьму. Тогда он ограбил пожилую женщину и сейчас тоже. Стэнли снова напал на старуху ради денег, но на этот раз пошел дальше и убил ее.
Мод подняла палку и шагнула к нему. Выронив банкноты, Стэнли отступил к открытому пианино, руки задели клавиши, прозвучал низкий долгий аккорд. Мод прицелилась ему в лицо, но Стэнли быстро пригнул голову, и весьма ощутимый удар пришелся по шее. Он упал на колени, но почти сразу, пошатываясь, поднялся и метнул в Мод одну из зеленых вазочек.
Она разбилась о стену за головой Мод, и по комнате рассыпался дождь изумрудных осколков.
— Я убью тебя! — вопила Мод. — Убью собственными руками!
Медленно продвигаясь от пианино к дивану, Стэнли огляделся в поисках другого снаряда, но, прежде чем он сумел схватить вторую вазу, Мод снова ударила его, на этот раз по голове, и, когда он покачнулся, обрушила на него целый град яростных ударов. На секунду комната погрузилась во мрак, и расплывчатые предметы закружились перед ним в этой темноте: красные квадраты, треугольники и падающие звезды.
Мод забьет его насмерть. Ужас и ярость придали ей необыкновенную силу. Всхлипывая, он при1сел на корточки в углу, подставив плечо под неминуемый удар, и поймал конец палки.
Палка вырывалась, как живая. Стэнли пытался подняться, перебирая по ней руками. Он был сильнее Мод — все-таки мужчина, к тому же на тридцать лет моложе — он подтянулся, встал на ноги, оказавшись с ней лицом к лицу.
Оба молчали. Говорить было нечего. Все слова давно высказаны за последние четыре года. А теперь остался только сгусток взаимной ненависти, которая прорывалась в рычании задохнувшейся Мод и шипении Стэнли. Они вновь словно оказались одни на земле или попали в другой мир, пустой и безлюдный, где не существовало иных чувств, кроме ненависти, и иных инстинктов, кроме инстинкта самосохранения.
У каждого из них осталось только одно желание — завладеть палкой, на чем они и сосредоточились. Каждый в бешенстве тянул палку к себе. Стэнли сделал вид, что отступает со своей более выгодной позиции, а сам пнул, что было сил, по щиколотке Мод. Она с криком отпустила палку, и та грохнула об пол.
Стэнли подобрал клюку, потом метнул ее в дальний конец комнаты. Он потянулся к горлу старухи и вцепился в него обеими руками. Мод захрипела. Железные пальцы Стэнли все сильней давили на сонную артерию, тогда она коленом ударила ему в пах. Оба одновременно закричали и отпрянули в стороны. Стэнли всхлипывал от боли.
Он покачнулся назад, готовый снова прыгнуть. Мод почувствовала себя беспомощной, лишившись опоры, которая служила ей многие годы, и замахала руками. Ничто не помогло ей задержать падения, и, когда она повалилась, голова ее ударилась о выступающий край мраморного камина.
Стэнли подполз к ней на четвереньках и взглянул, с колотившимся, как молот, сердцем, на воплощение всех своих желаний.
Вера не заплакала и даже ничего не сказала когда услышала от него новость, но лицо ее сильно побледнело. Она кивнула в знак того, что приняла его рассказ о том, как Мод была в гостиной, просто стояла у камина, разглядывала свадебную фотографию, потом вдруг плохо себя почувствовала, дотронулась до лба и упала на пол.
— Рано или поздно это должно было случиться, — завершил он свой рассказ.
— Я поднимусь наверх, к ней, — сказала Вера.
— Если только не будешь расстраиваться.
В конце концов он ждал этого и подготовился. Стэнли последовал за женой на второй этаж. Вера поплакала немного, когда увидела Мод.
— Она выглядит очень спокойной.
— Я тоже так подумал, — с готовностью поддержал ее Стэнли. — Я подумал, теперь она обрела покой.
Они говорили шепотом, словно Мод могла их услышать.
— Жаль, что ты не позвонил мне на работу. — Я не видел необходимости расстраивать тебя. Ты ведь все равно не могла ничем помочь.
— Но мне хотелось бы быть рядом. — Вера наклонилась и поцеловала холодный лоб Мод.
— Пойдем, — сказал Стэнли. — Я приготовлю тебе чашку чая.
Он стремился увести жену из комнаты как можно скорее. Шторы были задернуты, спальня погружена в полумрак, только тусклый просочившийся лучик света поигрывал на лице Мод и лекарствах возле кровати. Но стоило Вере хоть на дюйм сдвинуть подушку, и она сразу заметила бы на голове Мод под седыми локонами глубокую рану
— Наверное, я должна остаться возле нее на всю ночь.
— Это еще зачем? — всполошился Стэнли, позабыв о шепоте. — В жизни не слышал подобной чепухи.
— Раньше так было принято. Бедная мама Она и вправду любила меня. Хотела как лучше. Доктор сказал, что это был еще один удар?
Стэнли кивнул.
— Пойдем вниз, Ви. От того, что мы будем здесь торчать, лучше не станет.
Стэнли приготовил чай. Вера смотрела на него, бормоча снова и снова, как часто бывает с людьми, только что потерявшими близкого человека, что в это невозможно поверить, хотя на самом деле этого нужно было ожидать, что мы все когда-нибудь умрем, и все же смерть — всегда большое потрясение, что она рада такой мирной кончине матери.
— Пойдем в другую комнату, здесь холодно.
— Хорошо, — согласился Стэнли.
Как только Вера увидит стол, она все вспомнит и начнет задавать вопросы, но он был к ним готов. Взяв в руки две чашки, он последовал за ней.
— О Боже, — сказала Вера, открыв дверь в столовую. — Тетушка Этель! Я совершенно забыла о тетушке Этель. — Она посмотрела на часы и тяжело опустилась на стул. — Скоро шесть часов. Она опаздывает, мама ждала ее к пяти. Совсем не похоже на тетушку Этель — опаздывать.
— Думаю, теперь она уже не приедет.
— Конечно, приедет. Она написала совершенно определенно, что приедет. О, Стэн, мне придется на нее обрушить такое… Как ей будет тяжело, ведь она всегда так любила маму.
— Возможно, она не появится.
— Какой толк повторять одно и то же? — сказала Вера. — Она опаздывает, только и всего. Я не смогла проглотить ни крошки, а ты?
Стэнли умирал с голоду. От смешанных запахов лососины и цыпленка у него текли слюнки, подводило живот, но он отрицательно покачал головой, состроив расстроенное лицо.
Он был голоден, совершенно измотан и знал, что не сможет расслабиться, пока не минует опасность. Вера уже видела мать и ничего не заподозрила; кроме того, ей совершенно незачем заходить в соседнюю комнату, где под кроватью лежит тело Этель Карпентер, скрытое свесившимся покрывалом. Пока что все шло гладко.
— Не могу понять, что случилось с тетушкой? — раздраженно заметила Вера. — Как ты думаешь, может быть, позвонить ее хозяйке в Брикстон?
— Там нет телефона.
— Да, но я могу попробовать дозвониться в кафе на углу и попросить их передать пару слов.
— Я бы не стал волноваться, — сказал Стэнли. — На тебя и так свалилось достаточно забот без Этель Карпентер.
— Что ж, подождем немного, ничего страшного. В котором часу завтра придут из похоронного бюро?
— В половине одиннадцатого.
— Придется сказать Доре, что на работе меня завтра не будет. Хотя непонятно, как они там справятся, ведь вторая помощница в отпуске.
Стэнли чуть не подавился чаем.
— Я за всем здесь пригляжу, Ви. Тебе совсем не обязательно дожидаться гробовщиков.
— Но я хочу… Это ведь моя родная мать, Стэн!
— Если тебе нужно быть на работе, иди на работу. Предоставь все мне.
Дальнейшую дискуссию прервал звонок в дверь. Вера вернулась с миссис Блэкмор, которая, хотя Стэнли ни с кем не поделился новостью, уже была в курсе событий. Наверное, подслушала доктора, когда он выходил. Но как бы то ни было, она успела — заверила она Веру — сообщить «печальные вести» соседкам: и миссис Макдональд, и остальным старым приятельницам. В делах такого рода она была настолько уверена в своей интуиции, что даже не сочла необходимым дождаться подтверждения своей догадки. Наскоро накинув поверх цветастого халата черное пальто, она объявила, что пришла отдать последнюю дань уважения миссис Кинауэй. Другими словами, она хотела увидеть усопшую.
— Только вчера мы с ней славно болтали через ограду, — сказала она. — Да, жизнь наша так же быстротечна, как у цветов, не правда ли?
С отвращением глядя на любопытную кроличью мордочку миссис Блэкмор со стянутыми в хвостики волосами, Стэнли подумал, что единственный цветок, который она ему напоминает, принадлежит к смертоносному семейству пасленовых. Все же лучше пустить их сейчас поглазеть на Мод, иначе потом кто-нибудь заявится в похоронное бюро и увидит подмену.
Стэнли отправился наверх следом за женщинами. Бдительный страж у изголовья усопшей, готовый в любую секунду отвести чужую руку, которая может попытаться нежно погладить волосы Мод.
Через пять минут после ухода миссис Блэкмор, громко заявившей о своем желании сделать все, что в ее силах: «Я все сделаю, дорогая, непременно обращайтесь ко мне», — явились оба Макдональда с букетом фиалок для Веры.
— Душистые фиалки для траура, — сентиментально заметила миссис Макдональд. Их запах напомнил Стэнли о сумочке Этель Карпентер. — Мы не пойдем к ней, миссис Мэннинг. Нам хочется запомнить ее живой.
После этого Вера и Стэнли остались одни. Стэнли раздражало, что Вера ждет Этель Карпентер, но тут он ничего не мог поделать. Наконец, не произнеся ни слова, Вера унесла со стола прибор, предназначавшийся для матери.
— Съешь что-нибудь, — сказала она.
В десять часов вечера, когда Этель Карпентер так и не объявилась, Вера убрала со стола, и они отправились спать. В дверях она бросила последний взгляд на Мод, но входить в комнату не стала. Они потушили свет и лежали рядом, не смыкая глаз и не касаясь друг друга.
Первой заснула Вера. Стэнли дрожал каждым нервом. Что делать, если утром Вера не пойдет на работу? Он должен заставить ее уйти. Возможно, ему удастся уговорить ее съездить зарегистрировать смерть… Тогда у него будет предостаточно времени на все, что предстоит сделать.
Вскоре после полуночи он тоже заснул и сразу же, так, по крайней мере, ему показалось, увидел сон. Он шел вдоль реки домой, из Лондона, пешком, как бродяга, с узелком за плечами. Казалось, идет он уже много лет, но сейчас он почти у цели. Вот-вот он дойдет до места, где река описывает большую излучину, и тогда откроется вид на деревню: сначала появится церковный шпиль, затем деревья и дома. Вот он видит их, вот ускоряет шаги. Он беден, он с узелком за спиной и в стоптанных башмаках, но зато знает, что встретят его со слезами радости и сразу пригласят в дом.
Было раннее утро. Над горизонтом вставало солнце. Стэнли пошел через луг, и брюки намокли от росы до колен. В деревне пока еще спят, но его мать наверняка уже на ногах. Она всегда рано вставала. Толчком он открыл дверь, шагнул через порог и окликнул мать.
Он услышал, как она начала спускаться по лестнице, и подошел к ступенькам, задрав голову. Мать спускалась вниз. Она постарела, ходила с палкой. Сначала он увидел ноги и юбку — ступени за время его долгого отсутствия стали высокими и крутыми — и наконец показалось ее лицо. Он отпрянул, закричал. Это было лицо не его матери. Это было лицо Мод — желтое, как воск, с оскаленными зубами, залитое кровью из раны на голове…
Стэнли проснулся от собственного крика, только крик был похож скорее на придушенный стон. Прошло несколько минут, пока он понял, где находится, и сказал самому себе, что это только сон и что Мод мертва Больше заснуть он не смог. Стэнли поднялся и прошелся по дому — сначала взглянул на Мод, затем прошел в соседнюю комнату. Нарциссы, которые Мод собрала для Этель, тускло белели при свете луны.
Он спустился вниз, где, как ему казалось, можно зажечь свет, ничего не опасаясь. Дом пропах запахами еды, консервированной рыбой, холодным мясом, которым суждено скоро испортиться, так как их негде хранить. Теперь, когда он пришел в себя и сон испарился, его одолело внезапное беспокойство оттого, что упустил из виду нечто важное. Что-то он забыл, но никак не мог понять, что именно. Стэнли сел за стол и подпер голову руками.
И тогда он вспомнил. Ничего важного, как оказалось: впервые за двадцать лет он провел день без кроссвордов.
Стэнли отыскал «Дейли телеграф» и шариковую ручку. При виде нетронутой головоломки он ощутил радостное возбуждение. Удивительно, как простой взгляд на пустые клеточки, составляющие изумительно симметричный узор, принес ему успокоение и унял дрожь в руках. За всю жизнь он, должно быть, решил не одну тысячу кроссвордов. Шесть в неделю, умножить на пятьдесят два, умножить на двадцать. Это же три тысячи семьсот сорок четыре кроссворда, не считая всех тех, что были в сборниках и ежегодниках.
Стэнли взял ручку. Один по горизонтали: «немецкое слово, которое часто произносят в закусочных, когда делают заказ» (девять букв). Стэнли задумался только на секунду, прежде чем написать «ГАМБУРГЕР». Тело расслабилось, словно его погрузили в теплую ванну, и он улыбнулся.
Будильник зазвенел в семь часов. Вера вылезла из-под одеяла и дошла почти до самой ванны, когда вдруг вспомнила. Она вернулась в спальню, раздумывая, стоит ли будить Стэнли, но он не спал, а лежал, уставившись в потолок.
— Раз уж я встала, — сказала она, — наверное, лучше пойти на работу.
— Обязательно. Я обо всем позабочусь сам.
Но Стэнли не был уверен, что жена послушается — так ее одолевали сомнения и тревоги. Наконец он увидел, как Вера вышла из дома и направилась к калитке. Как только она скрылась из виду, он принес пустой мешок из-под торфа и отнес его наверх. Надо снять с Мод кольцо и надеть его на палец Этель. Даже смешно, до чего у него, оказывается, чувствительный желудок. Стэнли обрадовался, что отказался от яичницы с ветчиной, которую Вера предложила ему на завтрак.
У Этель тоже было кольцо на мизинце правой руки. Стэнли стянул его трясущимися руками. Это было странное маленькое колечко — тонкая полоска золота с двумя ладонями, крошечными золотыми ладошками вместо камня. Стэнли надел его на палец Мод, а затем запихнул тело в мешок.
В саду Блэкморов никого не было — по субботам они любили понежиться допоздна, а окна у них в спальне выходили на улицу. Задыхаясь под тяжестью ноши, Стэнли протащил мешок по узкой бетонной полоске, начинавшейся от черного хода, и свалил в сарае. Настала очередь чемоданов. Это были объемистые чемоданы, хотя и не набитые доверху, но очень тяжелые. Стэнли от1крыл тот, что был полегче, запихнул в него пальто, шляпу Этель и зонтик, который, к счастью, оказался складным. Затем отволок все вниз и поставил в сарае рядом с мешком. Туда, кроме него, не заходил никто, но на всякий случай он забросал мешок и чемоданы торфом. Если кто и заглянет просто из любопытства, то подумает, что Стэнли Мэннинг хранит здесь не центнер, а целую тонну торфа Пока все шло гладко.
К половине десятого Этель лежала вместо Мод, укрытая простыней. Он подумал, что неплохой был бы штрих, который, вероятно, произведет впечатление на гробовщиков, если украсить комнату цветами, и потому он сходил в соседнюю комнату за вазой с нарциссами и поставил ее на столик среди пузырьков с лекарствами.
Ровно в десять часов появились представители похоронного бюро и, вручив Стэнли бланк с разрешением на кремацию, забрали тело Этель Карпентер.
В обеденный перерыв Вера зарегистрировала смерть Мод, а затем позвонила в Брикстон, в кафе по соседству с домом бывшей квартирной хозяйки Этель.
— Простите за беспокойство, у моего отца тоже был частный бизнес, и я знаю, как вы заняты, но не могли бы вы попросить миссис Хантли перезвонить мне?
Звонка пришлось ждать минут десять. Чтобы как-то заполнить ожидание, Вера раскладывала по пакетам одеяла, только что вернувшиеся из чистки.
— Я хотела узнать, — сказала она миссис Хантли, — не у вас ли мисс Карпентер. Она вчера так и не появилась.
— Не появилась, говорите? Она уехала… дайте подумать… примерно без двадцати час. С собой у нее было два чемодана, а сундук она оставила здесь, чтобы я отослала его по новому адресу на Грин-Лейнс, дом пятьдесят два, в Кроутоне. Его только что забрали.
Вера почувствовала слабость в коленках, ей даже пришлось сесть.
— А вы не знаете, она собиралась к нам?
— Последнее, что она мне сказала перед уходом, — «… они меня не ждут так рано, миссис Хантли, но я уж все равно отправлюсь. Дома наверняка будет мистер Мэннинг, и я смогу с ним поболтать». Она сказала, что пойдет помедленней, потому что чемоданы очень тяжелые.
— Вы сказали, без двадцати час?
— Могло быть и без четверти, — ответила миссис Хантли.
— Значит, она должна была появиться здесь в два!
— Возможно, она передумала. Возможно, она прямо отправилась на Грин-Лейнс.
— Да, наверное, она так и сделала, — сказала Вера.
Но на Этель это непохоже. Написать письмо, договориться о приезде, всполошить всех, а затем просто не появиться — весьма нелюбезное поведение. А Этель, хоть и могла быть временами резкой, язвительной и несговорчивой, вовсе не была нелюбезной, или непунктуальной, или безалаберной. Она человек старой закалки. Вера не понимала, что могло случиться.
В пять часов, когда поток посетителей иссяк и лавки на Хай-стрит опустели, Вера оставила химчистку на попечение Дорис, своей помощницы, и села в автобус, который шел до Грин-Лейнс.
Номер пятьдесят два на вид был гораздо лучше, чем дом на Ланчестер-роуд. Он примыкал к соседнему вплотную, зато у него был двойной фасад с выступающим фронтоном, рядом — наполовину деревянный, наполовину кирпичный гараж, а впереди раскинулся большой сад с весьма затейливой альпийской горкой. Дверь открыла худая женщина средних лет, из-за ее спины выглядывали мальчик и девочка которые одинаково могли сойти и за ее детей, и за внуков.
— Не хотите ли войти? — сказала она, когда Вера представилась.
— Нет, не могу, муж будет беспокоиться, если я задержусь. — Раньше Стэнли никогда не беспокоился, если она опаздывала, но с тех пор, как умерла Мод, он стал до того внимательным и милым, что такая возможность теперь не казалась чересчур фантастичной, как когда-то. — Я только хотела узнать, нет ли здесь мисс Карпентер.
— Я не жду ее до понедельника, — сказала миссис Патерсон усталым голосом. — Она определенно сказала: в понедельник. Лишние хлопоты мне сейчас ни к чему. — По коридору у нее за спиной валялись игрушки, а из глубины дома доносились звуки, позволявшие предположить наличие голодной собаки с щенячьим выводком. — Дочери пришлось лечь в больницу и оставить детей на меня… а тут еще собака ощенилась… По правде говоря, если бы я знала, что будет столько забот, я бы отказалась от затеи сдавать комнату.
Вера беспомощно посмотрела на нее.
— Я думала, что найду ее у вас. Мисс Карпентер исчезла
— Уверена она еще объявится, — сказала миссис Патерсон. — Ну, если вы не хотите войти, тогда, быть может, вы простите, мне пора кормить всю эту ораву.
Стэнли ждал ее на крыльце — взволнованный муж, чему она не очень верила даже когда говорила с миссис Патерсон.
— Где ты была? Я беспокоился.
Вера сняла пальто. То, что он беспокоился о ней, доставило ей такое огромное удовольствие, что она с трудом сдержалась, чтобы не броситься ему на шею.
— Приходили из похоронного бюро, — сказал он. — Я договорился о кремации в четверг. Нам еще предстоит с тобой работенка писать приглашения всем родственникам. Погоди пока с чаем. У меня здесь бланк, который ты должна подписать.
Заполнять бланк было интересно, но немного страшно. Стэнли не очень понравился тот пункт, в котором заявителя спрашивали, есть ли у него причины подозревать нечестную игру или недосмотр. Еще меньше ему понравилось звонить доктору Моксли, чтобы узнать имя второго врача, хотя он и испытал облегчение, когда Моксли перезвонил ему и сказал, что все сделано и что второй доктор — это некто по имени Диплок. Имя Блейка не было упомянуто.
— Просто поставь здесь подпись, — сказал он, вкладывая в руку Веры авторучку.
Вера расписалась.
— О, Стэн, ты так все превосходно устроил. Я не могу выразить, какое это для меня облегчение, что ты снял все заботы с моих плеч.
— Все в порядке, — сказал Стэнли.
— Теперь единственное, что меня по-настоящему беспокоит — это тетушка Этель. — Вера вкратце рассказала ему о своем телефонном звонке и визите к миссис Патерсон. — Тебе не кажется, что нам следует обратиться в полицию?
Лицо Стэнли стало абсолютно белым.
— Полицию?
— Стэн, я должна. Быть может, она лежит где-нибудь мертвая.
Стэнли не сразу смог заговорить и прокашлялся.
— Полицию не интересуют пропавшие женщины.
— Только разве девушки или женщины, которые, по всей вероятности, убежали с мужчинами. Тетушке Этель семьдесят.
— Да. Понятно. — Стэнли быстро обдумывал варианты, жалея, что не сделал этого раньше. И именно теперь, когда все идет так хорошо… — Послушай, ничего не предпринимай до понедельника. Подождем, не появится ли она у миссис Патерсон. Тогда, если по-прежнему не будет от нее никаких вестей, сообщим в полицию. Ладно?
— Ладно, — с сомнением ответила Вера.
Весь день Джон Блэкмор провел как приклеенный на приставной лестнице у задней стены — он красил дом. Стоило ему уйти, чтобы выпить чаю, как вернулась домой Вера Стэнли заглянул в сарай, убедился, что торф не тронут. Затем он запер дверь, опустил ключ в карман брюк и прошелся по вересковому садику, где до сих пор оставалась незаполненной глубокая траншея, В холодных майских сумерках вереск казался алмазно-белым на фоне мягкого каштанового торфа «Белый вереск, — подумал он, — белый вереск на счастье».
Следующий день, воскресенье, был ясным и жарким. Вера достала из кладовки кусок говядины, понюхала его. Снова начинает портиться. Всегда одно и то же. Каждый раз в жаркую погоду лопатка купленная к воскресному обеду, портилась прежде, чем Вера успевала ее приготовить, и приходилось вымачивать мясо в соленой воде, чтобы отбить сладковатый запах.
— Теперь ты сможешь купить холодильник, — сказал Стэнли. Он увидел, что жена растерялась, не зная, что ответить, и небрежно потрепал ее по руке. Слезы навернулись на глаза Веры.
— Хочу пройтись и заодно купить газету, — сказал он. — По воскресеньям мне не хватает кроссворда
Уже много лет он не чувствовал себя таким счастливым и беззаботным. Все складывалось идеально. А что он совершил неправедного? Ничего. Было бы неприятно, если бы возникла необходимость… ну, в общем, задушить Мод, но обошлось без этого. Мод умерла по собственной вине. Теперь единственное, что осталось сделать, чтобы избежать неприятных вопросов, это нанести визит миссис Патерсон.
Он вскочил в автобус, ехавший в сторону Грин-Лейнс. Остановка была совсем рядом с домом, и через несколько минут Стэнли приветливо улы1бался миссис Патерсон, в которой он сразу разглядел усталую, замотанную бабушку неугомонных внуков. Такая наверняка будет только рада избавиться от лишних забот.
— Моя фамилия Смит, — сказал Стэнли. Громко выла собака, и ему пришлось почти кричать. — Меня просила зайти к вам мисс Этель Карпентер.
— О, вот как? — Обернувшись, миссис Патерсон завопила: — Гарри, отведи собаку в сад! Я не слышу уже собственного голоса! Недавно ко мне приходила одна женщина, — сказала она Стэнли, — и спрашивала о ней.
— Дело вот в чем. — Она теперь живет в моем доме. — У меня на прошлой неделе освободилась комната, знаете ли, и она приходила смотреть. — Но решила не сразу, что выбрать — мою или вашу.
— Ох, уж эти старушки! — сказала миссис Патерсон с явным облегчением.
— Да, хорошо, что вы понимаете. Она объявилась под вечер в пятницу и сказала, что в конце концов решила переселиться в мой дом. Я так понял, ей не хотелось самой вам признаваться, — Стэнли с неохотой нащупал в кармане пачку банкнот, которую забрал из сумки Этель, — и в то же время ей не хотелось вводить вас в расход. Она подумала, пять фунтов уладят это дело.
— Не стоило беспокоиться, — сказала миссис Патерсон, однако деньги взяла. — По правде говоря, я не жалею, что так получилось. Теперь в этой комнате сможет жить мой внук.
— Должны еще привезти сундук, — сказал Стэнли. — Она послала его по этому адресу. Я заеду за ним. — Интересно, спросит она его адрес? Нет, не спросила.
— Пусть это вас не волнует, я приму сундук. Спасибо, что заехали.
— Не за что, — сказал Стэнли.
В киоске на углу он купил газету и к тому времени, как автобус добрался до конца Ланчестер-роуд, успел разгадать половину кроссворда «Героиня, чистосердечие и искренность которой играют главную роль в известной пьесе». «КАНДИДА»[9], — подумал Стэнли, жалея, что не захватил с собою ручку. Действительно чудесно. Что они придумают в следующий раз? Хорошая это тренировка для ума кроссворды. Он шел по тропинке, насвистывая.
Джон Блэкмор простоял все воскресенье на лестнице, занимаясь окраской дома, и, как только Стэнли высовывал нос на задний двор, Блэкмор каждый раз приветствовал его взмахом кисти или замечанием, что дело потихоньку двигается. В восемь вечера было еще светло, и Блэкмор не собирался прекращать работу.
— Не волнуйся, если я завтра приду домой попозже, — сказала Вера, когда они отправились спать. — После работы я заеду к миссис Патерсон узнать, не объявилась ли тетушка Этель.
— Я тут подумал, — небрежно бросил Стэнли, — что нам надо бы переговорить с поверенным твоей матери.
— С этим можно обождать до похорон.
— О, конечно. Конечно, можно обождать, — сказал Стэнли.
Этой ночью он спал хорошо, а когда проснулся, Вера уже ушла. Внизу все было чисто и прибрано, Вера, как обычно, оставила ему завтрак на подносе: насыпала в тарелку кукурузных хлопьев, налила молока в чашку, вскипятила чайник. Машины Блэкмора не было видно — значит, ее хозяин уехал на работу. Стэнли испытал большое облегчение, а то он уже начинал опасаться, что сосед взял летний отпуск и собирался целиком посвятить две недели ремонту дома.
На веревке развевалось выстиранное миссис Блэкмор белье, но она продолжала сновать из дома во двор с прищепками и какими-то вещичками: то поправит подпорку под веревкой, то расправит простыни, закрутившиеся на резком ветру.
— Чудесный день для сушки белья!
— Угу! — сказал Стэнли.
— Надеюсь, жизнь у вас входит в обычную колею. Миссис Мэннинг приходит в себя потихоньку?
Стэнли кивнул, стараясь не смотреть в сторону сарая.
— Ну вот, сейчас прикреплю последнюю мелочь и отправлюсь к сестре.
Повеселев, Стэнли послонялся по садику. Выдернул из клумбы с розами пару длинных сорняков, но заниматься прополкой настроения не было, к тому же все его внимание поглотили вересковые заросли на торфяной подушке с зияющей траншеей посередине. Голос миссис Блэкмор заставил его вздрогнуть:
— А что вы хотите поместить в эту большую яму?
Лоб Стэнли покрылся испариной.
— Собираюсь засыпать ее торфом. Купил для этого целый центнер.
— Я так и думала, — сказала миссис Блэкмор. — Мы с Джоном увидели эту яму, и Джон сказал… — Она смущенно захихикала, прикусив язык. — Ну, неважно, что он сказал. А вы не хотите закопать несколько молодых картофелин в жестяной банке? Говорят, если так сделать, то вы сохраните молодой картофель до Рождества
— Это для торфа, — упрямо повторил Стэнли.
Он прекрасно понял, что сказал Блэкмор. Представил, как эти двое сплетничают, посмеиваясь, и Блэкмор говорит: «Наверное, это для миссис Кинауэй, чтобы сэкономить на похоронах».
Стэнли отошел к границе с Макдональдами. Миссис Макдональд, чей муж устроился в жизни получше, чем Блэкмор, развешивала выстиранное белье на лесках раздвижной сушилки. Она тоже взглянула на него, обрадовавшись возможности посудачить, но Стэнли ограничился простым кивком.
Женщины начали дружески переговариваться громкими голосами через разделявшую их лужайку. Стэнли вернулся в дом и дорешал кроссворд.
Наконец ему повезло: обе соседки отправились по делам. Со своего наблюдательного пункта за пианино в гостиной Стэнли увидел, как миссис Макдональд вышла из дома с корзинкой на колесиках и подождала у калитки миссис Блэкмор. Дверь в доме Блэкморов с шумом захлопнулась, и миссис Блэкмор, разодевшаяся на выход в летний розовый пиджак и цветную шляпку, торопливо подошла к своей подруге и что-то ей прошептала Обе пристально посмотрели на дом Стэнли. «Опять поливают меня грязью», — подумал он, следя за тем, как женщины направились к автобусной остановке.
Когда они скрылись из виду, он поднялся наверх и из спальни, в которой когда-то жила Мод, окинул взглядом окружающие дворы. Там развевалось, трепыхалось и раздувалось на ветру выстиранное белье. Простыни были белоснежно-белыми, белее и аккуратнее, чем рваные облака, проносившиеся над колыхающимися веревками, и весь этот белоснежный вихрь так заворожил Стэнли, что он готов был стоять и смотреть не отрываясь, пока не уснет. Его словно придавил многопудовый груз нежелания делать то, что ему предстояло. До сих пор все проходило тайно. Сейчас он должен действовать в открытую, у всех на виду (хотя в двориках, из которых его могли бы заметить, не было ни души), а кроме того, то, что он собирался предпринять, было, наверное, первым действительно незаконным и наказуемым делом. Но его нужно было завершить, и не медля, пока не вернулась из магазинов миссис Макдональд.
Оба соседских дома были пусты. Стэнли не сомневался в этом. Блэкморы были бездетны, а двое подростков Макдональдов отправились в школу. Но все равно Стэнли ужасно раздражало, что придется работать под самым окном спальни Макдональдов, которое уставилось на него пустым глазом. И вообще, что они себе воображали, эти Макдональды, когда сооружали пристройку позади своего дома, которая нагло выпирает и заглядывает окнами прямо в его двор? Он бы мог их привлечь к ответу за нарушение «исконного права на свет»[10] или как там это называется, только у него никогда не было денег на адвоката… Черт бы побрал это слепое, закрытое, незашторенное окно! В доме никого нет, никого нет, уговаривал он себя, когда открывал сарай и отбрасывал торф руками.
Ветер взметнул легкое, как перо, облачко, припудрив одежду и руки Стэнли коричневой пылью. Для начала он вытащил чемоданы и, осторожно выглянув наружу и убедившись, что его никто не видит, отволок их к траншее и опустил на самое дно. Они заняли больше места чем он предполагал, так что на мешок с телом Мод осталось не больше фута
Тело Мод… До сих пор Стэнли мучили то усталость, то вялость и страх, но не тошнота. Сейчас к его горлу подступил тошнотворный комок. Он слегка забросал чемоданы торфом, стараясь глубоко дышать. Тошнота чуть уменьшилась.
Собрав всю свою решительность, Стэнли вернулся в старый сарай и взялся за мешок. Пальцы, скользкие от пота никак не могли ухватиться за толстый зеленый пластик. Если бы его кто увидел, сразу бы понял, что в мешке что угодно, только не мягкий и бесформенный торф, но никто ничего не видел. На Стэнли смотрели только птица, сидевшая на ветке спиреи, и черный незрячий глаз макдональдского окна.
Если бы только наступила тишина… Простыни хлестали, шлепали и щелкали друг о друга, то наполняясь воздухом от ветра то вновь опадая. Стэнли окружал хор непоседливых шумных призраков. Но простыни не казались ему бесплотными, ему чудилась целая толпа идиотов, белых соглядатаев, которые зубоскалили и посмеивались над каждым его движением.
Заключенное в блестящий зеленый скользкий кокон тело Мод подпрыгивало и тряслось по бетонной дорожке. Стэнли пришлось тащить его волоком, так как поднять такую тяжесть ему было не по силам. Мертвый груз, подумал он… Нужно справиться с тошнотой.
Самый худший момент настал, когда Стэнли принялся укладывать тело в яму на чемоданы. Он надеялся, что не придется касаться Мод, но потом понял, что это невозможно. Сквозь холодные сырые складки пластика прощупывалась мертвая плоть — ледяная и окаменевшая. Стэнли услышал, как из его груди вырвался сдавленный хрип ужаса. Верхушка мешка пришлась почти вровень с краем ямы. Стэнли опустился на колени и стал вдавливать мешок руками. Он и не предполагал, что у него хватит сил подняться, но наконец он встал, пошатываясь. Негнущимися руками, с которых пот лил в три ручья, Стэнли взял лопату и раз за разом наполнил ведро торфом.
Когда операция завершилась, образовавшийся в результате холм походил на то, чем, в сущности, он и был — на могилу. Стэнли разровнял землю, небрежно воткнул несколько веток вереска в пыльно-коричневую массу; и тут его вконец одолела тошнота. Он распластался на земле, раскинув руки, и его скрутило судорогой.
— Что случилось, мистер Мэннинг, с вами все в порядке?
Стэнли показалось, будто миссис Макдональд стоит прямо у него за спиной. Он дернулся и привалился к торфяному холму. Она была в десяти ярдах, с любопытством уставилась на него из-за ограды, простыни на ее сушилке трепыхались и щелкали под мерный скрип металлического стержня. «Привидения на карусели», — ни с того ни с сего подумал Стэнли.
— Я вернулась из магазина и увидела вас на земле. Что с вами приключилось?
— Съел что-то не то… — пробормотал Стэнли и, шатаясь, побрел к дому. Его лицо и руки были измазаны торфяной пылью.
Когда Вера уходила от миссис Патерсон, ей казалось, что с души у нее сняли тяжкий груз. Но к облегчению примешивалось раздражение. Как могла тетушка Этель быть такой эгоистичной? Написала Мод, пообещала приехать на уик-энд, даже указала точное время, а потом взяла и передумала, и что еще хуже, сняла комнату у миссис Патерсон и опять же передумала Что ж, тетушке очень повезло, подумала Вера, встретить такого терпеливого и покладистого человека, как миссис Гатерсон. Не каждая квартирная хозяйка удовлетворилась бы пятью фунтами после столь эксцентричной выходки. Жаль, конечно, что она не сообразила узнать у этого мистера Смита его адрес. Все же, если Этель предпочитает вести себя так бесцеремонно, то даже хорошо, что с ней не пришлось иметь дела. Пусть теперь поднимает шум, никто не сообщил ей о смерти Мод и не пригласил на похороны. А как можно с ней связаться, когда она сама затеяла эти глупые прятки? Пока Вера отпирала калитку, подошла миссис Макдональд.
— Ваш муж уже оправился от приступа?
— Приступа?
— Вы разве его еще не видели? О, мне совсем е хотелось вас расстраивать, правда
— Да скажите же, что произошло, миссис Макдональд?
— О, ничего страшного. Просто, когда я вернулась из магазина сегодня утром, бедный мистер Мэннинг лежал на земле среди своего вереска. Ему было плохо.
— Но что же случилось?
— Что-то не то съел, как он сказал. Мой сын, Майкл, сегодня не пошел в школу из-за больного горла. Он наблюдал из окна спальни за работой мистера Мэннинга и видел, как он упал.
Вера поспешила в дом, ожидая увидеть Стэнли ничком на диване, но он сидел в кресле, сосредоточившись на своем ежегоднике кроссвордов, и у него был обычный, здоровый вид, хотя и желтоватый цвет лица. Лучше ничего ему не говорить о том, что она услышала. Стэнли ненавидел, когда за ним шпионили соседи. Вместо этого она рассказала ему о своем разговоре с миссис Патерсон.
— Я же говорил, все будет в порядке, — сказал Стэнли.
— Да, дорогой. Я была очень глупой. Самое лучшее — позабыть о тетушке Этель и ее чудачествах. Хочешь кусочек бифштекса?
— Угу, — сказал Стэнли, больше не обращая на нее никакого внимания.
Вера вздохнула. Конечно, ему выпали напряженные дни, ведь мама умерла у него прямо на глазах, но если бы он только иногда, хоть изредка, поговорил с ней по-хорошему или поблагодарил ее за то, что она делает для него, или дал ей понять взглядом или улыбкой, что все еще любит ее. Хотя, наверное, этого нельзя ожидать после двадцати лет. Вера поела молча. Ей многое хотелось обсудить с мужем, но какой может быть разговор с человеком, который уткнулся в толстую книгу? Она убрала со стола, Стэнли нетерпеливо отодвинулся, но даже не взглянул, когда она забирала его тарелку. Затем она поднялась в комнату, которая раньше принадлежала Мод.
Вера села перед туалетным столиком, но прежде, чем выдвинуть ящик, где хранились бумаги Мод, она поймала в зеркале свое отражение и снова вздохнула. Дело не в том, что не хватало денег, не хватало времени… Она опасливо подумала, что скажет Стэнли, если она заговорит с ним о том, что хочет оставить работу. Потом, отведя взгляд, она открыла средний ящик и выложила его содержимое на кровать.
Сверху оказалась пачка писем от Этель Карпентер. Под ней чековая книжка Мод, свидетельство о рождении, свидетельство о браке. Верино свидетельство о крещении. Неприятная обязанность, но ее нужно выполнить, и как можно скорее. День быстро шел на убыль, в комнате сгущались тени, и только документы в ее руках ярко белели.
Было там и письмо из адвокатской конторы «Финбоу и Крейг», Хай-стрит, Кроутон. «Уважаемая госпожа, мистер Финбоу готов принять Вас, чтобы обсудить вопрос о Ваших последних распоряжениях…» После похорон, решила Вера, она тоже попросит встречи с мистером Финбоу.
Вслед за документами она нашла плоскую шкатулку, полную брошек, цепочек и сувенирных безделушек. Ей ничего не приглянулось — наверное, себе она оставит только эту камею-медальон с фотографией родителей, а остальное можно будет раздать родственникам, которые соберутся в четверг.
Затем настала очередь семейного альбома, обтянутого красной кожей. На первой странице была свадебная фотография родителей — Джордж, высокий и неловкий в визитке, взятой напрокат. Мод, в белом крепдешиновом платье до колен, решительно держит его за руку. Затем пошли ее собственные детские фотографии. Мод сделала ко всем подписи аккуратным, четким почерком: Вера в возрасте одного года, Вера делает первые шаги; затем более поздние фотографии, когда ей было пять или шесть; Вера знакомится с тетушкой Этель, Вера на пляже в Брейминстер-он-Си.
«Добрый старый Брей!» Это был заголовок к следующим двум страницам. Мод всегда так называла этот приморский курорт, от души считая его своей собственностью. Добрый старый Брей! На снимке, сделанном местным фотографом, Этель Карпентер в шляпке тридцать восьмого года и шелковом платье идет по пляжу, держа за руку десятилетнюю Веру. А на следующем снимке — Мод в очках от солнца и Джордж с завязанным узлами носовым платком на лысеющей голове, чтобы не напекло солнце.
Еще и еще снимки Брея… 1946-й, война кончилась, Вера выросла, хорошенькая восемнадцатилетняя девушка с длинными локонами, ярко-красными губами, которые на фотографии получились черными и блестящими. Через два года после появления «нового облика»[11]. Короткий льняной жакетик с широкой баской, длинная юбка-клеш. Неужели она и вправду носила туфли на ремешках с каблуками в четыре дюйма? Джеймс Хортон держит ее за руку и что-то шепчет солнечным днем на фоне яркого моря. Джеймс Хортон. А если представить, что это он внизу, ее муж, Джеймс, который слегка приболел, а она за ним ухаживает — улыбнулся бы ей он, поблагодарил бы, подставил лицо для поцелуя?
Фотографии Стэнли в альбоме не было, даже свадебной. Совсем стемнело, и Вера закрыла альбом. Она склонила голову и тихо заплакала, ее слезы капали на старый переплет из красной кожи.
— Что ты здесь делаешь в темноте?
Вера повернулась к Стэнли, который вошел в комнату, и, думая, что услышала в голосе мужа крошечный намек на нежность или заботу, она притянула к себе его руку и прижалась к ней щекой.
Стоя со склоненной головой между братом Джорджа Кинауэя, Уолтером, и сестрой Мод, Луизой, Стэнли смотрел, как гроб медленно движется от позолоченного экрана к ожидавшему его огню. Викарий призвал всех помолиться в последний раз, и, пока Вера тихо плакала, Стэнли наклонил голову еще ниже, изучая собственные ботинки.
— От Этель Карпентер, как я вижу, ничего, — сказала тетя Луиза, когда они на мощеном дворике рассматривали цветы. — Должна сказать, я ожидала встретить ее здесь. Вот это — от меня и дяди Тома, Стэнли. Венки нынче так дороги, а все равно пропадут зря, не так ли? Вот мы и подумали, что букет будет мило смотреться.
— Букетик, — уточнил Стэнли.
Макдональды были в своем репертуаре: прислали огромный крест из лилий. Стэнли не сомневался, что сделано это специально, рядом с их подношением цветы от родственников померкли.
Все расселись по такси и вернулись на Ланчестер-роуд. Стэнли еле сдержался при виде того, как миссис Блэкмор набросилась на херес и сэндвичи с ветчиной. У них даже не хватило приличия прислать цветы. С благочестиво постным лицом он отмел все попытки миссис Блэкмор узнать, сколько оставила Мод, но, как только гости разошлись, позвонил в контору «Финбоу и Крейг».
— Не слишком ли поспешно? — засомневалась Вера, когда узнала, что встреча назначена на следующий день.
— Завтра или на будущей неделе, какая разница?
— Хорошо бы покончить с делами. Это были хорошие похороны.
— Прекрасные, — искренне сказал Стэнли. Он даже не мог припомнить случая, чтобы съезд всех родственничков доставил ему такое удовольствие, если бы ему не нужно было решать задачу, как забрать сундук…
— Знаешь, любимый, — сказала Вера, — а мы ведь много лет не отдыхали. Когда все уладится, почему бы нам не съездить на недельку в добрый старый Брей?
— Поезжай сама, — сказал Стэнли. — Мне предстоит заняться кое-каким делом.
— Ты хочешь сказать, что получил работу?
— Кое-что наклевывается.
Стэнли холодно отвернулся. Ему наплевать на мечтательно-ободряющий взгляд Веры. Только и думает, что о работе. Совсем не умеет мыслить масштабно, вот в чем ее беда. Стэнли налил себе остатки хереса и начал размышлять о Пилбиме.
Сказав жене, что наклевывается работа Стэнли явно погрешил против истины. Работа не наклевывалась, она давным-давно проклюнулась, хотя особенно гордиться нечем. Он взялся за нее потому, что получил возможность более или менее свободно пользоваться фургончиком. Владельцу цветочного магазина из Старой Деревни понадобился водитель и разносчик. За день до похорон Стэнли прошелся до Старой Деревни, последних остатков селения, существовавшего на этом месте до того, как Лондон выполз на зеленые поля, и нанялся на работу, получив разрешение начать со следующего понедельника
В восторге от того, что все так складывается, он прогулялся по зеленой деревушке и, присев на ступени военного мемориала (Dulce et decorum est pro patria mori) [12], закурил сигарету.
Для человека, чьи надежды почти осуществились, нет более приятного занятия, чем помечтать о том, что он сделает с деньгами, когда их получит. Одно счастливое видение сменяло другое: машина, одежда, роскошная выпивка и прочее, но в то же время Стэнли не питал иллюзий, что сможет прожить остаток жизни на двадцать тысяч фунтов. Теперь он слишком большой человек, чтобы работать на других, разве что возьмется за составление кроссвордов. Но это позже, это, возможно, станет его побочным занятием. А для начала, думал Стэнли, предпочтительно заняться бизнесом, и то, что он увидел перед собой, перейдя дорогу и ступив на мостовую, натолкнуло его на мысль, чем именно заняться, что было бы выгодно и соответствовало его новому положению человека со средствами — завести лавку. В конце концов, старый меланхолик Кинауэй неплохо преуспел в этой области, совсем неплохо, а то, что мог Джордж Кинауэй, для Стэнли — плевое дело.
Он увидел сквозь ряд старых деревьев несколько магазинчиков со смешными покосившимися фронтонами эпохи Тюдоров. Там был художественный салон с выставленными абстрактными картинами, кукольный магазинчик, индийская лавка с национальными украшениями, за ней — перед букинистическим магазином — свободная лавчонка с заколоченной досками дверью и надписью в окне: «Сдается внаем».
Возле магазина, прижав нос к грязному, захватанному пальцами стеклу, стоял толстый человечек. Не переставая насвистывать, Стэнли тоже остановился и уставился внутрь темной пыльной комнаты, заваленной картонными ящиками. Незнакомец тяжело вздохнул.
— Чудесный день, — весело сказал Стэнли.
— В самом деле? — Собеседник повернулся к нему, и Стэнли увидел курносое детское лицо под редкими бесцветными волосами. Незнакомец курил сигарету, которую явно скрутил сам, и, когда он поднес руку ко рту, Стэнли заметил, что у него не хватает фаланги указательного пальца, заканчивавшегося мозолистым наростом вместо ногтя. Палец напомнил ему итальянскую сосиску. — Наверное, для кого-то неплох.
Стэнли ухмыльнулся.
— Что с тобой, дружище? Выиграл в пульку?
— Почти, — скромно ответил Стэнли. Незнакомец с минуту помолчал, затем произнес несколько мрачно:
— Я столяр по профессии, столяр и краснодеревщик. Тридцать лет отработал, а фирма возьми да и прогори.
— Не повезло.
— Это место… — он постучал по стеклу, — могло бы стать золотым дном в умелых руках.
— Каким именно золотым дном? — осторожно поинтересовался Стэнли.
— Антиквариат, — выпалил незнакомец, брызнув слюной на Стэнли. — То, чего я не знаю об антиквариате… — плевок, лопотание, фырканье… — уместится на почтовой марке. — Он слегка отпрянул от Стэнли и стал в позу оратора — Схема такая, — продолжал он, — покупаешь пару кресел, скажем, подлинный хепплуайт [13], и делаешь — или я делаю — еще дюжину, вставляя в них кусочки двух подлинных. Ясна картина? Потом продаешь все скопом как хепплуайт. Кто узнает? Понадобился бы лучший эксперт, уверяю тебя. Или стол. Инкрустированная столешница, года примерно тысяча восемьсот десятого, — приделай к ней ножки, и дело в шляпе.
— А откуда взять эту столешницу?
— Пойти по домам. Здесь в округе. По дороге на Барнет и дальше, Большой Хадем и все деревни вокруг. У некоторых старушек по чердакам рассованы настоящие сокровища.
— А кто это купит?
— Ты шутишь. В Кроутоне до сих пор нет ни одной антикварной лавки. Зато здесь попадаются люди, у которых столько капусты, что они не знают, что с ней делать. Старинные вещи — дело верное. А ты разве не знал? Все, что нужно — это капитал.
— Я, возможно, получу кое-какой капиталец, — осторожно сказал Стэнли.
Курносый нос сморщился.
— Пойдем, пропустим по стаканчику, дружище. Меня зовут Пилбим, Харри Пилбим.
— Стэнли Мэннинг.
Пилбим заплатил за две порции, и они поговорили немного. Когда настала очередь Стэнли заказать выпивку, он извинился, сославшись на деловую встречу, но они договорились увидеться в следующую среду, когда Стэнли, по его словам, сумеет прозондировать почву.
Пока что у него не возникло желания тратиться на Пилбима, да и за виски нынче дерут три шкуры. Конечно, у него еще осталась почти вся пачка из сумочки Этель Карпентер, но именно эти деньги ему не хотелось расходовать.
Оставшись в одиночестве на следующее утро после похорон, он вынул купюры из кармана и принялся разглядывать. От них шел сильный фиалковый запах. По сравнению с тем, что плывет ему в руки, это капля в море. Запах лишил его душевного равновесия, и он подумал, что самое умное — это сжечь банкноты, но не мог заставить себя уничтожить деньги. Большого вреда не будет, если подержать их у себя недельку-другую. Он поднялся наверх и из книжного шкафа в спальне вынул сборник кроссвордов за 1954 год затем разложил деньги Этель между страницами и вернул книгу наместо в шкаф.
В эту минуту, представил он, глядя на старый металлический будильник, Вера уже в конторе у поверенного. Тут Стэнли почти совсем решился войти в дело с Харри Пилбимом, и ведь лучше отправиться в следующую среду в пивную богатым человеком, а не просто возможным наследником.
— Завещание вашей матери очень простое, миссис Мэннинг, — сказал мистер Финбоу. — Я не понимаю, что вы подразумеваете под условием.
Вера не знала, как объяснить. Все это звучало довольно странно. Она попыталась выпутаться.
— Моя мать… э-э… сказала, что изменила завещание… ну, тогда еще, в марте. Она сказала что деньги достанутся мне только в том случае… о, Господи, как это ужасно звучит… если она умрет от удара а не от чего-либо другого.
Брови мистера Финбоу поползли вверх. Вера предвидела такую реакцию.
— Ничего подобного в завещании нет. Миссис Кинауэй составила свое завещание четырнадцатого марта и, насколько я знаю, это было единственное завещание, которое она когда-либо подписывала.
— Понятно. Должно быть, она… ну, в общем, пошутила. Она действительно нас уверила что… Это было ужасно.
— Такое условие было бы совершенно против правил, миссис Мэннинг, и вряд ли законно.
«Какого теперь он будет обо мне мнения, — подумала Вера — раз мать боялась за свою жизнь, живя с единственной дочерью?» Мод поступила жестоко, подвергнув ее такому конфузу.
— Как бы там ни было, завещание здесь, у меня, — сказал мистер Финбоу. Он открыл ящик стола и вынул конверт. — Все состояние покойной миссис Кинауэй безоговорочно переходит к вам, как к единственной наследнице. При таких обстоятельствах она могла бы вообще не писать завещания, разве только, чтобы не возникли проблемы из-за его отсутствия, апробирование в суде и так далее. Если бы она пережила вас, то состояние следовало бы поделить поровну между миссис Луизой Блисс, ее сестрой, и мисс Этель Карпентер. Состояние составляет… минутку… приблизительно двадцать две тысячи фунтов. В настоящее время почти вся сумма вложена в акции.
— Когда я смогу?..
— Довольно скоро, миссис Мэннинг. Через неделю-другую. Если вы пожелаете продать акции, я лично вручу вам чек. Конечно, если вам сейчас понадобится какое-то количество наличных, сто-двести фунтов вам легко могут быть предоставлены.
— Нет, спасибо, — сказала Вера.
— Неделя-другая? — задумчиво переспросил Стэнли, когда Вера вернулась домой. — Так я и думал. Все идет как по маслу.
Он криво улыбнулся сам себе, припомнив, как обдурила их Мод, или почти обдурила, с этим своим условием к завещанию. Впрочем, это уже не важно. В целом все шло прекрасно.
Фургончик был зеленый, с одной стороны — одноцветный, с другой — разрисованный венками из роз. Стэнли припарковал его к обочине, развернув одноцветной стороной к окнам миссис Патерсон и, сбросив букеты цветов на пол, так, чтобы их нельзя было разглядеть из окон, постучался в дверь.
Как только миссис Патерсон вышла на стук, он увидел в коридоре позади нее сундук.
— Мистер Смит, а я уж думала, что не дождусь вас.
— Никак не мог вырваться раньше, — сказал Стэнли.
— Я могу позвать зятя, чтобы он вам помог.
И увидел цветы, которые Стэнли должен был развезти?
— Я сам справлюсь, — сказал Стэнли.
Сколько тяжестей пришлось перетаскать за последние дни! Если так и дальше пойдет, недолго и надорваться.
— Можно поставить сундук на коляску моего внука и отвезти.
К радости Стэнли, миссис Патерсон не пошла за ним по тропинке, когда он покатил ветхий сундук к фургончику. К тому же она оказалась не очень любопытной: не стала спрашивать адрес и не посмотрела вслед отъезжавшему фургону.
Он свернул в узкий мощеный переулок, соединявший Старую Деревню с кроутонской Хай-стрит, припарковал фургон, заехав на край тротуара. Затем, убедившись, что за ним никто не следит, он вскарабкался внутрь фургона и поинтересовался содержимым сундука Этель Карпентер.
Деревянный сундук был выкрашен черной краской. Стэнли решил, что ему, наверное, лет сто. Должно быть, с этой поклажей Этель переезжала из одного дома в другой, когда служила в прислугах. Сундук был заперт, хотя иначе и быть не могло. Но Стэнли не собирался избавляться от него, не познакомившись с содержимым, поэтому достал из сумки с инструментами молоток, гаечный ключ и занялся замком.
После десяти минут возни с инструментами Стэнли наконец добился своего. Он открыл крышку и заглянул внутрь. Поверх зимней одежды лежала картонная коробка, в которой обычно продают почтовую бумагу В этой коробке тоже была почтовая бумага, только уже исписанная. Стэнли, прищурившись, читал письма Мод к ее лучшей подруге. Как он и подозревал, в них было полно унизительнейших замечаний в его адрес. Вот бы вышло славно, если бы они попали в чужие руки. Самое лучшее — сжечь. Стэнли скомкал письма и сунул их в карман.
Больше там ничего интересного не было, если не считать их с Верой свадебной фотографии и еще одного снимка Джорджа Кинауэя. На обороте было написано: «Это и твое кольцо — вот и все, что у меня от тебя осталось». Стэнли убрал снимок в карман, туда же, куда и письма, а затем внимательно осмотрел одежду, нет ли там меток с именем Этель. Меток не оказалось, но, роясь среди шерстяных вещей, пахнувших камфорой, он наткнулся на что-то твердое и холодное.
На дне сундука лежало несколько небольших свертков в мягкой бумаге. Холодным предметом, до которого он дотронулся, оказался локоть фарфоровой фигурки, прорвавший обертку. Он развернул ее и увидел пастушку с посохом и черной овечкой. В волнении разорвав бумагу, он достал одно за другим старинные часы, вазу для сухих цветов и серебряный кувшинчик-сливочник. С дальним прицелом на пустующую лавку Стэнли завернул все эти вещи в «Дейли телеграф».
Берега канала были укреплены желтым кирпичом, рядом с которым вяло плескалась грязновато-желтая вода. У ворот шлюза стояли две баржи, а вдоль берега прогуливалась женщина с маленькой собачкой на поводке. В саду возле домика смотрителя шлюза играли двое детей, и Стэнли сразу понял, что сейчас избавиться от сундука невозможно.
Он вернулся в цветочный магазин и отдал хозяину фиктивный заказ на букет весенних цветов, который нужно было доставить на другой конец Кроутона к десяти часам вечера. Хозяин долго ворчал, но повеселел, когда Стэнли сказал, что сам отвезет цветы. Стэнли не хотел, чтобы хозяин отправил счет несуществующим людям, и поэтому с большой неохотой решил сам заплатить за заказ из денег, оставшихся от пособия.
Пока он пил чай, фургончик стоял припаркованный около дома. Внутри по-прежнему находился сундук, но газетный сверток Стэнли принес в дом. Он спрятал сокровища Этель Карпентер в самый дальний угол своего гардероба, а письма и фотографии сжег в камине спальни.
Дождь шел весь день с перерывами, но сейчас зарядил основательно, звонко барабаня по окнам. Вера задернула шторы, зажгла свет и приготовила конверты и бумагу. Затем она села и беспомощно уставилась на лист перед собой. Какая же она дура! С утра до вечера только и думает об отпуске, а даже понятия не имеет, что нужно сделать, чтобы поселиться в отеле Брейминстера. Да и вообще, как люди узнают об отелях? Вере никогда не доводилось жить ни в одном из них.
Это как раз то, с горечью подумала она, о чем знают все, кроме нее. Жизнь у нее была тяжелой, но прожила она ее, как рак в скорлупе, и теперь поняла, что, хотя ей уже сорок два, она не представляет, как подступиться к делу, с которым легко справится любой. «Предположим, мне нужно заказать обед в ресторане или купить билеты в театр, заказать билеты на самолет или приобрести машину, — размышляла Вера. — Я бы не знала, с чего начинать. Совсем как ребенок».
У других людей были путеводители, рекламные проспекты. Они писали письма или звонили по телефону. Вера не сомневалась, что ей никогда не хватит смелости позвонить в отель. Все это уже ни к чему, она теперь слишком стара и слишком устала.
Если только… Конечно! Почему она об этом раньше не подумала? Ей же известен один пансион в Брее, заведение миссис Хортон.
Последний раз она там жила более двадцати лет тому назад. Тогда миссис Хортон показалась ей старухой, но на самом деле лет ей было меньше, чем Вере сейчас. А это значит, что сейчас миссис Хортон нет и шестидесяти. Джеймс, конечно, больше не живет со своей тетушкой, так что можно не бояться ни встречи, ни его вытянувшегося лица, когда он увидит, как она изменилась. Джеймс, наверное, где-то далеко…
Немного успокоившись, Вера принялась писать письмо.
Из-за дождя движение на дорогах почти прекратилось, но Стэнли продолжал упрямо ехать, окатывая тротуар фонтанами брызг. И все же он полз как черепаха, потому что «дворники» не справлялись с потоками воды, заливавшими стекло, и он почти ничего не видел.
Потоп, подумал он, вот что это такое. Недурное словечко для кроссворда. А какое подобрать определение? «Библейское наводнение»? Неплохо.
— Палиндром из пяти букв, — громко произнес он, словно объясняя какому-то новичку.
Вот какую работу он действительно любил — составлять кроссворды. И может быть, когда бизнес наладится и у него появится много свободного времени, он сумеет заполучить такое место, ведь когда говорят деньги, все молчат. С деньгами можно открыть любую дверь, можно всего добиться.
Погода была как по заказу. На улицах ни души, можно подумать — наступает конец света Он медленно подъехал к шлюзу и увидел, что окна в доме смотрителя зашторены наглухо. Дождь колотил безжалостно, превращаясь вдалеке в густую клубящуюся завесу.
Сегодня ни одна старая кочерыга не вышла прогуляться с собачкой. По ту сторону шлюза причалили две пустые баржи, их корпуса быстро наполнялись водой. Вода в канале уже начала подниматься. Желтая пенящаяся вода, казалось, тянется вверх к дождю, который обрушивался на нее с шумом, похожим на гул дрожащего стального листа
Стэнли никогда раньше не видел канал таким, как сейчас. Обычно, по крайней мере днем, тут полно барж, ребятишек с удочками, прогуливались частенько владельцы собак со своими питомцами. Канал вился среди пустырей, замусоренных, бросовых, с редкими чахлыми деревцами, и был жалким подобием настоящего водного пути. Вместо лесов и свежих деревенских пейзажей по его берегам виднелись только задворки двух или трех слившихся пригородов с их недостроенными фабриками и полуразрушенными складами.
Но сегодня все это поглотил дождь. Стэнли не мог различить ни одного ясного силуэта дома, только отдельные группки огоньков, отделенные друг от друга черными неосвещенными массивами фабричных зданий. И неожиданно из-за дождя и редких пятен света все вокруг приобрело почти сельский вид, поэтому Стэнли вновь вспомнил свой старый дом, где, если идти ночью вдоль берега реки, от воды поднимается густой туман, а вся деревня превращается в крошечные яркие точки, сверкающие между пологими холмами.
Им вновь овладел легкий приступ ностальгии пополам с раздражением, пока он еле-еле тащился вдоль тропинки, морщась каждый раз, когда колеса погружались в выбоины с грязной водой.
Отъехав подальше от дома смотрителя, Стэнли выключил ближний свет и продолжал двигаться в темноте, чутко прислушиваясь к каналу, который плескался и журчал слева от него. На какое-то мгновение он представил, что едет вдоль реки, но если бы, внизу и в самом деле текла его река, то сейчас он доехал бы до изгиба, где нужно брать резко влево. Потом, после нескольких ярдов, холмы расступились бы и показались мигающие огоньки деревни. Но это был не Стаур, а Кроутонский канал, и сейчас не время предаваться подобным фантазиям. Еще не хватало, чтобы он свалил фургон в воду вместе с сундуком тетушки Этель.
Стэнли дал задний ход, подъехал почти к самому берегу и распахнул дверь фургончика. Кляня слепящие струи дождя, он перебрался через сиденье водителя и принялся выталкивать сундук. Сундук медленно скользил по резиновому коврику. Стэнли схватил букет цветов, швырнул его на пассажирское кресло. Последнее усилие… Он толкнул, упираясь ногами в приборный щиток.
Сундук неожиданно вывалился, ударился один раз о каменную кладку канала и рухнул в воду с сильным всплеском. Стоя на коленях в распахнутых дверях, Стэнли не успел отпрянуть, и вода настигла его высокой волной, окатив с головы до ног. В сердцах Стэнли выругался.
1По воде пошли большие круги. Промокнув до костей, Стэнли не беспокоился о плаще, а присел на корточках на парапете и глянул вниз. Затем закатал уже промокший рукав, опустил руку в воду. Но нащупать крышку сундука так и не сумел, хотя и тянулся изо всех сил, чуть не свалившись в воду. «Хорошо, — подумал он, вставая, — еще одно дело сделано».
Отослав письмо, Вера подумала, что поступила довольно глупо. Двадцать лет — большой срок, миссис Хортон наверняка куда-нибудь переехала. Но в середине недели пришло письмо с почтовой маркой Брейминстера. Ожидая ответ, если Вера и дозволяла себе на что-то надеяться, она предполагала, что получит длинное сумбурное письмо, полное воспоминаний и местных новостей, но миссис Хортон написала официально, просто сообщив, что будет рада видеть миссис Мэннинг и оставит для нее хорошую комнату с видом на море.
Указанная цена была вполне Вере по средствам. Она получит отпускные и небольшую премию, которую хозяева химчисток выдавали своим работникам перед летним отпуском. О Стэнли тоже беспокоиться не приходилось, он прекрасно устроился на новой работе и во время отсутствия жены сможет жить на зарплату.
— Придет время забирать чек от «Финбоу и Крейг», а тебя как раз нет, — проворчал он, когда услышал, что с отпуском уже все решено.
— Мистер Финбоу сказал, «неделя-другая», дорогой, а две недели как раз кончатся, когда я вернусь.
Она с любовью улыбнулась ему, вспомнив прекрасный и совершенно неожиданный подарок, букет цветов, который он принес в тот дождливый вечер, когда ему пришлось задержаться на работе. Если бы только он мог с ней поехать…
— Я отвезу тебя утром на вокзал, если хочешь.
— Как мило, дорогой.
— Через неделю после твоего возвращения у меня будет собственная машина.
— Все, что захочешь, Стэн. А себе я куплю стиральную машину и, наверное, холодильник.
— Совсем не обязательно терять голову, — холодно заметил Стэнли и вписал последнее слово в кроссворд: «ОПАЛ» — «неприятность с бисквитом у неопытной кухарки или камень».
— Надеюсь, ты справишься один с хозяйством.
— Без проблем, — сказал Стэнли.
Оставшись один в доме, Стэнли критически оценил положение дел и поздравил себя с тем, как отлично справился с задачей. Все прошло без сучка, без задоринки. Мод спокойно лежит в земле, на ее могиле уже начинает расцветать вереск. Возможно, через несколько месяцев он построит на этом месте гараж. Нужно же где-то держать «ягуар». Этель Карпентер превратилась в горстку серого пепла и мирно покоится в урне на каминной полке в гостиной, между свадебной фотографией и обнаженной фигуркой девушки. Сундук с одеждой — на дне канала а «предметы искусства», которые он спас, запрятаны в гардероб подальше, и ждут того времени, когда попадут на прилавок магазина который они с Пилбимом откроют в скором времени.
Он встретился с Пилбимом в тот день, когда и договорились, и отметил встречу с новым партнером. Пилбим заметно поубавил любезности, когда Стэнли признался, что в настоящее время не имеет доступа к капиталу. Но Стэнли решил, что он сумел погасить сомнения своего будущего компаньона. Едва Вера вернется, Финбоу сам принесет добычу в зубах — все дело десяти дней, не больше — и он сможет представить Пилбиму конкретное доказательство своего благосостояния.
Да дела шли превосходно.
Стэнли посетил Старую Деревню, сообщил Цветочнику, что работа все-таки его не устраивает, и, не обращая ни малейшего внимания на последовавшие упреки и даже оскорбления, забрал причитающиеся ему за две недели деньги. Потом он погулял по травке и выкурил сигарету, сидя на ступенях военного мемориала и любуясь издали магазином, который вскоре должен перейти в его собственность. Яркое воображение рисовало лавку «е в теперешнем ее виде, а такой, какой она будет, когда пустое пространство над окном украсит позолоченная надпись, выполненная готическим шрифтом, когда резная дверь приобретет латунную ручку, витрина заполнится подлинными — на вид — произведениями искусства, и начнут толпой приходить покупатели, спешащие расстаться со своими денежками. Жизнь была прекрасна.
Он зашел в винный магазинчик и купил бутылку виски и шесть банок пива. Таким образом, вооружившись всем необходимым для «горячего обеда», он вернулся домой, где устроился на диване в столовой, на том самом месте, которое в течение четырех лет являлось священным и неприкосновенным единоличным владением Мод.
Стэнли налил стакан виски и обернулся к тещиной фотографии в рамочке, которую Вера повесила на стенке. Произнеся тост: «За отсутствующих друзей!», Стэнли улыбнулся и включил телевизор, программу «Вокруг спорта», вспомнив, как в прошлом ему каждый раз приходилось пропускать ее, потому что шум мешал послеобеденному отдыху Мод.
У Веры был только один чемодан, и она решила добираться с вокзала до миссис Хортон на автобусе. Автобус оказался зеленым, одноэтажным, почти совсем как тот, на котором они с Джеймсом часто ездили к морю. Побережье совсем не изменилось. Все тот же старый навес для оркестра чистенький пирс, скалы, заросшие армериями и оранжевыми маргаритками с длинным латинским названием, которое Вера никогда не могла запомнить.
Она не увидела ни одного аттракциона ни одной лавочки, торгующей жареной рыбой с картошкой, но старый киоск с леденцами и сахарной ватой стоял на месте, и к нему направлялся ребенок с ведерком и совочком, белокурый малыш. И Вера была такой же тогда много-много лет тому назад.
Вера вышла на конечной остановке и глазам своим не поверила. Невозможно, чтобы прогресс и всеобщее сумасшедшее поветрие сносить все и вся, чтобы было где громоздить новостройки, не коснулись Брейминстера. Невозможно, но именно это и увидела Вера. Летним субботним днем на южном побережье не гремела музыка не визжали толпы людей, не было ни автобусных экскурсий, ни вереницы изможденных осликов с орущими Детьми в повозках, курсировавших по пляжу. Вера слушала тишину. В ветвях букового дерева которое по-прежнему росло в саду большого дома на Углу, пела птица. Вера оказалась на морском курорте, на юге Англии, в разгар сезона и только пение птицы нарушало здесь тишину
Она медленно прошлась по улице и позвонила в колокольчик на двери пансиона «Полумесяц», а когда ей открыла сама миссис Хортон, Вера так разволновалась, что с трудом могла говорить. Внутри дом совершенно не изменился. Вера с удивлением разглядывала надувной мячик и лопатку, оставленную ребенком возле стойки с зонтами, именно там, где она оставляла когда-то свои игрушки.
— Навевает какие-то воспоминания, не так ли? — мягко произнесла миссис Хортон. — У вас утомленный вид. Не хотели бы вы подняться к себе и прилечь?
— Я не устала — улыбнулась в ответ Вера — просто я не думала что здесь все по-старому.
— В Брее не любят перемен.
— Но как вам удалось избежать их? Я хочу сказать, что везде все так переменилось после войны.
Миссис Хортон начала первой подниматься по лестнице.
— Видите ли, мы здесь предпочитаем держаться особняком. В этом мы немного похожи на эссекский Фринтон. В других городах стремятся получить как можно больше денег, но нас это не волнует. Мы не пускаем сюда автобусные экскурсии, а наше экологическое общество присматривает за тем, чтобы строители не переусердствовали. У нас хорошая мэрия. Надеюсь, и дальше все так останется.
— Я тоже, — сказала Вера, когда миссис Хортон ввела ее в комнату, в которой когда-то жили Мод и Джордж.
— Вашей маме эта комната очень нравилась. Как поживает ваша мама, миссис Мэннинг?
— Она умерла, — ответила Вера.
— О Господи, как жаль. — Миссис Хортон внимательно посмотрела на Веру и, прежде чем выйти из комнаты, добавила: — Нелегкое вам выпало время, одна потеря за другой.
Стэнли пролежал на диване весь субботний день. Он не привык к виски и сразу впал в тяжелый сон. Его разбудил телефонный звонок, но телефон замолчал, прежде чем он подошел. Десять минут спустя телефон зазвонил вновь. Пилбим. Не хочет ли Стэнли встретиться с ним в восемь часов, чтобы пропустить по рюмашке и заодно обсудить дельце? Стэнли согласился и спросил, не Пилбим ли звонил ему раньше.
— Только не я, дружище. Наверное, это был твой биржевой маклер.
Ну а вдруг и в самом деле так? То есть не маклер, конечно, поверенный, которому понадобилось сказать, что с деньгами все в порядке. Но с чего это поверенный станет работать в субботу? Стэнли хотел было набрать номер «Финбоу и Крейг», но потом передумал. Еще слишком рано.
Он открыл банку с бобами, стал поджаривать кусочек хлеба, и вдруг снова зазвонил телефон. Вера, решил он, наверное, хочет сообщить ему, что добралась благополучно. Как будто он волнуется, что поезд мог потерпеть крушение.
Он снял трубку и услышал девичий голос:
— Мистер Мэннинг? Мистер Стэнли Мэннинг?
Секретарша Финбоу, больше некому.
— Слушаю вас, — проговорил Стэнли.
— Вы меня не знаете, мистер Мэннинг. Меня зовут Каролайн Сноу. Ваш телефон мне дала некая миссис Хантли.
Миссис Хантли? Миссис Хантли? Где он уже слышал это имя? С ним было связано что-то неприятное. Это точно. Стэнли ощутил легкое беспокойство — ничего особенно страшного, но он почувствовал, что грядет какая-то неприятность. Стэнли прокашлялся.
— Что же вы хотите?
— Переговорить с вами или вашей женой. Мне нужно кое-что узнать о мисс Этель Карпентер.
Стэнли неуверенно опустился в кресло, в котором сидела за несколько минут до своей смерти Этель Карпентер. В голове ни одной мысли, и язык совсем не слушался.
— Можно мне зайти к вам повидаться? — продолжал девичий голос. — Не будете ли вы столь любезны позволить мне прийти завтра вечером?
Из горла у него вырвался слабый писк, в котором Стэнли узнал собственный голос:
— Нет, но… Погодите, что именно?..
— Значит, я могу прийти в восемь? Чудесно. Я буду в восемь и все объясню. Огромное вам спасибо.
— Послушайте, не вешайте трубку. Скажите хоть по крайней мере… — Телефон щелкнул и замолчал.
Стэнли почувствовал, что его охватывает такая же дрожь, как в тот момент, когда он, сидя в этом самом кресле, все не решался положить на место телефонную трубку, услышав обещание доктора Моксли приехать немедленно. Тогда он был на вершине, в самом зените всех неприятностей, но теперь-то они позади. Или нет? Ладони вспотели, Стэнли вытер их о колени.
Неприятность пришла с той стороны, откуда он не ждал. Вся прелесть плана воспользоваться Этель Карпентер заключалась в том, что старуха совершенно одинока, из друзей — никого, кроме Мод, и совершенно невероятно, чтобы кто-нибудь стал наводить о ней справки. Последнего он ожидал меньше всего.
Стэнли вернулся в столовую, прикончил виски, но к бобам не притронулся и выбросил консервную банку в мусорное ведро.
Виски немного успокоило, но зато теперь его затошнило. А что, если эта девчонка из полиции? Маловероятно. Судя по голосу, она молодая, нервная и дотошная. Но кто же, черт возьми, она такая, эта Каролайн Сноу? По голосу ей никак не дать больше двадцати пяти, и она не может быть подругой миссис Хантли, иначе она не стала бы называть ее «некоей». Быть может, это ребенок, теперь уже взрослый, из семьи, где когда-то работала Этель?
Скорее всего, так. Стэнли пожалел, что не удосужился прислушаться к бесконечным историям Мод о том, где и у кого работала Этель и как звали всех хозяйских детей. Но теперь поздно горевать. И все же, чем больше он думал, тем вероятней ему казалась мысль, что это какая-нибудь зажиточная дамочка, вспомнившая о своей старой няне. Приехала в Лондон из провинции на каникулы и вбила себе в голову облагодетельствовать бывшую служанку. Миссис Хантли, наверное, просто сказала ей, что Мэннинги дружат с Этель и у них можно узнать, где ее разыскивать. Но в таком случае, почему миссис Хантли не отослала ее прямо на Грин-Лейнс?
На это, можно не сомневаться, ответ будет очень простой. Почувствовав себя гораздо лучше, Стэнли решил сказать девушке, что Этель снимает комнату у каких-то людей по фамилии Смит, но что сам он не знает, где они живут. Девице такого сорта, избалованной и привыкшей получать все готовенькое, вскоре наскучит ее затея. Он громко рыгнул, огляделся вокруг в поисках кроссворда, но вспомнил, что уже дорешал его.
В восемь часов Стэнли отправился в пивную, все еще чувствуя тошноту. С собой он взял только один фунт, так как Веры, у которой можно занять денег, рядом не было, а ему предстояло жить одному целую неделю.
Пилбим был на месте и выглядел так, словно пил без продыху последние несколько часов. От виски, с которым он расправлялся, он стал злым и колючим.
— Я так думаю, твоя очередь платить, — сказал он Стэнли. Память у него была явно хорошая. Стэнли с неохотой заплатил за две двойных порции. — Ну, старина, когда мне ждать первый взнос?
— Первый что? — переспросил Стэнли, все еще думая о Каролайн Сноу
— Со мной эти штуки не пройдут, — громко заявил Пилбим. — Ты все прекрасно понял. Первый взнос из твоего хваленого капитала, о котором мы столько наслышаны.
— Небольшая заминка с поверенным.
— Тогда тебе, наверное, стоит поприжать своего поверенного, а?
— Деньги скоро будут. Еще неделя-другая, и мы сможем открыть дело.
— О'кей. Но помни, я человек нетерпеливый. Чтобы получить лицензию, мне пришлось занять капусту у своей старухи. А она хочет вернуть свои денежки, причем быстро. Смотри, не ошибись на этот счет.
— Постараюсь, — робко сказал Стэнли, а затем добавил более уверенно: — Твоя очередь, мне кажется.
— Выпьем за славное будущее. — Пилбим слегка подобрел и принес еще две порции виски.
— Кстати, — сказал Стэнли, вспомнив, что Каролайн Сноу может оказаться из полиции и предъявить ему ордер на обыск или что-нибудь в этом роде, — кстати, у меня есть кое-что для тебя. Вещички, с которых мы могли бы начать.
— Молодец. Какого сорта вещички?
— Старинные часы и кое-что из фарфора.
— Где они?
— У меня дома.
— Вот что я тебе скажу, — произнес Пилбим. — Почему бы нам с тобой вместе не пойти и не взглянуть на них сейчас же? Твоя жена дома?
— Она уехала.
— Не шутишь? Тогда сбегай-ка в лавку, Стэнли, старина, и купи нам бутылочку «Хейга», мы с тобой это дело отпразднуем.
Стэнли пришлось признаться, что у него нет при себе денег и Пилбим, снова став темнее тучи, сварливо заявил, что, так и быть, на этот раз он раскошелится, но Стэнли должен будет выложить ему свою долю наличными, как только они доберутся до Ланчестер-роуд.
Плохое настроение не покидало Пилбима, он молчал почти всю дорогу, пока они не вошли в дом. Дом Стэнли не произвел на Пилбима большого впечатления, о чем он не замедлил сообщить.
— Не слишком шикарно ты здесь устроился, а? — Пилбим с презрением оглядел потертый ковер и Верины фотографии в рамочках. — Неудивительно, что у тебя есть капитал. Ты не очень потратился на обзаведение.
— Сейчас я принесу то, о чем говорил. Вещички наверху.
— Давай, старина. И заодно уж я освобожу тебя от двадцати шести монет.
— Деньги тоже наверху, — пробормотал Стэнли.
Ничего не попишешь. Придется потратить пару банкнот Этель. Стэнли открыл сборник кроссвордов за 1954 год и вынул две бумажки. Затем взял свертки из гардероба и вернулся к Пилбиму, который уже попивал виски из Вериной коньячной рюмки.
— Странно как-то пованивает, — сказал он, нюхнув банкноты. — Где ты их держал? В жес1тянке с тальком? Ты, Стэн, настоящий старый скряга
Пилбим спрятал деньги в карман, но о сдаче даже не вспомнил.
— Так ты глянешь на эти штуки?
Пилбим осмотрел пастушку, вазу, кувшинчик и часы, пофыркал и объявил свой приговор:
— Продать можно, но ценности большой не представляет.
Затем он положил ноги на диван и, не дожидаясь приглашения, поведал Стэнли историю своей жизни.
Рассказ получился интересный. Пилбим вспомнил о многочисленных стычках с законом, об эскападах с женщинами и о состояниях, которые он чуть было не сколотил. Но мысли Стэнли постоянно возвращались к Каролайн Сноу. Кто она такая? О чем собирается его спрашивать? Вдруг она придет не одна? Стэнли пил, лишь бы успокоиться, пока голова не отяжелела и, когда Пилбим дошел в рассказе до того места где он чуть не женился на наследнице, годившейся ему в матери, Стэнли Мэннинг клюнул носом и отключился.
Последнее, что он запомнил, это как Пилбим встал и сказал на прощание:
— Я позвоню тебе через пару дней.
— Ничего не выйдет, — прохрипел Стэнли, — до следующей недели.
— Предоставь это дело мне, старина Стэн. Я прижму тебя так, что ты сам поймешь, как надо прижать маклера.
На следующий день Стэнли спустился вниз только в полдень, проспав в одежде всю ночь. Пилбим не взял безделушки Этель, но захватил с собой бутылку и сдачу Стэнли.
Стэнли не привык много пить и сейчас мучился сильнейшей головной болью. Ему казалось, что кто-то попал внутрь его черепа и изо всех сил колотит по хрупким стенкам своей тюрьмы, стараясь оттуда выбраться.
При виде еды Стэнли натужно и болезненно рыгнул. Для пробы снял бумагу с отмокавшего в соленой воде куска говядины, который ему оставила Вера, а он позабыл убрать на ночь в кладовку. Мясо попахивало, но еще не совсем испортилось, хотя есть его, к тому же когда одолевает такая тошнота, было невозможно. Он выбросил говядину в ведро к бобам. Все равно аппетит пропал совершенно. Вместо еды он принял две таблетки аспирина и побрел на задний двор в садик.
Неожиданно для себя он понял, что день выдался очень жаркий, ослепительно, удушающе жаркий Для этого времени года, такие дни обычно записывают в рекорды, а в газетах появляются статьи о том, как люди теряют сознание от духоты, а на дорогах плавится покрытие. В саду не было ни одной тени. Стэнли, никогда не любивший жару, метнул злобный взгляд через ограду, туда, где сидели Макдональды и уплетали под полосатым тентом воскресный второй завтрак. Некоторые не знают, куда девать деньги, подумал он, оглядывая с презрительным отвращением их новую садовую мебель и бикини миссис Макдональд. Бабе сорок пять, никак не меньше, уж могла бы соображать что к чему, ведь сыну уже пятнадцать. Мальчишка, на котором не было ничего, кроме плавок, вернул Стэнли его злобный взгляд, и тот поспешил убраться в дом.
В столовую, закрытую со вчерашнего вечера, солнце светило с семи утра Там стояла жара, как в печке, и воняло сигарами Пилбима Стэнли вновь отрыгнул и поплелся на кухню, где было прохладней. Он мог бы вынести стул на бетонную дорожку в тень возле задней двери, но ему не хотелось показываться на глаза Джону Блэкмору, который с самого утра взгромоздился на лестницу и красил дом.
Наконец Стэнли приготовил себе чашку чая и забрал ее наверх. Он лежал на смятой постели, обливаясь потом, но не мог расслабиться. Через семь часов ему придется разговаривать с Каролайн Сноу Сейчас, думая о предстоящей встрече, он не был настроен так оптимистично, как в предыдущий вечер. Он с трудом понимал, как несколько слов по телефону и открывшиеся ему новые стороны в характере Пилбима могли так быстро закрыть темной тучей его счастье. Только несколько часов, не лет, прошло с того момента, когда он сидел, ни о чем не заботясь, на ступенях военного мемориала
В конце концов Стэнли беспокойно заснул, и во сне ему казалось, что он слышит через стенку, как храпит Мод. Это урчала всего-навсего газонокосилка Блэкморов, как выяснилось, когда Стэнли проснулся, но мысль о том, что его подсознание трансформирует обычные звуки в слуховые галлюцинации, связанные с покойной тещей, его расстроила Со дня смерти теща приснилась ему впервые.
Солнце перешло на фасад дома и проникло сквозь плотные шторы, залив спальню раскаленным ярким светом. Стэнли казалось, будто вся одежда прилипла к телу. Около шести он поднялся и сменил рубашку. Спустился вниз, вновь завернул вещи Этель в бумагу, запихнул их в буфет.
За весь день он не съел ни крошки, но от одной мысли о еде его снова затошнило. А что, если выйти пройтись или прокатиться на автобусе и посмотреть, что сегодня в кино? Тогда Каролайн Сноу постучится в пустой дом, и так ей и надо. Но Стэнли знал, что никуда не уйдет. Отложить на день или даже несколько дней эту встречу было бы невыносимо.
В половине восьмого он начал метаться по комнате. Стало прохладней, но не намного, и он
1решил не открывать окон. Макдональды по-прежнему весело галдели возле дома, играли в надувной мяч и перебрасывались шуточками с Джоном Блэкмором, торчавшим на своей лестнице. Можно подумать, если их ничто на свете не тревожит, то и у других нет никаких забот. Стэнли заставил себя сесть. У него начал подергиваться и прыгать угол рта.
Что, если она приведет с собой мужа? Или миссис Хантли, или — Боже сохрани — полицейского? «Сейчас она уже, наверное, на остановке», — подумал Стэнли, глядя на часы, — «собирается садиться в автобус. Еще десять минут, и она будет здесь». Стэнли поднялся наверх, обошел все окна, выходящие на улицу. Никого не увидел, если не считать одного смельчака, который мыл машину. «Через неделю-другую это буду я», — успокоил себя Стэнли, — «а мой «ягуар» и фургончик будут припаркованы рядышком. К тому времени Кэролайн Сноу уйдет в прошлое, как дурной сон…»
Да и что они могут с ним сделать? Что вообще с ним можно сделать? Этель Карпентер превратилась просто в горстку пепла в урне, и он пока что не слышал, чтобы какой-нибудь умник научился определять по пеплу, кому этот пепел принадлежит. Как бы там ни было, он пальцем до нее не дотронулся. Неужели он виноват, что она замертво свалилась в гостиной? Он устроил ей чертовски хорошие похороны, гораздо лучшие, чем те, какими удостоила бы ее, если бы нашла мертвой в своем доме, миссис Хантли. Нет, в самом деле, он оказал ей услугу. Очень достойная получилась кремация, в хорошем вкусе. Можно подумать, он беспокоится, как бы его не сочли убийцей или еще кем.
Пять минут девятого. После того как стрелки миновали критическую цифру на часах, Стэнли обнаружил, что на душе постепенно становится легче. Он спустился вниз и распахнул двери на террасу. Макдональды заносили в дом свою дурацкую мебель и дурацкие игрушки. Стэнли почувствовал себя настолько здоровым и спокойным, что ему захотелось постричь лужайку. Он что-то пробормотал в ответ на приветствие Блэкмора и вывез из сарая косилку. Прошелся по лужайке два раза, следя, как срезанная трава сыплется веером в бункер. Наверное, неплохо бы сбегать в дом и проверить, не появилась ли все-таки гостья.
Стэнли бегом поднялся по лестнице, оставляя за собой след из срезанных травинок. Из окон спальни перед ним открылся вид на пустынную улицу. Даже смельчак-одиночка уже домыл свою машину и ушел. Прекрасный, тихий вечер. Не в привычках Стэнли наслаждаться покоем от общения с природой, но сейчас почему-то он почувствовал, что в такой прозрачный и безмятежный вечер ничего с ним не может случиться. Безоблачное небо стало нежно-фиолетовым, опустились длинные, неподвижные тени. Какой красивой станет его лужайка, когда он тщательно ее подстрижет косилкой, а края подправит длинными ножницами.
Почти совсем успокоившись, он вернулся к работе. Косилка оставляла за собой гладкие длинные полосы, Стэнли работал ровно и размеренно, ему нравилось, когда лужайка выглядела аккуратно, с ровными полосочками, наподобие отреза бархата или мастерски выполненного вязания. Вересковые посадки теперь были в тени, уснули под своим одеялом из торфа и срезанной травы. Вперед-назад, вперед-назад… Двадцать пять минут девятого. Какой же он дурак, что так волновался!
Он повернул к дому, толкая перед собой машину. Какого черта Блэкмор делает ему какие-то знаки?
— К вам пришли, дружище.
У Стэнли пересохло во рту.
— Что?
— В вашу дверь звонит молодая леди.
— Ладно, ладно, — сказал Стэнли.
Ладони взмокли моментально. Он вытер их о брюки и пошел в столовую. Казалось, звон разносится по всему дому. Стэнли закрыл уши влажными руками. А может, ему просто пойти наверх и не разжимать ушей, пока она не уйдет? Но Блэкмор ее видел, Блэкмор скажет, что он дома…
— О Господи! — простонал Стэнли. — Хорошо, хорошо, — сказал он, — уже иду.
Звонок замолчал. Стэнли открыл двери.
— Мистер Мэннинг? Добрый вечер. Я Каролайн Сноу. Извините, что опоздала. С трудом нашла ваш дом.
Стэнли уставился на нее в изумлении. На секунду он обо всем позабыл. И не страх лишил его дара речи. Он, конечно, видел такие создания, вроде нее, и раньше, по телевизору на конкурсе «Мисс мира» или на обложках журналов, которые время от времени покупала Вера иногда даже их приблизительные копии подъезжали к нему заправиться в гараж. Но ни одна из этих девушек до сих пор не звонила в двери дома номер шестьдесят один по Ланчестер-роуд.
— Жарко, не правда ли? Можно войти? О, благодарю вас. Я, наверное, доставила столько беспокойства.
— Ничего страшного, — промямлил Стэнли.
Он пропустил ее вперед, указав рукой на дверь в столовую. Со спины она выглядела не хуже. Длинные светлые волосы закрывали плечи густым золотым покрывалом. Стэнли не мог припомнить, чтобы ему когда-нибудь доводилось видеть такую прямую спину или ноги, столь длинные, гладкие и совершенные по форме, что смотреть на них было почти больно.
Войдя в комнату, она повернулась к нему лицом, и он поразился, как ему могла прийти в голову мысль, будто со спины она выглядит так же хорошо. Ее гладкую кожу покрывал ровный атласный загар, гораздо более темного оттенка, чем волосы. Шведка, наверное, шевельнулась у Стэнли слабая мысль, когда он встретился со взглядом сине-голубых глаз, спокойных и прохладных, как северные моря. Его окутало ароматное облако духов, от которого слегка закружилась голова.
— Быть может, чашку чая? — сказал он.
— Это было бы прекрасно.
Стэнли отправился на кухню поставить чайник на огонь. А ведь он глазел на нее не просто ради красивых глаз. Он смотрел так потому, что почувствовал, будто лицо ее знакомо. Где-то он недавно видел это лицо, или другое, но очень похожее. В кино? В газете? Он не мог вспомнить.
— Для начала я лучше объясню, — сказала Каролайн Сноу, когда он вернулся в комнату, — для чего я пришла.
— Да, признаться, меня это удивило, — сказал Стэнли.
— Естественно. Но я чувствовала, что не могу говорить по телефону о таком… ну, в общем, личном. Знаете, у вас чайник кипит.
Стэнли поднялся и пошел выключить газ. Он собирался и дальше быть тактичным и вежливым, но, когда вернулся в комнату, у него невольно вырвалось:
— Кто вы?
Она улыбнулась:
— Да это самое сложное. Лучше сразу сказать и покончить с этим. Я внучка Этель Карпентер.
— Не может быть, — сказал Стэнли. — Она даже не была замужем.
— Я знаю. Но все равно у нее в семнадцать лет родился ребенок.
Стэнли, раскрывший рот после признания Каролайн Сноу, теперь снова закрыл его, судорожно глотнув. Наконец он произнес:
— Теперь, когда вы сказали, я вспомнил. Моя жена упоминала об этом.
— Наверное, мне лучше рассказать все с самого начала.
— Пожалуй, — покорно согласился Стэнли. Он и без того зашел слишком далеко, так что теперь лучше узнать самое худшее. — Я принесу чай.
«Ее внучка», — думал он горестно, разливая кипяток. — «Все равно что полицейский».
Она улыбнулась ему. Стэнли подумал, что так она уже не кажется удивительной красавицей, потому что зубы у нее неровные. К тому же она теперь стала больше похожа на Этель Карпентер, и Стэнли понял, кого она ему напомнила.
— Ну что ж, давайте послушаем, — сказал он.
— Мои родители живут в Глостере, — начала Каролайн Сноу, — а я учусь в Лондоне, в педагогическом колледже. Хочу быть учительницей. Я уже на втором курсе. Так вот, в этом семестре нам нужно было сделать курсовую по греческим мифам или генеалогии, и я выбрала генеалогию. — Стэнли посмотрел на нее с подозрением. Он прекрасно знал, что такое генеалогия, потому что благодаря своей страсти к кроссвордам приобрел большой словарный запас, да и вообще любил слова, но он никак не мог взять в толк, какое отношение генеалогия имеет к тому, чтобы учить ребятишек читать и писать, и даже подумал, не врет ли Каролайн Сноу. — Если честно, то я бы выбрала мифы, если бы знала, во что впутываюсь. Наш преподаватель велел каждому составить по два фамильных древа, одно по отцовской линии, другое по материнской. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Конечно, — оскорбился Стэнли. — Я не такой уж невежда.
— Я не это имела в виду. Просто все немного запутано. Ну вот, составить папино древо оказалось легко, потому что все его родственники родились в деревне недалеко от Глостера, и я смогла воспользоваться записями в приходской книге метрик, и так далее. К середине семестра все было уже готово. Затем я приступила к маминой линии. Она очень смущалась и совсем не захотела мне помочь, что совершенно на нее не похоже. Она удивительный человек, просто бесподобный. Вы бы пришли от нее в восторг.
— Надо полагать, — сказал Стэнли.
Когда же она доберется до сути? Меньше всего он хотел сейчас слушать об удивительной, восхитительной мамочке, которую наверняка возненавидел бы с первого взгляда.
Каролайн Сноу скрестила длинные ноги и зажгла сигарету. Скосив глаза, Стэнли проследил, как пачка сигарет исчезла в ее сумочке, и внутри у него закипел гнев.
— Короче, в двух словах, я точила мамочку до тех пор, пока она не рассказала мне. Мама призналась, что была незаконным ребенком. Я всегда считала что ее родители умерли и поэтому она росла в сиротском доме, но она сказала, что это не так. А правда в том, что ее мать до сих пор жива а кто ее отец, она никогда не знала. В конце концов, я выудила из нее всю историю.
Ее матерью была Этель Карпентер, служанка, которой, когда она родила ребенка, исполнилось всего семнадцать лет. Мою маму до семилетнего возраста воспитывала тетя, а потом тетя вышла замуж, и ее муж отослал мамочку в сиротский дом. Как это ужасно, правда? Мамочка никогда не видела собственную мать, и долгие годы единственным родственником, с которым она встречалась, был кузен, приезжавший ее навестить. Это кузен Этель, и он очень по-доброму относился к мамочке.
Но слава Богу, у мамочки была голова на плечах, и она пошла учиться — между прочим, в тот же самый колледж, что и я — а когда она стала работать в школе в Глостере, она встретила папу, вышла за него замуж, и с тех пор они живут счастливо. Довольно печальная история, не правда ли?
— Да. — Стэнли следил, как она потушила сигарету. — Но я не понимаю, при чем здесь вы, — сказал он.
— Бабушка не выходит у меня из головы, — сказала Каролайн Сноу. — У меня так неспокойно на душе из-за нее. Мамочке никогда не хотелось повидаться с ней. Наверное, она полагала, это будет слишком тяжело для них обеих. Но теперь, когда я столько узнала, я просто обязана ее найти. Подумайте, что для нее это будет означать, мистер Мэннинг. Бедная, одинокая, старая женщина внезапно обнаруживает, что у нее есть собственная семья.
Стэнли хорошо понимал чувства «мамочки», хотя почти все его симпатии были на стороне мистера Сноу. «Ничего себе поворот событий», — подумал он, — «сначала повезло жениться на сироте, а потом вдруг невесть откуда на тебя сваливается старуха-теща, когда сам уже не молоденький. Да и раскошелиться наверняка для нее придется. Будь я на его месте», — сказал себе Стэнли, — «я бы задал девчонке хорошую трепку. Нечего маленькой негодяйке повсюду совать свой нос. Тоже мне, благодетельница человечества».
— Будь я на вашем месте, я бы оставил эту затею, — вслух произнес он. — Ни к чему все это. Если бы ей нужна была семья, она бы нашла всех вас давным-давно, — Стэнли подумал, что выбрал хорошую линию — милосердную по отношению к несчастному мистеру Сноу и небесполезную для самого себя. Он постарался развить мысль. — Вряд ли она захочет, чтобы ей напоминали о прошлом, не правда ли? Позор и все такое. Нет, лучше оставьте это. Уверен, что и папа ваш скажет то же самое. Люди всегда делают ошибку, когда начинают ворошить прошлое. Как говорится, не стоит трогать спящую собаку.
— Боюсь, что не могу согласиться с вами, — натянуто заговорила Каролайн Сноу. — Вы же читаете газеты и знаете, какая большая проблема в нашей стране со стариками, как одиноки некоторые из них, без родных и друзей. Я бы никогда не простила себе, если бы сейчас сдалась. — Она улыбнулась, одарив его извиняющим взглядом. — Уверена, на самом деле вы так не думаете. Миссис Хантли рассказала мне, что ваша собственная теща несколько лет жила в этом доме и вам приходилось за ней ухаживать. Вы ведь не покинули ее, правда? А теперь, когда она умерла, вам не за что себя упрекнуть. Так вот, я тоже не хочу себя упрекать.
Это небольшое ораторское выступление на время лишило Стэнли дара речи. Он хмуро глазел на девушку. Такое рвение и такое простодушие были выше его понимания. Он прокашлялся.
— А как вы вышли на миссис Хантли? Став снова невозмутимой, она ответила:
— Кузен, который когда-то навещал мамочку в сиротском доме, все еще жив, хотя он очень старый человек. Для начала я поехала повидаться с ним. Он сказал, что потерял связь с моей бабушкой, но знает, что ее последнее место службы было в доме неких Килбрайдов. Я разыскала их, и они сказали мне, что она снимает комнату у миссис Хантли.
— А та послала вас к нам?
— В общем, она сказала, что вы знаете, где моя бабушка, потому что она очень дружит с миссис Кинауэй. А еще она сказала, что бабушка собиралась пожить здесь у вас, но передумала и сейчас снимает комнату в Кроутоне у какой-то миссис Патерсон, чей адрес миссис Хантли забыла. Я подумала… я подумала, что, если вы дадите мне этот адрес, я бы сразу отправилась к ней и сказала, кто я… О, я так нервничаю, так волнуюсь! Нервы совсем никуда. Только представьте, мистер Мэннинг, что она подумает, когда увидит меня. Я собираюсь сказать ей, что она больше никогда не будет одна. У нас в Глостере довольно большой дом, и я хочу, чтобы папа обставил для нее верхний этаж. Я хочу сама отвезти туда бабушку и показать, где она будет жить, и просто увидеть ее лицо.
«А я бы хотел увидеть лицо папочки», — подумал Стэнли. — «Бедняга. Хорошо этой дурочке устраивать чужие жизни. Ей-то самой не придется терпеть в доме старуху, которая примется стучать палкой по полу и требовать еду в любое время суток, и утверждать единоличное право на телевизор. Она-то сама будет жить в Лондоне, в своем колледже. Чертовка», — подумал он с возмущением. Теперь это долг Стэнли — предотвратить нечто подобное, его прямой долг… Он был так возмущен, что на секунду забыл о невозможности появления в доме Сноу новой родственницы. Затем вдруг вспомнил: Этель мертва, все, что от нее осталось, находится в пятнадцати футах от них, в урне на каминной полке. Неважно, куда пойдет Каролайн Сноу или где она будет искать — Этель исчезла с лица земли.
— Адрес миссис Патерсон? Грин-Лейнс, пятьдесят два, — сказал он, — но мне кажется, вы не найдете ее там. Моя жена говорила, что тетушка Этель подобрала себе другое жилье.
Каролайн Сноу записала адрес.
— Большое вам спасибо, — лихорадочно поблагодарила она. — Теперь я уверена что смогу разыскать бабушку. По разве не странно, что она сказала миссис Хантли, будто едет сюда а потом взяла и передумала?
Стэнли нахмурился.
— Когда вы подольше пообщаетесь со стариками, так, как я, — с чувством сказал он, — вас не будут удивлять их причуды.
Гостья поднялась, в глазах ее впервые появилась скорбь, да и энтузиазма наверное, слегка поубавилось, а затем она бросила критический взгляд в зеркало.
— Интересно, мы с ней похожи хоть чуть-чуть? Я просто копия мамочки, а мамочка наверное, похожа на нее.
— Да вы немножко похожи, — сказал Стэнли. Каролайн Сноу быстро обернулась.
— Так, значит, вы все-таки знакомы? Вы видели ее?
Стэнли готов был откусить себе язык.
— Она была на моей свадьбе, — пробормотал он.
— О, понятно. — Девушка взяла сумочку, и Стэнли проводил гостью до дверей.
— Я поставлю вас в известность, как у меня идут дела, — пообещала она.
Из окна спальни Стэнли проследил за тем, как она торопливо направилась в сторону Грин-Лейнс. Однажды он где-то прочитал, что самые дурные опасения чаще всего не сбываются. Как это верно! Когда девушка скрылась, он закончил стричь лужайку в легких сумерках, насвистывая старую песенку, которой, как он потом понял, была «Мод» Теннисона
Вера прекрасно проводила отпуск. Она познакомилась с хорошими людьми, с женатой парой примерно ее возраста, которые тоже жили у миссис Хортон. Они настойчиво предложили прокатиться с ними вместе на машине вдоль побережья, а потом поехать в сторону от моря к Арундельскому замку, и со смехом спросили, уж не думает ли она, что они проводят свой медовый месяц, когда Вера попробовала отклонить приглашение под тем предлогом, что может им помешать. Они также хотели, чтобы она сидела с ними за одним столом, но Вера наотрез отказалась. Она ела одна, сидя у окна и наблюдая, как с пляжа возвращаются отдыхающие. Она наслаждалась едой, смакуя каждый кусочек, потому что ей не нужно было готовить самой.
Только одно беспокоило ее — почему ни ее новые друзья, Гудуины, ни миссис Хортон ни разу не спросили о Стэнли, где он сейчас и почему не приехал с нею. Это больно задевало Веру. Она никак не могла отделаться от мысли, что в первые годы ее замужества, когда Мод все еще приезжала по старой привычке в Брей отдохнуть, она настроила миссис Хортон против Стэнли. «Не буду говорить о нем, если они так хотят», — решила про себя Вера Впрочем, она не чувствовала необходимости говорить о муже. Теперь, когда Стэнли был далеко, она обнаружила что почти не вспоминает о нем, и от этого чувствовала себя такой виноватой, что посылала ему открытки каждый день.
Однажды дождливым днем, не зная, куда себя деть, миссис Гудуин отвела Веру в свою комнату, сделала ей прическу, подкрасила лицо, а пока Вера ждала чтобы высохли волосы, на два дюйма подвернула подол Вериного синего платья в белый горошек.
— У вас очень неплохие ноги, почему бы их не показать?
— В моем возрасте? — удивилась Вера.
— Дорогая моя, в сорок жизнь только начинается. Когда я закончу, вы сбросите лет десять минимум.
Вышло так, как она сказала. Вера с изумлением и неловкостью разглядывала свое новое от1ражение: каштаново-золотую прическу «паж», бледно-голубые веки и розовые губы, которые миссис Гудуин подрисовала специальным карандашом. Платье едва доходило ей до колен. Чувствуя себя полураздетой, Вера спустилась к обеду и спряталась в нишу подальше от других гостей.
Она ждала, когда горничная миссис Хортон принесет второе блюдо, и тут в столовую вошел мужчина и стал оглядываться, явно кого-то разыскивая. Вера следила за его отражением в стекле. Она так сосредоточенно всматривалась в него, что чуть не подпрыгнула, когда чья-то рука коснулась ее плеча. Вера обернулась и посмотрела вверх, слегка покраснев.
Перед ней стоял незнакомец, высокий стройный человек, примерно пятидесяти лет, с довольно худым лицом и светлыми с проседью волосами, глядел он обеспокоенно, даже чуть грозно. Вера приподнялась. Должно быть, она совершила какую-то оплошность. Скорее всего, забыла заплатить за пляжный шезлонг…
— Простите… — неуверенно произнесла она, заикаясь. — Что… э-э?..
Он улыбнулся, и улыбка сделала его гораздо моложе.
— Привет, Ви.
— Мне кажется… мы не знакомы?
— Когда-то были знакомы. Я знаю, что изменился. А ты нет, не очень. Я бы узнал тебя где угодно. Можно присесть?
— О да, конечно.
Он выдвинул стул, предложил ей сигарету. Вера покачала головой.
— Тетя сказала, что ты здесь. Хотел прийти вчера, но не знаю… наверное, постеснялся. Прошло столько времени. Как ты поживаешь?
Вера почувствовала себя уверенной и спокойной, как никогда.
— Прекрасно, Джеймс, спасибо. Рада тебя видеть.
— А как я рад видеть тебя, ты даже не представляешь, — сказал Джеймс Хортон.
Время шло, и постепенно Стэнли перестал паниковать. Первые несколько вечеров он сидел у телефона, положив на колени кроссворд, и ждал звонка от Каролайн Сноу. Но звонка не последовало. Вообще не было никаких известий из внешнего мира, если не считать ежедневных открыток от Веры. Она писала, что чудесно проводит время, познакомилась с новыми людьми и повсюду разъезжает с ними. Стэнли даже обиделся и разозлился.
Как только она вернется, тотчас пойдет к Финбоу и вытрясет из него денежки Мод. Что за дьявольские фокусы выкидывают эти поверенные: столько недель кряду не могут отдать людям по праву принадлежащее им наследство.
— Как голова, Стэн? — поинтересовался Пилбим, позвонивший в четверг.
— С ней все в порядке, — ответил Стэнли.
— Бьюсь об заклад, накануне ты хватил лишку. Вырубился сразу, как свет от выключателя.
— Я же сказал тебе, на этой неделе звонить бесполезно. Деньги будут во вторник, как обещано.
— По правде говоря, ты ничего не обещал, дружище. Ну, да ладно, проехали. Так ты говоришь, во вторник?
— Честное слово.
— Рад слышать это, Стэн. Я только что вернулся из поездки — одолжил тут один фургончик — и кое-какие вещички из тех, что я выбрал, заставят тебя раскрыть рот. — Странное дело происходит с Пилбимом, подумал Стэнли. Только от одного голоса этого человека перед собеседником возник его яркий образ: курносый нос, палец сосиской и все остальное. — Ты не против пропустить по глоточку завтра вечером, так чтобы я смог получше представить себе состояние твоих финансов?
Стэнли был вынужден согласиться. Пилбим отлично представит себе состояние его финансов, когда он явится на свидание в пивную с последними оставшимися с пятницы десятью шиллингами.
Когда Стэнли вышел из дома, отправляясь на встречу, вся семья Макдональдов высыпала к калитке и вместе с Блэкморами восхищенно осматривала новую машину Фреда. Стэнли прошел бы мимо, не сказав ни слова, но мальчишка Макдональдов, Майкл, перегородил ему дорогу, раскинув в стороны руки.
— Посмотрите, мистер Мэннинг, что мой папа сегодня купил.
— Очень мило, — сказал Стэнли, но его все равно не отпустили.
Макдональд вылез из машины и пригласил Стэнли занять его место, чтобы оценить автоматическую коробку передач. Не успев придумать никакой отговорки, Стэнли с кислым видом забрался в машину и уставился на панель управления.
— Отдохнет теперь нога от педали сцепления, если попаду в пробку, — сказал, сияя, Макдональд. — Удобная машина, не правда ли? Только, по-моему, один недостаток. Стоит сесть на это сиденье, я начинаю засыпать за рулем.
Женщины не замолкали ни на минуту, суетились вокруг машины, восхищаясь зеркальным блеском кузова, вместительным багажником и тонкой хромированной отделкой. Миссис Макдональд просто раздулась от гордости. «Погодите, еще увидите мой «ягуар» и сравните его со своей консервной банкой, — подумал Стэнли. — Вот тогда вам будет не до смеха».
— Зеркало регулируется легчайшим прикосновением, — сказал Макдональд, сунув голову в окно.
Стэнли подверг зеркало испытанию: опустил на дюйм ниже и заглянул. Затем посмотрел повнимательней, и его обдало жаром. От Хай-стрит к Ланчестер-роуд, вдоль мостовой, по направлению к его дому шла Каролайн Сноу. На ней были большие круглые солнечные очки с розовато-лиловыми линзами и юбка на несколько дюймов короче, чем та, в которой она была в воскресенье. Стэнли оторвал взгляд от зеркала и принялся судорожно крутить ручки и дергать за рычажки. Один из них привел в движение дворники, и на стекло забил струей фонтанчик воды.
— Эй-эй, поосторожней, — сказала миссис Макдональд. — Смотрите, что делаете, я еще не купила наконечники. — Она зыркнула на Стэнли и открыла дверцу машины. — Все равно к вам пришли. Вас спрашивают.
Стэнли очень медленно выбрался из машины, не глядя по сторонам. Макдональд хлопнул его по плечу.
— Ну что, старина, когда кошки дома нет, мышам раздолье? Неплохой у вас вкус, если позволено будет заметить.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотал Стэнли. На него смотрели шесть лиц, детские — с любопытством, женские — с возмущением, мужские — откровенно понимающе. Джон Блэкмор криво ухмыльнулся, а затем многозначительно подмигнул.
— Прошу прощения, — сказал Стэнли. — Мне надо идти.
Он заторопился по дорожке, на которой стояла Каролайн Сноу, поджидая его у дверей, и услышал, как за его спиной миссис Блэкмор сказала:
— Ну надо же! Как отвратительно!
— Мне просто необходимо было прийти и снова повидать вас, мистер Мэннинг. Надеюсь, я не доставила беспокойства?
Воздух в доме был застоялый. Стэнли распахнул двери на террасу. Девушка шагнула за ним.
— А что, если нам посидеть в саду? Сегодня так жарко, а у вас прелестный сад.
— У меня нет времени рассиживаться, — поспешно сказал Стэнли и посмотрел на часы. — В половине седьмого я должен быть на одной деловой встрече.
— Я пришла к вам потому, — продолжала гостья, не обращая внимания на его слова, — потому… в общем, вы были так добры со мной в воскресенье, и вы единственный достойный доверия человек, с кем я могу поговорить. Видите ли, я всю жизнь полагалась на папочку, но сейчас он очень далеко.
«Позволь мне быть им», — с готовностью подумал Стэнли, на секунду забыв о встрече с Пилбимом.
— Что именно вы хотите, чтобы я сделал, мисс Сноу?
— Я ходила к миссис Патерсон, — серьезным тоном поведала Каролайн Сноу, — и она мне сказала, что мисс… э-э… моя бабушка сняла комнату у какого-то мистера Смита, но она не знает его адреса Занятия в колледже начинаются во вторник, мне нужно съездить домой, вот я и подумала… Моя бабушка обязательно как-нибудь придет повидаться с вами и вашей женой. Я подумала не могли бы вы рассказать ей обо всем и… потом написать мне? Я бы навестила ее, когда вернусь в Лондон.
— Да мог бы, — медленно проговорил Стэнли. Конечно, мог. Он мог бы сказать Каролайн Сноу, что видел Этель и что она снова куда-то переехала или даже, что Этель не хочет знаться со своими родственниками. Неожиданно к нему пришло вдохновение. Стараясь придать голосу как можно больше уверенности и даже изобразить намек на отцовские чувства Стэнли сказал: — А почему бы вам не спросить совета у отца? Вы ему уже рассказывали о своих планах?
— Вообще-то нет… Они с мамочкой знают только то, что мне нужно было бабушкино имя для генеалогического древа.
Прекрасно. Как раз то, на что он надеялся. Он живо представил себе ужас Сноу, когда тот услышит о поисках неведомой ему тещи, и его облегчение от известия, что ее не удалось найти.
— Ваш папа опытный человек, он знает, как лучше всего поступить. — Это уж точно, подумал Стэнли, если папа в своем уме. — Возможно, он будет даже обижен, если вы станете действовать, не спросив его, как сейчас. В конце концов, она ведь его теща. Возможно, он не…
— О, но папочка чудесный человек. Он человек с потрясающим чувством долга Он бы не смог вынести мысли о том…
— Вы абсолютно в этом уверены, мисс Сноу? — Стэнли даже чуть-чуть наклонился к ней. — Безусловно, ваш отец с интересом выслушает все то, что вы рассказали мне, но разве маловероятно, что последующее расследование он захочет провести сам? Кроме того, и он, и ваша мама могут посчитать, что бабушка имеет право на собственную жизнь, если именно этого она хочет, а по всей видимости, так оно и есть. Нет, ему совсем не понравится, если вы всполошите людей и заставите полицию заняться нелепыми поисками.
— А может, вы правы? — Казалось, доводы Стэнли почти убедили Каролайн Сноу. — Теперь я вижу все это совсем в другом свете, мистер Мэннинг. Я даже кое-что вспомнила. Однажды, много лет тому назад, когда я была еще совсем маленькой, в нашу дверь постучалась цыганка. Мамы дома не было, и я дала ей кое-что из одежды, напоила чаем, а когда об этом услышал папочка, он пришел в настоящую ярость. Сказал, что о таких людях должно заботиться государство. А с него вполне достаточно, что он заботится о семье.
Вот тебе и «потрясающее чувство долга»! Стэнли чуть не рассмеялся.
— Конечно, это не совсем тот случай, но он заставляет меня думать, что, прежде чем идти дальше, следует спросить папу. — Она поднялась. — Вы были очень добры, мистер Мэннинг. Я уверена, вы дали мне правильный совет. Не стану больше ничего предпринимать, пока не поставлю в известность папу. — Она протянула руку. — Боюсь, из-за меня вы опоздаете на свою встречу.
— Лучше поздно, чем никогда, — весело сказал Стэнли. — Я пройдусь с вами, нам по дороге.
Они вместе вышли из дома. Джон Блэкмор, подстригавший зеленую изгородь, приветствовал Стэнли еще одним подмигиванием. Стэнли говорил о погоде, о машине, которую собирается купить, и о будущем бизнесе, чтобы отвлечь мысли девушки от Этель Карпентер.
— Не пойму, откуда у меня эта мысль, будто с ней произошло какое-то несчастье? Наверное, потому, что миссис Хантли сказала, у нее с собой было пятьдесят фунтов.
— На эти деньги она преспокойно заживет, ни о чем не думая, — сказал Стэнли ободряюще.
Каролайн Сноу улыбнулась ему, и он увидел в этой улыбке Этель, которая усмехалась и махала ему зонтиком. Девушка дала ему адрес родителей, и они сердечно расстались.
Больше он ее не увидит и не услышит, подумал Стэнли. До пивной пришлось идти пешком: он не мог себе позволить потратиться на автобус. Магазинчик по-прежнему был заколочен досками, но вывеска агента исчезла
Пилбим коротал время не в одиночестве, а в окружении друзей, которые все, как на подбор, казались великанами. Он никого не представил Стэнли, а просто отошел, не сказав ни слова. По какой-то непонятной причине Стэнли стало не по себе.
Не спрашивая, что предпочитает Пилбим — его вкусы были уже известны — Стэнли купил две полпинты горького и, путаясь в собственном вранье, принялся расписывать новому партнеру, как обстоят дела с поверенным. Пилбим только сказал:
— В следующий раз, дружище. Отлежим до следующей недели.
Думая о Джеймсе Хортоне, Вера во многом оказалась права, но кое в чем ошиблась. Он действительно работал управляющим в Брейминстерском филиале «Барклайз-банка»; он был очень состоятельным, так как унаследовал деньги и от отца, и от дяди, он на самом деле жил в хорошем доме. Но он не был женат на симпатичной сорокалетней женщине, и у него не было детей-подростков. Пять лет тому назад его жена умерла от рака, оставив ему единственного сына, теперь уже студента университета
— Одинокая жизнь, Джеймс, — сказала Вера в свой последний вечер, когда они с Джеймсом сидели в коктейль-баре отеля «Метрополь».
— Иногда
— Ты никогда не думал о новой женитьбе?
— До последнего времени нет, — сказал Джеймс. — Знаешь, Ви, а ты ведь ничего о себе не рассказала Мы каждый вечер куда-нибудь ходили — о да почти всегда вместе с Гудуинами, — но все это время говорил о своей жизни только один я и даже не дал тебе возможности рассказать что-нибудь о себе. Боюсь, я слишком эгоистичен.
— О нет. Мне было очень интересно.
— Наверное, оттого, что я все время один, мне захотелось поговорить. Но твоя жизнь, должно быть, не менее одинока, чем моя.
— Откуда такая мысль? — Вера с удивлением посмотрела на него.
— Разве мы не в одной лодке, Ви? Я вдовец, и ты вдова, у тебя нет детей, и я…
— Джеймс, — громко сказала Вера, — откуда ты взял, что я вдова?
Он довольно сильно побледнел и заговорил, запинаясь:
— Но моя тетка сказала… Ты приехала сюда одна, и ты никогда…
— Прости, но миссис Хортон ошиблась. Я не вдова. Просто мой муж не смог приехать из-за работы. О Господи, теперь я начинаю понимать многое из того, что вначале не понимала.
— Ты хочешь сказать, что живешь с мужем? Ты и твой муж…
— Вот именно. Завтра я возвращаюсь к нему домой.
— Понятно, — сказал Джеймс Хортон. — Я вел себя как последний глупец.
Все фотографии Веры оставались по-прежнему на камине, но теперь их не было видно. Они стопкой лежали за вазой. Стэнли не спросил жену, хорошо ли она провела время, и это ее очень больно задело.
— Как работа? — тихо поинтересовалась она.
— Если уж тебе так необходимо знать, я уволился. Собираюсь заняться антиквариатом. На старых вещах можно заработать кучу денег, и мы покупаем магазинчик в Старой Деревне. Мы — это я и мой компаньон.
— Твой компаньон? — переспросила Вера. — Какой компаньон? Кто он, Стэн? Где вы с ним познакомились?
Вера пришла в такой ужас, что вряд ли Стэнли ухудшил бы положение, признавшись, что познакомился с Пилбимом на улице, а решение войти с ним в долю принял в пивной. Но Стэнли принадлежал к тем мужчинам, которые никогда не говорят своим женам правду, если есть возможность соврать.
— Он связался со мной через общего знакомого, — последовал туманный ответ. — Обо мне ему рассказал один мой бывший клиент из гаража.
Стэнли знал, что Вера не поверит ему, но сейчас это мало его волновало. Он сердито отвел взгляд. За два часа до ее возвращения домой он позвонил в «Финбоу и Крейг» и услышал от секретарши, что мистеру Финбоу необходимо срочно обсудить с миссис Мэннинг один вопрос и что соответствующее письмо придет к ней в понедельник утром. Еще одна заминка. Только Богу известно, что скажет Пилбим, если во вторник вечером он явится в пивную без денег.
— А у этого человека есть хоть какой-то капитал? — проявила проницательность Вера.
— Будь разумной, сказал Стэнли. — Он купается в деньгах. Иначе неужели я бы стал затевать с ним дело?
— Я не знаю, как бы ты поступил, Стэн, но я знаю, что, когда дело доходит до денег, ты становишься ребенком. Мне больше известно о бизнесе, чем тебе. Обещай, что не сделаешь никакой глупости.
Стэнли ничего не ответил. Он никак не мог отключиться от мысли о письме, и чем больше о нем думал, тем больше у него подергивались уголки глаз. В ночь на понедельник он плохо спал, ему снились беспокойные сны и Мод. В одном из них она обсуждала вместе с ним содержание своего завещания, попутно сообщив ему, что дело еще не завершено, что письмо мистера Финбоу связано с неким условием, придуманным специально, чтобы нарушить любые деловые планы.
Поэтому, когда утром Вера принесла ему чашку чая и вслух прочитала полученное письмо, он пришел в меньшее негодование, чем можно было ожидать.
«Уважаемая миссис Мэннинг, Я обратился в брокерскую фирму, действующую по поручению покойной миссис Кинауэй, по поводу Вашего наследства. Из-за недавнего понижения курса акций, в которые вложены на данный момент деньги Вашей покойной матери, я считаю своим долгом посоветовать Вам не продавать акции сейчас. Из надежных источников мне известно, что курс опять начинает расти, поэтому было бы целесообразно сохранить Ваши ценные бумаги еще несколько недель.
Вам, несомненно, следует обсудить со мной этот вопрос как можно скорей. Я бы хотел подчеркнуть, что, если Вы захотите продать акции немедленно, я, естественно, проинструктирую должным образом биржевого маклера Вашей покойной матери. Если возникнет необходимость, Вы можете посетить мой офис в начале этой недели.
С искренним уважением,
Чарльз Финбоу».
— Остается надеяться, что он честный малый, — мрачно изрек Стэнли, — и не пустит наши Денежки по ветру. Можешь сообщить ему, чтобы он немедленно продавал акции.
— Не глупи, дорогой, — умиротворяюще сказала Вера — Мистер Финбоу действует только в наших интересах. Он же сказал, что если продать эти акции сейчас, то мы получим меньше, чем через несколько недель.
Стэнли сел в кровати, поперхнувшись чаем.
— Что ты говоришь? Нам нужно получить эти деньги. Бог свидетель, мы ждали достаточно долго. — Его даже затошнило от ужаса. Он представил себе лицо Пилбима, когда тот услышит, что нужно ждать несколько недель. Вся затея тогда пойдет прахом. — Ты отправишься в контору сегодня же, — еле выдавил он, — в обеденный перерыв, а я пойду с тобой.
— Не могу, Стэн. Дорис ушла в отпуск, я не могу уйти на обед.
— Если так, Ви, тогда пойду я. — Стэнли отбросил одеяло. — Я отправлюсь туда один и получу эти деньги, даже если мне придется выбить ему все зубы.
— Я подумаю, что можно сделать, — вздохнула Вера.
Оставшись один в доме, Стэнли принялся вышагивать по комнате, обливаясь потом. В пятницу в пивной он твердо пообещал Пилбиму деньги на покупку фургона, на отделку и обстановку магазина, и вдоволь наличности на приобретение товара. Финбоу придется выложить все сполна. Глаз снова болезненно задергался, и, чтобы успокоиться, Стэнли присел решить кроссворд.
Как раз, когда он заполнял 26 по горизонтали, «ПОСТ» — «ответственная должность или голодание по предписанию церкви», раздался звонок в дверь, резкий и требовательный.
Стэнли никогда не имел привычки, услышав звонок, открывать дверь просто и естественно, как делают другие люди. Каждый раз он раздумывал, стоит ли вообще открывать. И сейчас он на цыпочках пробрался в переднюю комнату и посмотрел в щелку между шторами. На крыльце стоял Пилбим, но не один, а с огромным детиной, которому на вид было не больше двадцати восьми, и в котором Стэнли признал одного из прихвостней, что ошивались в прошлую пятницу возле Пилбима в пивной.
Стэнли отпустил штору, но прежде Пилбим успел перехватить его взгляд. Ничего не оставалось. Пришлось идти к двери. Когда он открыл ее, Пилбим просунул ногу в щель, как напористый коммивояжер.
Приятеля своего он не представил. Стэнли этого и не ждал. Он и так понял, зачем здесь этот «друг». Можно было обойтись без лицемерных формальностей.
— Я же сказал, во вторник, — пробормотал Стэнли.
— Знаю, старина, но какая разница — днем раньше, днем позже. Мы оба понимаем, большие деньжата приплывут завтра. Все, что мне нужно, — это пятьдесят в счет будущей суммы.
Они вошли. Стэнли не смог их остановить.
— Нет у меня пятидесяти, — сказал он, находясь под впечатлением от молодых мускулов напарника Пилбима
— Тогда тридцать, — сказал Пилбим. — Это в твоих же интересах, Стэн. Мы с моим приятелем положили глаз на пару фамильных ваз. Было бы грешно упустить их.
— Понятно, — слабым голоском отозвался Стэнли, чувствуя, как его подталкивает мощное плечо друга — Присаживайтесь. Чувствуйте себя как дома Деньги наверху.
Он торопливо поднялся на второй этаж и кинулся к книжному шкафу. Перелистывая страницы ежегодника кроссвордов, он услышал за спиной шаги. В дверях стоял Пилбим и с интересом, хотя несколько удивленно, наблюдал за операцией.
— Вот, значит, где твой маленький сейф? Ну и разит же от него фиалками.
Стэнли молча вручил ему тридцать фунтов. Теперь в ежегоднике осталось только тринадцать банкнот.
— Это мой муж, — сказала Вера когда их провели в кабинет мистера Финбоу.
Ей не часто доводилось представлять его. Они со Стэнли не принадлежали к тому миру, в котором обязательно соблюдение многих формальностей. Но если ей и приходилось произносить эти слова, она всякий раз ощущала легкое чувство стыда, чувство, которое сегодня стало еще сильнее, когда она взглянула на Стэнли и отметила, как воинственно вздернут его подбородок и подозрительно поблескивают глаза.
— Он захотел прийти со мной.
— Как поживаете, мистер Мэннинг? — произнес мистер Финбоу. — Прошу вас обоих садиться. Итак, мне кажется, мое письмо обрисовало ситуацию, но если вам нужны какие-то дополнительные разъяснения, я буду рад предоставить их.
— Да, нужны, — сказал Стэнли. — За тем мы и пришли.
Мистер Финбоу слегка приподнял брови и все свое внимание подчеркнуто переключил на Веру.
— Положение таково, миссис Мэннинг. Деньги, завещанные вам покойной матерью, в основном вложены в акции двух компаний — «Евро-американский табак» и «Всемирная корпорация олова». Очень разумные капиталовложения и надежные, если можно так выразиться, как крепость. Однако вы, несомненно, знаете о том, к каким последствиям на бирже привел недавний арабо-израильский кризис.
Он замолчал, наверное, надеясь услышать какой-то вразумительный ответ от Веры. Но Вера, хотя и смутно сознавала, что телевидение только и говорило, что о Ближнем Востоке, весь апрель и май была слишком занята собственными кризисами, чтобы обращать внимание на политику, поэтому в ответ она смогла только беспомощно кивнуть.
— Меня уведомили, — продолжал мистер Финбоу, — что продажа при таком положении дел приведет к потере нескольких сотен фунтов из-за значительного падения курса. Вера снова кивнула.
— Но эти… э-э… капиталовложения снова обретут свою ценность?
— Уверен, что да. Видите ли, миссис Мэннинг, упомянутые мною компании — крупные международные концерны, акции которых в обычное время держатся на постоянном уровне. Речь ни в коем случае не идет о долговременном падении курса. Все дело лишь в том, что в настоящий момент цена неудовлетворительна, но это явление временное. Другими словами, любой знающий человек скажет вам, что сейчас продавать неразумно, подождите, скажем, шесть недель, и мы увидим значительное повышение в…
— Шесть недель! — прервал его Стэнли. — А как же проценты? Что будет с ними?
— Как я только что объяснил, — поверенный начал терять терпение, — курс временно упал. Цена каждой отдельной акции понизилась, но доход вашей жены остался прежним, так как в дивидендной политике компаний изменений не произошло.
— Ладно, ладно, — сказал Стэнли. — Как скажете. Но откуда нам знать, что больше таких кризисов на случится? Вы можете держать нас в подвешенном состоянии еще не один месяц. А ведь вы играете нашими денежками.
— Прошу прощения?
— Что, разве не так? Моя жена сказала вам продавать. Еще несколько недель тому назад. А теперь, потому что вы пробездельничали, денег стало меньше, чем вначале. Лично мне все ясно.
Мистер Финбоу поднялся с кресла и, повернувшись спиной к Стэнли, обратился к Вере с холодной вежливостью:
— Если вы не удовлетворены, миссис Мэннинг, возможно, вы предпочтете прибегнуть к услугам другой юридической фирмы?
Красная от стыда, боясь взглянуть на Стоили, Вера заикаясь проговорила:
— О нет, вы не должны так думать. Мне кажется, мой муж не совсем…
— Я все прекрасно понял, — Стэнли было не так-то просто выбить из колеи. — Все ваши доводы ни черта не стоят. Мы сказали вам, что хотим продать акции, и свое решение не изменим. Можете продавать все прямо сейчас, сегодня днем. Это наши деньги, и мы так хотим. Правильно?
С минуту казалось, что мистера Финбоу хватит удар. Затем он произнес ледяным тоном:
— Я не держатель лавочки на уличном рынке. Я юрист, я старший совладелец фирмы, известной своей незапятнанной репутацией. Никогда, никогда со мной не говорили в этом кабинете подобным образом. — Он на секунду закрыл глаза, словно в приступе боли. Затем очень официально обратился к Вере: — Каковы будут ваши распоряжения, миссис Мэннинг?
Вера не смела поднять глаза. Ее руки подрагивали на коленях.
— Простите, мистер Финбоу. Право, мне очень жаль. — Она с несчастным видом посмотрела на него. — Конечно, поступайте как лучше. Нам не так уж нужны деньги. Просто… просто одна или две вещи…
Мистер Финбоу тут же отреагировал, став чуть более человечным:
— После вашей матери также остались несколько страховых полисов, срок платежа которых наступил после ее смерти. Если речь идет, скажем, о пятистах фунтах, я с удовольствием немедленно выпишу вам чек.
— Да, пятьсот фунтов пришлись бы как раз очень кстати, — сказала Вера более радостно. Она ждала, отвернувшись от Стэнли, пока мистер Финбоу выписывал чек. — И пожалуйста, ничего не предпринимайте по продаже акций до тех пор, пока вы и биржевой маклер не сочтете нужным.
— Очень хорошо, — сказал мистер Финбоу, обменявшись с ней рукопожатием и не обращая на Стэнли никакого внимания. — Позвольте заметить, вы поступили очень мудро, миссис Мэннинг. Всего хорошего.
— О, Стэн, как ты мог? — сказала Вера, когда они спускались по лестнице. — Прямо не знаю, что подумал о тебе мистер Финбоу.
— Да забудь ты об этом. Он может думать обо мне все, что угодно, старый надутый проходимец. Послушай, если ты сейчас распишешься на обратной стороне чека, я тут же отнесу его в банк и открою счет. Вот здесь, на этом столе. А тебе лучше вернуться на работу, иначе ты опоздаешь. Вера остановилась, но сумочку не открыла
— Мне совсем не обязательно возвращаться до двух часов. Я подумала, что пропущу сегодня обед и пойду взглянуть на холодильники.
— Хорошая мысль. Тогда ступай. — Стэнли выжидательно протянул руку.
— Когда я сказала «взглянуть», я имела в виду купить. Ты же знаешь, как давно я хочу холодильник. Но купить без денег нельзя, а они появятся, только когда я заведу чековую книжку. Для начала мы оба пойдем в банк. Разве тебе не кажется, что иметь общий счет будет гораздо удобнее?
Слово «удобнее», по мнению Стэнли, вряд ли подходило к ситуации. Однако он понял, что при данных обстоятельствах ему не избежать совместного похода в банк, и они рука об руку вошли в Кроутонский филиал «Барклайз-банка».
Управляющий, маленький толстый человечек, совершенно не был похож на Джеймса Хортона, и все же он напомнил Вере о Джеймсе, наверное, потому, что служил управляющим еще одного филиала того же самого банка. После возвращения из Брея она нечасто вспоминала о Джеймсе, но сейчас он отчетливо всплыл в ее памяти — мягкий, вежливый, внимательный человек — и она не могла не сравнить его воспитанность с поведением Стэнли в конторе «Финбоу и Крейг».
— Вот, пожалуйста, миссис Мэннинг, — произнес главный клерк, склонившись над столом. — Ваша чековая книжка и книжка мистера Мэннинга. И две приходные книжки для каждого. Мы, естественно, пришлем вам именные чековые книжки, как только они будут готовы.
Управляющий проводил их до дверей.
— Вот это, — сказал Стэнли, — настоящий джентльмен.
Он записывал последнее слово в кроссворд («СПАНИЕЛЬ» — «длинноухий друг охотника»), когда вернулась Вера, розовая от возбуждения.
— Я купила его, дорогой. Чудесный холодильник с отделением для салата. А еще, о, я знаю, что очень расточительна, но я купила заодно стиральную машину. Завтра их привезут.
— А сколько все это стоило? — спросил Стэнли, завинчивая колпачок на ручке.
— Почти сотню. Наверное, все эти деньги вскружили мне голову. Но я уже решила, что не потрачу ни одного пенни, пока от мистера Финбоу поступит остальная сумма.
— Это твои деньги, — милостиво произнес Стэнли. — В конце концов, это тебе их оставила мамочка.
— Ты не должен так говорить, дорогой. Это наши деньги. Я хочу, чтобы ты купил себе новый костюм и вообще любую мелочь. Теперь у тебя есть собственная чековая книжка.
Стэнли сунул руку в карман и потрогал хрустящую зеленую книжечку, твердую и пока нетронутую, в пластиковой обложке. Очень великодушно стороны Веры предоставить ему карт-бланш. Он бы и так не преминул воспользоваться счетом на полную катушку, но все же прежде лучше получить разрешение.
Стиральная машина и холодильник прибыли на следующий день в девять тридцать. Стэнли был еще в постели, и оттого, что ему пришлось ставать и впускать в дом грузчиков, настроение у го испортилось. Затем он вспомнил, что сегодня вторник, а значит, хороший день по двум причинам. Он обрадует Пилбима, а Каролайн Сноу находится на пути в Глостер. В час дня он включил приемник послушать новости, с тоской думая о том, как с него навсегда свалилась бы одна проблема, если бы поезд «Паддингтон — Глостер» потерпел крушение. Поразительно, сколько в эти дни разбивается поездов. Путешествие по железной дороге становится столь же опасным, как по воздуху. Но все новости были посвящены происходящим переговорам по урегулированию ближневосточного конфликта, и о поездах никто не вспоминал.
Вера была слишком занята возней с новыми игрушками на кухне, чтобы как следует расспросить, зачем он уходит из дома без четверти восемь. Он небрежно сказал о деловой встрече, не сообщив при этом, что она назначена в пивной, не совсем подходящем для деловых переговоров месте, лишенном респектабельности, которой Стэнли хотел окружить свое новое предприятие.
Пилбим был на своем посту. Словно никогда и не покидал.
— Прости за вчерашнее вторжение, Стэн, но сам знаешь, приходится идти, когда черт гонит. Я раздобыл вазы и кое-какое очень достойное георгианское серебро. Пора бы тебе навестить магазинчик и осмотреть добычу. Так, а теперь о фургоне. Один мой приятель предложил мне шикарный экипаж. Если мы захотим, он завтра же наш, и всего за две с половиной сотни.
— Скорее всего, я смогу найти такую сумму, — сказал Стэнли.
— Я так и думал, старина. После всех твоих обещаний я так и думал. Мне еще предстоит вернуть долг жене, сам знаешь, и если мы завтра собираемся отправиться в Барнет…
— Предоставь это дело мне, — сказал Стэнли.
Утром они купили фургон. Стэнли вручил другу Пилбима чек и выписал еще один, на получение наличных. Фургон с погнутыми бамперами и облезлым кузовом был далек от его представления о шикарном экипаже, но завелся с первой попытки и довез их до кроутонской Старой Деревни.
Пилбим молчал почти всю дорогу, и Стэнли решил, что он сердится. Но когда фургон остановился возле магазина, Стэнли понял, что ошибался. Пилбим и не думал сердиться, он молчал, сдерживая возбуждение, и теперь, вылезая из машины, с гордостью произнес:
— Ну, старина, что скажешь? Удивлен, а, удивлен? Сам можешь убедиться, я не бездельничал.
Стэнли с трудом поверил своим глазам. Последний раз, когда он видел магазин, его витрина-эркер была грязной и потрескавшейся, а вход заколочен досками. Теперь витрину отремонтировали, и каждое стеклышко сияло безукоризненной чистотой, открывая перед прохожими восхитительный вид сокровищ, хранящихся внутри. Над витриной поместилась надпись, умело сделанная золотыми буквами: «Магазин «Старая Деревня», золотые буквы были также на двери из стекла и кованого железа с замысловатой медной ручкой. Пилбим отпер дверь и впустил Стэнли.
Стены были оклеены обоями в полоску в стиле английского ампира, а на полу лежал темно-красный ковер. На овальном столе стояла пара канделябров и большая ваза розового стекла. Широко раскрыв глаза, Стэнли на цыпочках передвигался по магазину, рассматривая гравюры со сценами охоты, тарелки «краун-дерби»[14] и не поддающиеся описанию безделушки. То, что он увидел, чрезвычайно обрадовало его, потому что вера в Пилбима начала угасать. Его потрясло вчерашнее появление компаньона с целью вытянуть деньги, а если понадобится, то и силой, и разбитый старый фургон стал едва не последней каплей. Теперь, озираясь вокруг на полированное дерево и сияющий фарфор, он чувствовал, что вера возвращается к нему.
— А кто же сделал весь ремонт? — спросил он.
— Пара моих приятелей. — У Пилбима, видимо, не было недостатка в друзьях. — Я попросил их выполнить срочную работу в виде особого одолжения. Нравится?
— Великолепно, — сказал Стэнли.
— Я сказал им, чтобы счет отослали тебе. Не возражаешь?
— Нет, конечно. — Радость Стэнли чуть поугасла. — А какая примерно… будет цифра?
— Скажем, пятьдесят, старина. Около пятидесяти. Это ведь тебя не разорит? Потом еще ковер. Чудесный «уилтон» [15], как сам видишь. Но думаю, ты получишь счет за него не раньше осени. Так что, открываемся завтра?
— Почему бы нет?
Они отметили это событие в любимой пивной, а затем отправились в фургоне на север, в деревни Хартфордшира. В домах, куда они заходили, говорил один Пилбим. Его, как оказалось, привлекали самые ветхие строения и те, в которых жили одинокие вдовушки или престарелые женщины, чьи мужья были на работе.
Метод Пилбима был прост: он спрашивал у хозяйки, есть ли у нее какой-нибудь старый фарфор или серебро, и чаще всего получал утвердительный ответ. Пока она разыскивала на чердаке нужные вещи, Пилбим быстро оглядывал обстановку и, когда хозяйка спускалась вниз, покупал у нее все, что она показывала, давая хорошую цену, и женщина вконец терялась от неожиданно свалившегося богатства в обмен на то, что считала старым барахлом. Уже стоя на пороге, Пилбим предлагал ей десять или двадцать фунтов за вещь, которую наметил с самого начала — кресло с подголовником или письменный стол, — и чаще всего хозяйка в пылу восторга и жадности соглашалась на это предложение. Пилбим делал вид, что вещь не слишком ему нужна и что он лишь из любезности избавляет хозяйку от хлама.
— Я дам вам двадцать, леди, — говорил он, — но мне самому обойдется в такую же сумму реставрация, чтобы потом продать за сорок пять. Видите, я совершенно откровенен с вами. Я занимаюсь этим делом ради выгоды.
— Но я сама могла бы отреставрировать вещь и выгодно продать.
— Я сказал, что мне реставрация обошлась бы в двадцать. С вас краснодеревщик возьмет больше. Скорее всего, тридцать или сорок.
— Что ж, вам лучше знать, — обычно говорила в таких случаях женщина — Мне эта вещь все равно надоела, и я рада избавиться от нее. Последний раз, когда я выбрасывала старье, мне пришлось заплатить за вывоз.
Наличность на ведение этих дел поступала из кармана Стэнли.
— Скоро это даст свои плоды, старина, — приговаривал Пилбим. — Если бы ты еще добавил двадцать пять для моей жены, то дело было бы сделано. Договорились?
Пришлось Стэнли выписать чек для миссис Пилбим. Наличных у него не осталось.
— Просто напиши «X. Пилбим», — сказал ее супруг. — Мою старую клячу зовут Хилда.
Что ж, он неплохо расправился с оставшимися в банке четырьмя сотнями, подумал Стэнли. Декораторам придется подождать. Ему самому какое-то время нечего будет тратить, а Вера пока и не собиралась. Как бы там ни было, в конце недели бизнес принесет ему первые деньги.
На следующий день он отнес в магазин «Старая Деревня» вещи Этель Карпентер и красиво расставил их на овальном столе.
Толку от поездок Стэнли по окрестностям не было никакого. Он, по выражению Пилбима, все равно не смог бы отличить мейсенскую вазу от детского горшка, поэтому, пока его напарник потрошил гостиные, Стэнли оставался присматривать за магазином. Ценники были наклеены на подставках или на ножках, Пилбим велел не уступать ни пенни и не торговаться. Клиент волен поступать по своему усмотрению — пусть или платит, или уходит.
В основном, они уходили. За первый день работы Стэнли продал только одну вещь, да и то всего-навсего серебряную чайную ложку, которую за пятнадцать шиллингов приобрела для своего будущего крестника чья-то крестная мать. Домой он вернулся удрученный, а там его ждала хмурая Вера с покрасневшими глазами, которая почти никак не отреагировала на рассказ мужа о прошедшем дне.
— Да что с тобой такое?
— Ты прекрасно знаешь, что со мной.
— Нет, не знаю. Сегодня утром все было в порядке. — Быть не может, чтобы она узнала о растраченном счете. Чековую книжку он надежно спрятал в кармане. — Я не умею читать мысли.
Вера села за стол, поковыряла в тарелке и ударилась в слезы.
— Ради Бога! — воскликнул Стэнли. — Что случилось?
— Ты. Вот что случилось. Водишь в дом своих девиц, пока меня нет. — Она подняла на него покрасневшие глаза, полные горького упрека. — Как ты мог, Стэн?
— Девиц? — переспросил Стэнли. — Что за чертовщина? Не водил я сюда никаких девиц. Ты, должно быть, свихнулась.
— Тогда девицу. Одну, если тебе от этого лучше. Все соседи об этом судачат. Они смеются надо мной, все до одного. Видно, правду говорят, что жена всегда узнает последней.
Каролайн Сноу. Черт бы ее побрал, из-за нее весь сыр-бор. От нее одно несчастье за другим.
— Наверное, миссис Макдональд рассказала тебе, — предположил он.
— Вообще-то, это была миссис Блэкмор, но они все в курсе. Только об этом и говорят. Как эта высокая блондинка появилась здесь в воскресенье, в тот день, когда ты отправил меня одну, а затем снова вернулась в пятницу. Провела здесь несколько часов, сказала миссис Блэкмор, а потом ты вместе с ней пошел по улице.
— Я могу объяснить, — классически начал Стэнли. — Она… она та девушка, которую мы с моим партнером хотим взять для ведения бухгалтерии. Я же должен был с ней побеседовать, не так ли?
— Не знаю. Но если это правда, почему ты тогда не сказал, что кто-то к нам приходил, пока меня не было? Это твои слова, не мои, а ведь я тебя даже не спрашивала. Ты сказал: «К нам никто не приходил».
— Я забыл.
— К нам никто никогда не приходит, — устало проговорила Вера — У нас нет друзей, ты разве не заметил? Уже многие годы к нам заглядывают только соседи, а тут вдруг пришла девушка, и ты, видите ли, забыл мне рассказать. Просто забыл. Что, по-твоему, я должна чувствовать? И что я должна думать?
— Ты должна верить мне, — сказал Стэнли. — Мне, а не соседям, проклятым сплетникам. Я говорю тебе правду, Ви.
— В самом деле? Да ты понятия не имеешь, что такое правда, Стэн. Правда или ложь — тебе все равно. А что, если я позвоню этому твоему Пилбиму и спрошу у него, ищете ли вы девушку для ведения дел?
— У него нет телефона, — пробормотал Стэнли. Господи, с утра не забыть бы предупредить Пилбима на тот случай, если она выполнит свою угрозу. — Я полагаю, тебе следует мне доверять, Ви.
— Почему? Ты когда-нибудь за всю нашу совместную жизнь доказал мне, что тебе можно доверять?
Этой ночью Вера спала в комнате, которую приготовила для Этель Карпентер.
Одна неделя сменяла другую, дела в магазине шли на лад. Наличность иссякла, и Пилбим по четвергам и пятницам становился за прилавок, а при нем торговля шла совсем по-другому. Стэнли получил возможность убедиться, что его компаньон хороший продавец, обладающий даром убеждения. Он продал, как подлинники, овальный стол и четыре кресла, где в каждом был вставлен кусочек «хепплуайта», женщине, с гордостью объявившей, что весь ее дом обставлен мебелью из светлого дерева, а какому-то подростку-сорвиголове всучил канделябр. Пилбим утверждал, что смог бы продать жителю Африки батарею центрального отопления, и Стэнли верил ему. Но когда он попросил свою долю из недельной прибыли, Пилбим заявил, что им еще долго не придется дотрагиваться до денег. Наличность нужна для приобретения вещей. Стэнли отправился домой с пустыми руками.
Отношения у них с Верой стали лучше, но не такими, как прежде. Как-то вечером, чувствуя себя увереннее и спокойнее, чем в последнее время, он обнял жену за плечи, но та шарахнулась, словно его рука была из раскаленного железа.
— Не пора ли нам перестать ворошить прошлое? — сказал он.
— Ты можешь поклясться, что эта девушка для тебя ничто — что она просто искала работу? Клянешься, что никогда не дотрагивался до нее?
— Да меня от одного ее вида воротит, — искренне ответил Стэнли, и после этого Вера стала почти прежней, расспрашивала его о делах, строила планы, что они будут делать с деньгами, но время от времени, когда они смотрели телевизор, или Стэнли занимался кроссвордами, он ловил на себе ее странный взгляд. В такие моменты она просто опускала глаза и молчала.
Теперь Вера сама с нетерпением ожидала денег, и, пока Стэнли решал очередную головоломку из «Дейли телеграф», она брала у него биржевую страницу и изучала, с удовлетворением отмечая, что курс «Евро-американского табака» и «Всемирной корпорации олова» неуклонно растет день ото дня. Мод хотела, чтобы она получила деньги, думала Вера, больше всего хотела, чтобы ее дочь могла купить себе все, что угодно. Вера увеличила одну из фотографий Мод и повесила ее в столовой, и теперь, глядя на нее, она часто вспоминала, какой осмотрительной и проницательной женщиной оказалась мама, когда сразу разглядела в Стэнли его сущность. Деньги не улучшат ее брак, Мод всегда это знала, но они смогут облегчить жизнь. Пусть жизнь у нее будет хоть и несчастливая, но зато с комфортом.
Ей нравилось, что теперь можно сидеть за столом, пока Стэнли занят своим кроссвордом, и выписывать чеки для оплаты электричества и газа, вместо того, чтобы опустошать жестянку, которую она держала в кухонном столе, и отдавать кассиру пригоршню мелочи. Как чудесно просто написать «восемь фунтов, десять шиллингов, три пенса», поставить подпись и не думать при этом, как бы в следующий раз сократить эту сумму, если выключать свет каждый раз, выходя из комнаты… В конце недели Стэнли принес домой десять фунтов.
— Могло быть и в пять раз больше, старина, — сказал Пилбим, — только нам нужен весь наш капитал для нового товара. Все дело в том, что, пока ты не раскошелишься, у нас подрезаны крылья.
И Стэнли, который сомневался в своем партнере вплоть до самого открытия магазина, теперь убедился, что любое предсказание Пилбима оказывалось верным. Пилбим действительно знал то, о чем говорил, действительно был знатоком антиквариата. Дело оказалось, как было обещано, по-настоящему золотой жилой, богатым месторождением руды, которую оставалось только выкопать, чтобы превратить в звонкую монету, но для этого нужно привлечь весомый капитал. Самое ужасное то, что этот капитал, его собственный законный капитал, вложен где-то там в ерундовое олово и табак и недосягаем до тех пор, пока Финбоу не скажет своего слова.
С нервами у Стэнли стало совсем плохо. Руки больше не тряслись, и приступов тошноты тоже не было, но с ним происходило нечто более удручающее. Глаз теперь дергался постоянно.
Началось все с того момента, когда Вера принялась расспрашивать его о визитах девушки. Задергался правый глаз. И теперь, когда Стэнли уставал, веко подпрыгивало вверх и вниз особенно сильно. Стэнли сходил в библиотеку и посмотрел симптомы в медицинском словаре, к которому впервые обратился, когда готовил планы относительно Мод. В словаре было сказано, что подергивание глаза, называемое в народе «живой плотью», чаще всего вызвано усталостью и беспокойством и через короткий промежуток времени обычно проходит. В противном случае это может быть более серьезный симптом, а именно — первый признак какого-либо заболевания центральной нервной системы.
Ну, а что такое «короткий промежуток»? Часы, дни, недели? Подергивание не уменьшилось и продолжается вот уже две недели. Оно прекращается, только когда он решает кроссворды. Недостатком такой терапии было то, что теперь он мог решить любой кроссворд за десять минут. Возможно, ему следовало заниматься кроссвордами по-другому — самому составлять.
Два или три года назад он попытался это делать, но в доме творилось невесть что из-за Мод, пришлось оставить затею. Сейчас совсем другое дело. Сидя в магазине, коротая время между покупателями, Стэнли набрасывал заготовку для кроссворда в блокноте, который они с Пилбимом использовали для счетов. Иногда Пилбим уезжал ю деревням, иногда возился в маленькой мастерской позади магазина. Глаз у Стэнли не дергался, пока он изобретал слова и вписывал их в квадратики, потому что такая задача бросала вызов его умственным возможностям. Она занимала его целиком, часто отключая от окружающей действительности, и он мог часами подыскивать слово, подходившее для «пусто», «Р», «О», «Г», «пусто», «пусто», «З», прежде чем наконец находил решение: «ПРОГНОЗ».
Для него это стало навязчивой идеей, но Стэн был уверен, что она покинет его точно так же, пройдет дерганье глаза, когда появятся деньги. Вот тогда он всю энергию направит только на магазин, зная, что Пилбим не будет появляться минуту из мастерской, чтобы отпустить очередное саркастическое замечание по поводу людей, которые не выполняют своих обязательств, пока он мог мирно заниматься кроссвордами, чтобы не думать о деньгах и успокоить непослушный глаз.
Письмо из банка пришло спустя месяц после того, как они открыли в нем общий счет. Стэнли уже отправился на работу, бормоча под нос: «В, пусто, пусто, Е, пусто, пусто». Вот уже три дня, как он был не в состоянии найти это слово из шести букв. Стэнли прошел мимо почтальона, но был слишком поглощен своей явно неразрешимой загадкой, чтобы даже предположить, что тот несет известие от «Финбоу и Крейг».
Письмо было адресовано мистеру и миссис Мэннинг, и Вера поэтому сомневалась, стоит ли ей распечатать конверт одной, но потом наконец решилась и содрогнулась от ужаса, глазам своим не поверив.
«Уважаемые мистер и миссис Мэннинг.
С сожалением должен сообщить вам, что ваш кредит превышен на сумму 35 фунтов. Я уверен, что вы захотите незамедлительно исправить это положение, и убежден, что в ближайшие несколько дней получу от вас денежный перевод для погашения недостающей суммы.
Искренне ваш, Артур Фрейзер, управляющий».
Но этого не могло быть! Она выписала чеки только за холодильник и стиральную машину и оплатила несколько счетов. Из пятисот фунтов, лежащих в банке, должно было остаться, по крайней мере, триста семьдесят. Она сказала Стэнли купить себе костюм, но он не сделал этого. Быть может, произошла ошибка? Да, скорей всего, так. Неужели банки допускают ошибки? Каждый когда-нибудь ошибается, банки, наверное, тоже.
Вера снова почувствовала себя беспомощной. Она не знала, как поступить, хотя для обычного человека найти решение в подобной ситуации не составило бы большого труда. Возможно, она неправильно выписала какой-нибудь чек, добавила лишний ноль. Но неужели служащие в электрической или газовой компании воспользовались ее оплошностью? Вцепились в то, что получили, как когда-то поступил Стэнли, получив от бакалейщика сдачу не с одного фунта, а с пяти?
Веру особенно волновал вопрос, имеет ли банк право привлечь ее к суду. Она где-то слышала, что выписать чек, который нечем оплатить, это значит пойти против закона, совершить преступление. Если бы только она могла к кому-то обратиться за помощью, расспросить кого-то.
Мод знала бы, что нужно делать. Вера в отчаянии взглянула на фотографию матери, висевшую на стене. Мод прекрасно разбиралась в делах, была отличным управляющим, проницательным, как ревизор, но Мод умерла. Оставались только Дорис из химчистки и миссис Блэкмор или миссис Мак-Дональд. Вера не хотела, чтобы кто-либо из этих женщин узнал о ее делах. Уже то плохо, что они обсуждают между собой ее семейную жизнь и измену Стэнли.
А больше она никого не знает, если только… А почему бы и нет? Джеймс говорил, что он ей друг. «Давай теперь не теряться, Вера», — сказал он. Конечно, это было до того, как она сообщила ему, что ее муж жив и здоров. Теперь-то они уж действительно потерялись. С тех пор, как она вернулась из Брея, они ни разу не общались.
Если она не спросит Джеймса, что ей тогда делать? Лишиться трехсот семидесяти фунтов? Даже больше, потому что она еще должна тридцать пять. В полном смятении Вера набрала номер химчистки и сообщила, что не сможет прийти. Сказала, что плохо себя чувствует, и это было правдой. Бессмысленно терзаться сомнениями, вышагивать по комнате и в который раз перечитывать письмо. Вера достала записную книжку и набрала ряд цифр — номер в Брейминстере.
Банк был еще закрыт, и Джеймс оказался дома. По-видимому, он был рад услышать Верин голос, от его печали и разочарования в их последнюю встречу не осталось и следа,
— Ты совершенно меня не обеспокоила, Ви. Конечно, я дам тебе любой совет, какой смогу
Запинаясь, то и дело извиняясь за причиненное неудобство, Вера объяснила, что произошло.
— Понятно. А что говорит твой муж?
Вере даже в голову не пришло связаться со Стэнли.
— Я еще не успела ему рассказать.
В трубке на другом конце провода последовало короткое молчание. Затем Джеймс произнес:
— Так ты говоришь, у вас общий счет?
— Да, но Стэнли не нуждается в деньгах. Он занимается бизнесом, и довольно успешно.
Почему Джеймс вдруг заговорил, так сочувственно, так мягко?
— Я полагаю, тебе следует переговорить с мужем, Ви. А пока я сделаю вот что. С мистером Фрейзером мы встречались раз или два, поэтому я позвоню ему и скажу, что ты мой друг и что ты зайдешь к нему в одиннадцать. Тебя это устроит? Останется время, чтобы связаться с мужем.
— Как ты добр, Джеймс.
— Я бы сделал для тебя все, что угодно, Ви. Ты это знаешь. Хочешь, я одолжу тебе тридцать пять фунтов, пока ты справишься с затруднением?
— Ни в коем случае, — горячо произнесла Вера. — Нет, я позвонила тебе вовсе не затем.
— Всегда рад тебе помочь. Послушай, Ви, не стоит волноваться. Банк оплатил твои чеки, поэтому речь идет не о том, что их тебе вернут или о чем-то подобном. Мистер Фрейзер все поймет. Просто попроси его показать тебе выписку из лицевого счета и те чеки, которые зарегистрированы. Ты поняла?
— Да, конечно.
— Отлично. И никто не собирается читать тебе лекции или как-то угрожать. Наверное, как банковскому управляющему, мне не следует тебе это говорить, но каждый месяц тысячи людей превышают свои кредиты в банке и ничуть не тревожатся по этому поводу, А жаль. Обязательно свяжись со мной завтра, хорошо?
— Это совершенно лишнее, — сказала Вера.
— В таком случае я сам позвоню тебе, — спокойно заявил Джеймс. — Да, позвоню. Рад был с тобой поболтать, Вера. Доставь мне снова это удовольствие завтра.
Вера почувствовала себя гораздо лучше и была довольна, что все-таки собралась с духом и позвонила Джеймсу. Но она не сможет увидеть Стэнли перед тем, как отправится в банк. Он предупреждал ее, что до обеда будет в разъездах.
Вера тщательно нанесла грим, как учила ее миссис Гудуин, и надела синее платье в белый горошек. Без пяти одиннадцать она уже входила в приемную банка, а спустя несколько минут мистер Фрейзер высунул голову из двери и пригласил ее в свой кабинет. Держался он спокойно и доброжелательно.
— Мне позвонил ваш друг, мистер Хортон, — сообщил он. — Но вы никогда впредь не должны бояться приходить в банк, чтобы поговорить со мной, миссис Мэннинг.
Вера сильно покраснела. Какой же дурой они оба ее считают!
— Наверное, вам хочется взглянуть на выписку из вашего счета? — сказал мистер Фрейзер.
В ожидании документа он завел непринужденную беседу о погоде и Брейминстере, где однажды провел отпуск. Вера могла отвечать только односложно. Она чувствовала себя явно не в своей тарелке. В банке все было пронизано серьезностью, и Вера вдруг подумала, не оказалась ли она сама на пороге чего-то серьезного в своей жизни.
Молоденькая служащая принесла выписку. Мистер Фрейзер отослал девушку, а затем протянул Вере документ с подколотой к нему пачкой чеков. Управляющий закурил и предложил сигарету Вере, но она покачала головой.
Впервые в жизни Вера держала перед собой банковскую выписку и совершенно ничего не понимала в ней. В полном недоумении взялась за чеки, думая, что в них она тоже не разберется, но тут же увидела собственный почерк. Сверху оказался тот чек, который она послала газовой компании. «Наверное, они предъявляют чек в свой банк», — подумала она, — «и деньги переводятся на их счет, а затем чек как-то попадает в мой банк, и сумму вычитают из того, что у меня есть. На самом деле все довольно просто».
Снова вернуться к выписке. Газовая компания получила свои деньги сполна только потому, что их заплатил банк, а не потому, что у нее были деньги на счету. Когда она выписывала чек, денег уже не осталось. Вера снова покраснела.
Затем шел чек за холодильник и стиральную машину и еще один для электрической компании. Вера добралась до предпоследнего чека. Тихо охнула «Транспортные средства, — прочитала она, — двести пятьдесят фунтов, Стэнли Г. Мэннинг». И еще один. «На получение наличных — 150 фунтов. Стэнли Г. Мэннинг».
— Мой муж, — заикаясь, проговорила она. — Совсем забыла… Он мне действительно говорил… О, Господи, мне так жаль…
— Что ж, нам отрадно думать, что мы редко совершаем ошибки, миссис Мэннинг.
— Нет, это я совершила ошибку, — произнесла Вера, и слова эти прозвучали не как простое извинение за расточительность, в них подразумевалось нечто большее. — Я постараюсь возместить… э-э… на следующей неделе. Не знаю как, но постараюсь.
— Дорогая миссис Мэннинг, мы здесь не кровопийцы. Вы не должны так расстраиваться. Если вы сумеете уладить дело к концу месяца…
— Вы очень любезны, — сказала Вера.
Все с ней были любезны, благожелательны, все из кожи лезли, чтобы помочь ей, и только потому, что… ее жалели. И конечно, они понимали, что произошло. Джеймс сразу догадался. Да и мистера Фрейзера ей также было не провести своим глупым объяснением. Все знали, что она вышла замуж за человека, которому нельзя доверять ни в чем.
Стоило Стэнли взглянуть на Веру, он сразу понял — тучи снова сгустились. Но на этот раз он не собирался мириться с положением изгоя, с которым едва разговаривают. Он кинул пиджак на спинку кресла, оскалился, взглянув на фотографию Мод — толку от ее смерти не оказалось никакого — и сказал:
— Наверное, эти две кумушки припомнили кое-какие подробности о моей так называемой подружке.
— Я сегодня не видела ни миссис Блэкмор, ни миссис Макдональд.
— Тогда в чем дело?
Вера налила себе чашку чая и принялась пить медленно, не говоря ни слова «СЛОВО», — подумал Стэнли. — «Речевая единица. Анаграмма к слову ВОЛОС…» Господи, он должен взять себя в руки и прекратить без конца составлять кроссворды.
Впервые за всю их совместную жизнь Вера приготовила себе чашку чая, не налив ему.
— Что с тобой такое? — спросил он, чувствуя, что нервы на пределе.
Вера обернулась. Она выглядела старой и страшной, под глазами появились темные тени, от носа ко рту пролегли глубокие морщины.
— Так и быть, скажу, — ответила она. — Сегодня утром я была в банке. От управляющего пришло письмо.
— Ах, это.
— Да, это. Вот и все, что ты можешь сказать?
— Послушай, Ви, ты сама разрешила мне потратить кое-что. Ты сказала, купи себе все, что захочешь.
— Я сказала, костюм или любой пустячок. Я не говорила, чтобы ты снимал со счета четыре сотни фунтов. Стэн, я не возражаю, чтобы ты распоряжался деньгами. Но неужели нельзя было меня предупредить? Ведь они нужны были тебе для дела, не так ли? Почему же ты просто не сказал мне? Неужели нужно было делать из меня дуру перед банковским управляющим и пугать чуть ли не до смерти?
— Ты сама сказала, что не станешь больше выписывать никаких чеков. Откуда мне было знать, что ты захочешь оплатить счета?
Почему она уставилась на него? Ее глаза смотрели не мигая, так что ему пришлось отвести взгляд.
— Что у тебя с глазом? — холодно спросила она
— Ничего. Веки дергаются, только и всего. Это нервы.
Снова молчание, затем заговорила Вера:
— Так продолжаться больше не может. Бог свидетель, я не желала смерти мамы, но когда она умерла, я подумала… я подумала, что теперь все пойдет на лад. Я подумала, что теперь у нас наступит нормальная жизнь, как у других людей. Но ничего не вышло.
— Я знаю, о чем ты, — бросил Стэнли, направляясь в столовую. Он присел на диван и начал что-то вырисовывать на клочке бумаги. Вера не отставала от него. — Послушай, мне жаль, что так получилось с деньгами, но нечего из-за этого поднимать такой шум. Мой бизнес все вернет с лихвой.
— Неужели, Стэн? До сих пор мы не так уж много от него получили, не правда ли? Если уж на то пошло, я даже не уверена, существует ли этот самый бизнес. Ты ведь не сводил меня в магазин, не представил меня мистеру Пилбиму, не…
— Сделай одолжение, — раздраженно прервал ее Стэнли. Правый глаз открывался и закрывался, как зонтик. — Неужели ты не можешь поверить мне на слово?
Вера рассмеялась.
— Поверить тебе на слово? Стэн, ты, наверное, шутишь. Я вообще не могу тебе верить. Ты говоришь первое, что приходит в голову. Правда или ложь, тебе все равно. Я даже думаю, ты не видишь между ними никакой разницы. И знаешь, Стэн, и больше не могу терпеть. Я больше не могу оставаться в темноте, униженной и обманутой, только потому, что тебе легче так, чем сказать правду. Я скорее… я скорее предпочту смерть, чем жизнь с тобой.
Стэнли не обратил на слова жены особого внимания. Верин вопрос о глазе задел гораздо больше, чем весь перечень его недостатков. Нарисовав сетку для кроссворда и вписав туда пару слов, он полностью отключился и услышал только последнюю фразу. Она прозвучала для него как сигнал тревоги. Стэнли всполошился:
— Что ты хочешь этим сказать, чем жизнь со мной?
— Когда люди переживают то, что сейчас происходит у нас с тобой, они расстаются.
— Послушай, Ви, не надо так говорить. Ты моя жена. А все наши неурядицы, в общем, по одной причине. Если я и держу тебя в темноте, то только потому, что ты пилишь меня. А мужчине невыносимо, когда его пилят. — А еще ему невыносимо, когда следят за его собственным лицом. Стэнли прикрыл глаз рукой и почувствовал, как под пальцами дернулось веко. — Ты моя жена, как я уже сказал, целых двадцать лет. Скоро настанут хорошие времена, Ви, обещаю. К концу года мы заживем припеваючи и…
Вера смотрела на него еще пристальней.
— Ты меня любишь?
Ну и вопрос! Как можно такое спрашивать у человека, когда он устал и обеспокоен и, может быть, на грани болезни Паркинсона?
— Конечно, люблю, — пробормотал Стэнли. Лицо жены смягчилось, она взяла его за руку.
Стэнли с неохотой выпустил карандаш и положил другую руку ей на плечо. Глаз болел. Вера долго молчала. Она крепко держала его руку, а потом, не выпуская ее, присела рядом с ним на диван. Стэнли нервно задергался.
— Придется начинать сначала, — неожиданно произнесла Вера
Стэнли с облегчением вздохнул. Начало. «Старт в спорте». Он тайком принялся искать карандаш среди подушек. Буква «Н» могла бы подойти для слова «БИЗНЕС», которое пойдет по вертикали. «Вступив в дело, я оказался на шотландском озере…» [16].
— Да, нам придется начинать заново, — повторила Вера. — Нам обоим придется сделать усилие, Стэн, но это будет не так тяжело теперь, когда нас ждут большие деньги.
Стэнли улыбнулся ей, глаз совершенно успокоился.
— Мы продадим этот дом и купим новый, и избавимся от всей старой мебели. Мама хотела увидеть нас в современном доме. — Это «нас», подумал Стэнли, простая вежливость. Лично его Мод хотела бы увидеть в современном концентрационном лагере. — И мы вместе проведем хороший отпуск и купим машину. И я обещаю никогда больше тебя не пилить, если ты пообещаешь быть со мной откровенным. Мне необходимо тебе верить, Стэн. Ты ведь это понимаешь?
— Ты никогда не услышишь от меня ни единого слова лжи, Ви, сколько я буду жив.
Она не сводила с него глаз, всем сердцем желая поверить в то, что он говорит, в то, что наконец он искренен. Стэнли смотрел на нее затуманенным взглядом. Он нашел то слово. «В, пусто, пусто, Е, пусто, пусто». Конечно, «ВОСЕМЬ» — единственное слово, подходящее для этой комбинации. А то он весь день голову ломал, можно ли «Е» заменить на «К», чтобы двадцать по вертикали стало «ВУЛКАН». Торжествуя победу, Стэнли вписал в клеточки «ВОСЕМЬ» и дал следующее определение: «Единица перед этим словом означает слишком много выпивки»[17].
Пришел счет от декораторов, на котором чьей-то рукой сверху была сделана приписка: «Будем признательны за своевременную оплату». Им придется свою признательность отнести куда-нибудь в другое место. Лично он, Стэнли, был далеко не признателен за требование 175 фунтов вместо пятидесяти, о которых Пилбим говорил с такой уверенностью. Приняв решение начать все сначала, они с Верой сидели рядышком на диване и изучали биржевую страничку. «Евро-американский табак» упал на несколько пунктов за ночь. Глаз Стэнли слегка затрепетал, а потом начал методично моргать.
— Стэн, ты хочешь еще вложить деньги в свой магазин? Мне остается только надеяться, что дела у тебя пойдут хорошо.
— Ты обещала, что не будешь больше пилить меня, — сказал Стэнли. Он потянулся за листком бумаги, на котором начал составлять еще более грандиозный кроссворд. «ПИЛЕНИЕ» подойдет для той строки в семь букв, которая осталась незаполненной. Пиление, пиление, пиление. Как насчет «Беспрерывные упреки и придирки жены»? Да, это подойдет.
— Я вовсе не думала «пилить». Но ты как-то оформил эту компанию или партнерство? Ты сделал все по закону, Стэн?
— Я доверяю своему партнеру, а он доверяет мне, — сказал Стэнли. — Жаль, что я не могу сказать того же о своей супруге.
Он вписал печатными буквами «ПИЛЕНИЕ», а затем приписал «СУПРУГА» к букве «С» в слове «САРАЙ». Вера теперь смотрела на его глаз, хотя дерганье прекратилось.
— Ты не думаешь, что тебе следует сходить к врачу с этим твоим тиком? — спросила она.
Джеймс сдержал слово. Он позвонил Вере домой и, не получив ответа, дозвонился до химчистки.
— Я же говорил, Ви, что тебя там не съедят. Что произошло, просто чья-то ошибка?
— Муж забыл сказать мне, что выписал довольно большой чек, — солгала эта преданная жена — Он уже вернул все деньги назад благодаря своему магазину.
— Чудесно. — По голосу Джеймса нельзя было сказать, что он считал это таким уж чудесным. Похоже, он не поверил ей, и это подтвердилось, когда он снова заговорил: — Ви, если когда-нибудь тебе понадобится помощь, ты обратишься ко мне, ладно?
— У меня есть Стэнли, — сказала Вера.
— Да, конечно. Я не забыл. Но, возможно, наступит время, когда… До свидания, Вера. Береги себя.
Давно пора, подумала Вера, поберечь себя. Нет, в самом деле смешно, что женщина с ее финансовыми возможностями, или будущими финансовыми возможностями, продолжает работать в химчистке. Она вручила клиенту две вычищенные пары брюк и тут же села писать заявление об уходе с поста заведующей кроутонской химчисткой.
Четверг. Короткий рабочий день. Вера ушла с работы в час дня и заглянула в ближайшее агентство по продаже недвижимости. Служащий агентства заверил ее, что с удовольствием займется продажей дома. Какую сумму она думает запросить? Вера вообще об этом не думала, но агент знал этот тип домов и предложил четыре тысячи пятьсот фунтов. Он пообещал в этот же день прийти на Ланчестер-роуд и осмотреть дом.
Вера приготовила себе яичницу на второй завтрак и доела шоколадный мусс, который можно было теперь оставлять на ночь, потому что у них появился холодильник. Вряд ли агент доберется сюда до трех, так что у нее оставался целый час, чтобы придать второму этажу более опрятный вид.
Прежде чем дом будет продан, ей придется сделать усилие и как следует почистить комнату Мод, избавиться от одежды, которой пренебрегла тетушка Луиза, от рецептов, пузырьков и коробочек, содержимое которых поддерживало в Мод жизнь в течение четырех лет.
После похорон Вера убрала их в ящик комода Теперь она открыла его и стала рассматривать многочисленные лекарства матери — антикоагулянты, мочегонные, минеральные соли, витамины, снотворное и транквилизаторы. Интересно, примет ли их назад аптекарь, подумала Вера. Просто взять да и выбросить лекарства было бы непростительным расточительством.
Теперь заняться одеждой. Когда позвонили в дверь, Вера укладывала вещи в старый матерчатый чемодан. Она ожидала агента по недвижимости, поэтому удивилась, увидев на пороге молодую женщину.
— Добрый день. Я собираю пожертвования в Чаппелл-фонд.
Вере послышалось «чапел-фонд», и она уже собиралась произнести, что принадлежит к англиканской церкви, когда вспомнила о молодом полицейском, которого застрелили во время нападения на кроутонскую почту [18]. Вера открыла кошелек.
— Большое спасибо. Мы пытаемся собрать тысячу фунтов для миссис Чаппелл, кое-кто согласился даже открыть на следующей неделе, во время показательных соревнований полицейских-спортсменов, несколько благотворительных ларьков. Не найдется ли у вас случайно…
— Вы собираете ненужную одежду? — спросила Вера. — У меня недавно умерла мать, а вещи у нее были неплохие. Теперь они никому не нужны, и я буду рада, если вы их заберете.
Молодая женщина очень обрадовалась, поэтому Вера отправилась наверх за чемоданом.
— Вы сказали, это вещи вашей матери?
— Именно так. Мне они больше не нужны.
— Большое спасибо Вы нам очень помогли.
Теперь Стэнли беспокоило только одно — деньги. Как только он их получит, жизнь станет просто безмятежной. Ему явно никогда не придется больше услышать о Каролайн Сноу.
Стэнли с удовольствием рисовал в воображении, как она врывается в родительский дом в Глостере и обрушивает свою историю на Сноу, который устал, бедняга, работал целый день, чтобы его женщины могли блаженствовать в роскоши. Возможно, как раз в этот момент Сноу смотрит бокс или даже решает кроссворд. Перед мысленным взором Стэнли предстало лицо человека, которое моментально вытянулось при известии, что, во-первых, нашлась теша, прежде никогда не представлявшая для него серьезной угрозы, а, во-вторых, он должен дать ей крышу над головой и семейный очаг.
— Разве мы не должны отыскать ее, папочка? В критических ситуациях ты всегда великолепен. Я надеялась, что ты сразу поймешь, что нужно делать.
Стэнли похихикал над этой воображаемой сценкой. А что же ответит Сноу?
— Предоставь все дело мне, дорогая. — Спокойный тон, а мозг тем временем работает, как компьютер, перебирая варианты. — Я бы хотел обсудить этот вопрос вдвоем с твоей матерью.
А теперь сцена с чудесной мамочкой: тет-а-тет, приглушенное освещение, Каролайн гуляет где-то с собакой или приятелем.
— Она такой импульсивный ребенок, дорогой.
— Да, я знаю. Но не могу же я разрушить ее веру в отца.
— Она тебя просто обожает, дорогой. Должна сказать, лично меня не совсем привлекает идея воссоединения с матерью, которую я не видела сорок лет.
— Об этом и речи нет. Ничто не заставит меня подружиться с этой старой леди и мириться с ее присутствием в нашем доме. Боже правый, я далек от жажды мести, но…
— А почему просто не сказать, что ты связался с полицией, дорогой? Скажешь, они, мол, наводят справки. А Каролайн позабудет о ней уже через неделю.
— Ну конечно. Ты просто прелесть, дорогая.
Стэнли вовсю хохотал над воображаемой сценкой. Он почти видел чету Сноу в доме с добротной обстановкой, какую предпочитают представители среднего класса. Жаль, что нужно помалкивать и нельзя никому рассказать. Он вытер глаза, но, когда отсмеялся, глаз снова начал немилосердно дергаться.
Он пытался справиться с непослушным веком, стараясь проверить, можно ли побороть недуг простым усилием воли, когда в магазин вошел Пилбим.
— Надо бы тебе заняться своим глазом, старина. Была у меня тетка с таким же дефектом, «пляской святого Вита».
— И что с ней произошло?
Пилбим опустился на стул.
— Она начала вся дергаться, с ног до головы. Даже как-то неловко было стоять с ней рядом. — Он почесал нос обрубком пальца. — Почему бы тебе не сходить к какому-нибудь знахарю? Я и сам здесь справлюсь.
В поликлинике, к которой он был приписан, вечерний прием шел три раза в неделю. Мысли о грядущем наследстве давным-давно вытеснили из головы Стэнли все опасения, связанные со смертью Мод, поэтому, прождав сорок минут, он более или менее спокойно вошел в кабинет, где за столом сидел доктор Моксли.
— Что с нами приключилось?
«Свинья, мог бы по крайней мере взглянуть на меня», — раздраженно подумал Стэнли. Он объяснил причину своего прихода, и, пока говорил, глаз послушно дергался.
— Это называется «живая плоть».
— В самом деле? И где, простите, оно так называется?
— В медицинской книжке.
— Господи, как бы я хотел, чтобы дилетанты поменьше заглядывали в медицинские книги. Вы только сами себя перепугали. Наверное, даже решили, что у вас мускульная дистрофия.
— А разве нет?
— Не думаю, — ответил доктор Моксли, расхохотавшись. — Вас что-то беспокоит последнее время?
— Забот хватает, это точно.
— Тогда перестаньте волноваться, и дерганье прекратится.
«Вот как у него все просто, — с возмущением подумал Стэнли. — Как будто стоит сказать «не волнуйтесь», и дело сделано. Чертовы докторишки, все они одинаковы». Он взял рецепт на успокоительное и уже почти дошел до дверей, когда доктор Моксли спросил:
— Как ваша жена? Пришла в себя после кончины миссис Кинауэй?
Какое ему дело? Стэнли пробурчал, что с Верой все в порядке.
Доктор, по мнению Стэнли, непревзойденный мастер переходить от одного настроения к другому, улыбнулся и добродушно добавил:
— Я тут на днях случайно встретил старого доктора Блейка. Он очень расстроился, услышав, что миссис Кинауэй скончалась. Кстати, и немало удивился. Оказывается, они виделись на улице всего за несколько дней до ее смерти, и вид у нее был очень здоровый.
Стэнли онемел. С него хватило волнений, теперь уже прошлых, из-за Каролайн Сноу. Меньше всего он ожидал, что спустя столько времени могут возникнуть какие-то вопросы по поводу Мод. Господи, ведь прошло уже много недель…
— Он никак не мог понять, каким образом у миссис Кинауэй случился второй удар, раз она принимала молланоид. — На лице Моксли появилась наивная и все же несколько зловещая улыбка — Тем не менее, такое случается. Доктор Блейк очень совестлив. Я посоветовал ему больше не думать об этом.
Стэнли вышел из кабинета как в тумане. Ну кто бы мог подумать, что старый доктор, врачевавший Мод, будет до сих пор околачиваться поблизости? Хотя, скорее всего, это ни о чем не говорит. У Стэнли и так достаточно забот, не хватало еще волноваться из-за какого-то доктора.
Чтобы заказать лекарства по рецепту, Стэнли правился в ту же самую аптеку, в которой покупал средство для похудения, и тут вдруг вспомнил, что два с половиной пузырька сахариновых таблеток до сих пор оставались в картонной коробке из-под молланоида. Первое, что он сделает, когда придет домой, найдет эти таблетки и уничтожит их на тот случай, если Моксли и совестливый Блейк запланируют внезапный налет на дом, чтобы все здесь как следует разнюхать.
— Что случилось с вещами твоей матери? — спросил он у Веры.
— Их больше нет. Я провела уборку. Агент по недвижимости сказал, что мы сможем получить хорошую цену, если дом слегка подновить, вот я и подумала, что займусь кое-каким ремонтом.
Слово «ремонт» прозвучало для Стэнли наподобие ругательства. Он хмуро наблюдал, как Вера спускается со второго этажа, вытирает кисть и закрывает крышкой банку с темперой. Темпера — хорошее слово для кроссворда. Он не мог припомнить, чтобы оно когда-нибудь попадалось ему раньше. «ТЕМПЕРА»: «краска, название которой подскажет слово «темперамент». Очень хорошо.
— Так ты что, все выбросила? — небрежно спросил он.
— Все, кроме одежды. Ее я отдала одной женщине, которая делала сборы в полицейский фонд.
Стэнли почувствовал, как на его верхней губе выступил пот.
— Какой фонд?
— Что случилось? Ты весь дергаешься.
Стэнли сцепил пальцы. Руки подпрыгивали. Говорить он не мог.
— В общем, не совсем полицейский, дорогой. — Вера пожалела, что так выразилась. Стэнли всегда боялся полиции. — Она собирала одежду для фонда вдовы полицейского, миссис Чаппелл, я осталась очень довольна, когда отдала вещи мамы. Стэн, дорогой, позволь мне приготовить тебе чашку чая. Ты слишком много работаешь и волнуешься из-за своего глаза. Пойдем. А пока я буду готовить чай, ты можешь заняться кроссвордом.
— Я уже решил его.
— Тогда сочини новый. Ты же любишь это занятие.
Не переставая дергаться и трястись, Стэнли попытался набросать рамку для кроссворда. Он вписал «ТЕМПЕРА», а затем от буквы «П» вниз слово «ПОЛИЦИЯ». Возможно, та женщина действительно приходила за вещами; возможно, Моксли и не имел в виду ничего зловещего. Ну а вдруг все не так? И Моксли шепнул пару слов полиции, а те, в свою очередь, прислали сюда ту женщину, потому что… Да и что они могли обнаружить в одежде Мод? Вероятно, в поту человека появлялось какое-то вещество, если у него было высокое давление или если он принимал сахарин вместо молланоида. Что бы там ни предполагал Стэнли, Моксли мог оказаться экспертом судебной медицины. Стэнли вписал «ЭКСПЕРТ», используя букву «Р» из слова «ТЕМПЕРА».
Они могут обойти всех аптекарей и обнаружить, что человек с его внешностью покупал много сахарина… Затем они могут выкопать Мод. Рана на ее голове к этому времени, вероятно, уже исчезла. Они исследуют содержимое ее желудка и найдут там «Стань стройной», не меньше тонны. Но никакого молланоида. Мод не принимала лекарства с начала марта.
Глаз замигал так, что Стэнли почти ослеп и не смог разглядеть слов, которые вписал печатными буквами в белые квадратики.
В. Шекспир. «Гамлет». 3 акт, сцена 1, перевод М. П. Вронченко.
Героиня одноименной пьесы Б. Шоу. Игра слов: «candid» означает — искренний, откровенный, чистосердечный, прямой.
В 1832 году в Англии было принято запрещение возводить перед окнами постройки, загораживающие свет.
Радикальное изменение в женской моде в сороковых годах, возвращение к стилизованным под старину фасонам.
«Сладостно и почетно умереть за Родину» (лат.).
Стиль мебели XVIII в. Назван по имени столяра-краснодеревщика Джорджа Хепплуайта.
Фарфор, производившийся в XVIII веке в городе Дерби, с маркой в виде короны над буквой «D».
Уилтонский ковер — шерстяной, с низким разрезным ворсом и восточным узором. Первоначально производился в городе Уилтоне.
Намек на знаменитое озеро Лох-Несс.
Намек на 18-ю поправку к Конституции США, «сухой закон»
Фамилия полицейского созвучна слову, обозначающему неангликанскую церковь.