Романо взял у него трубку:
— Билл, чем обязан?
— Джозеф, ты можешь прямо сейчас приехать в Вернерсвиль?
— Господи, неужели что-то с Тэдом?
— Мне очень жаль, Джозеф. Тэд скончался. Мы только что обнаружили.
Романо почувствовал подступающую дурноту. Сквозь ком в горле он произнес:
— Буду у вас через несколько часов. Сердечный приступ? Я говорил с ним на прошлой неделе — он был совершенно здоров.
На том конце провода помолчали.
— Да, чувствовал он себя нормально… Мы пока… мы еще не знаем причины его смерти. Вызвали коронера.
— Я немедленно выезжаю.
— Это еще не все, Джозеф… — Отец Шелдон снова помол чал. — Мы вызвали и полицию. Ты приедешь и сам все увидишь. Я даже не знаю, как тебе объяснить… Нам кажется, что он умер не совсем естественной смертью.
Бритт казалось, что едва ей удалось привести свою жизнь в относительный порядок, как все опять начало разваливаться на глазах. Она никак не могла поверить, что кто-то пытался ее убить. Единственным приемлемым объяснением, придающим толику смысла происшедшему, могла служить ее новая книга. Все началось в тот день, когда в одном из интервью она призналась, что рассматривает в очередном исследовании возможность наличия у Христа родословной. Сам этот факт таил угрозу лишь для одной общественной прослойки — христианских конфессий, и в особенности для всемогущей Римской католической церкви. И все же немыслимо, чтобы Ватикан мог прибегнуть к убийству. Оставались, правда, бесчисленные религиозные фанатики, воображающие, что они исполняют волю Господню.
За время сбора материала для книги на долю Бритт уже выпала чертова уйма всякой путаницы. Она обнаружила невероятное количество непонятных группировок, увлекающихся сомнительными теориями о генеалогии, культах, конспиративных обществах и древних тайнах. Но стоило ей заняться поисками приемлемых доказательств для поддержания или, наоборот, развенчания разнообразных домыслов, как одна за другой посыпались неудачи. Конечно, Интернет значительно расширил ее исследовательские возможности, но — увы! — легкий доступ к нужной информации с избытком перекрывался валом бесполезных сведений.
Беседа с двумя иезуитами окончательно запутала ее. Вестник утверждал, что эти люди располагают прямыми сведениями о Le Serpent Rouge, но предупредил, что священники делятся ими без большой охоты. Чтобы доказать состоятельность своих предположений, ей предстояло самой по крохам вытянуть из них необходимую информацию. Вестник дал Бритт пароли для обоих священников — имена архангелов. Первый был Уриил, что обозначает «огнь Господень», страж над миром и нижними приделами Ада. Второй звался Рафаилом — Господним целителем, или помощником. Вестник уверял, что с помощью этих имен Бритт добьется нужных ответов, но прибегнуть к ним она может лишь в крайнем случае. Отец Хуан Маттео оказался не в меру уклончивым. Испанский проповедник говорил низким, монотонным голосом, останавливаясь на каждом слове. А глаза! Невозможно забыть его глаза: их радужка была столь темной, что сливалась со зрачками. Из глазниц на нее взирали две большие черные сферы.
Бритт спросила священника, как, по его мнению, идея о родословной Христа отразится на всей церкви. Он ответил, что рассуждать об этом не имеет смысла, потому что у Христа нет родословной. Она упомянула об известных ей многочисленных исторических свидетельствах, но отец Маттео уличил ее в ереси. Только тогда Бритт решилась поинтересоваться, как на этот вопрос ответил бы Уриил. В его глазах промелькнул то ли страх, то ли гнев. Священник вперил в нее столь пронзительный взгляд, что она даже содрогнулась, и смотрел так, казалось, целую вечность, поглаживая крест, висящий на груди. Вот-вот, крест… она увидела его как сейчас. Точно такой же был и у Романо. Меж тем всем известно, что иезуиты не носят ни специального облачения, ни крестов особой формы. Бритт потерла ладонью лоб и прикрыла глаза, припоминая события прошлого вечера. Священник, с которым она ужинала, не имел при себе креста — разве что под рубашкой. Он совершенно не походил на отца Маттео — наоборот, был чрезвычайно любезен и отвечал на ее вопросы с обстоятельностью ментора. Когда она затронула тему родословной, он добродушно улыбнулся и веско заметил ей, что человек от природы наделен богатым воображением. Оборотная сторона — дурная сторона — его творческих способностей состоит в неистощимом продуцировании самых разнообразных теорий. Отец Тэд Метьюс не преминул напомнить Бритт, что вера и является теми узами, которые скрепляют собой весь христианский мир. Но, услышав имя Рафаил, и он не смог скрыть своего замешательства.
Мчась по 78-й магистрали, ведущей в Пенсильванию, отец Романо все еще не мог оправиться от потрясения. Тэд, всегда столь жизнерадостный… Такие и болеть-то не умеют. Он, правда, страдал высоким давлением, но принимал лекарства… Романо не мог поверить, что Тэда больше нет. И еще вдобавок огорошили тем, что приедет полиция: дескать, умер Тэд не совсем естественной смертью. По телефону Билл на объяснения поскупился.
Деревья проносились мимо. Романо взглянул на спидометр — девяносто. Он немного сбавил газ. Хотелось бы доехать как можно быстрее, но все равно ведь он уже опоздал… Тэд умер.
Священник свернул с магистрали у развилки на Гамбург и выехал на 61-ю автостраду. По этому маршруту он мог вести машину с закрытыми глазами. По ней он ездил к Тэду столько раз, что сбился со счета. Иезуитский центр служил ему местом для раздумий и сосредоточения, для приведения мыслей в порядок. Величественное здание бывшего приюта для послушников на лесистом гребне горы высоко возносилось над округой с разбегающимися чередой круглыми холмами и сочными лугами. Воздух здесь был чистый, свежий, бодрящий. С раннего утра и до закатного часа солнечные лучи пробивались сквозь листву могучих старых дубов, сосен и кленов, отчего на стены центра и на лужайки ложилась золотая узорчатая тень.
Мудрые речи Тэда и безмятежная атмосфера, царящая в центре, помогли Романо преодолеть несколько тяжелых депрессивных периодов. Причиной депрессии было чувство вины: Романо винил себя в том, что злился на собственную мать. На него как на духовное лицо была возложена священная обязанность отпускать чужие прегрешения, но сам он в глубине души не находил места для прощения. Иногда его мучили сомнения в правомерности носить сан. Романо подозревал, что стал священнослужителем скорее назло матери, нежели из искреннего стремления следовать высшему призванию.
Отец Тэд умел найти верные слова, чтобы утишить его беспокойство и страхи. «Твои сомнения естественны. Ты винишь себя за свои чувства, и это говорит о том, что тебе не все равно. Нельзя изменить случившееся, и нельзя заставить себя чувствовать иначе. Тебе нанесли душевную рану, но раны со временем залечиваются. Ты сейчас на пути к исцелению, то есть к прощению». Романо всегда находил в его рассуждениях верную мысль, иногда самую простую, но именно она служила ему первой ступенькой, помогающей выбраться из депрессии. Теперь некому будет подбадривать его в тяжелые времена. Лучший советчик во всех его изысканиях, плечо, на которое можно опереться в грядущих испытаниях вроде сегодняшнего выстрела на вокзале, — все это ушло безвозвратно. Теперь он остался совсем один.
У здания центра на изгибе подъездной аллеи Романо заметил две полицейские машины. Он припарковался прямо за ними и взбежал по лестнице, перескакивая через ступеньки. Толкнув массивную входную створку, Романо поспешил на этаж, где находилась комната Тэда. В коридоре напротив двери его наставника стоял полицейский в окружении группы священников. От них отделился Билл Шелдон, протягивая Романо руку.
— Джозеф, мне искренне жаль.
Романо схватил его за руку, притянул духовника к себе и обнял:
— Я торопился, как мог. Боже праведный, что случилось?
Они постояли обнявшись, потом Шелдон слегка отстранился и вздохнул.
— Посмотри лучше сам.
Он взял Романо за плечо и повел к двери. Священники расступились, бормоча соболезнования. Шелдон открыл дверь. В комнате Тэда был еще один полицейский, который разговаривал по сотовому.
— Минутку, — прервался он и предостерегающе поднял палец. — Я вас попрошу, святой отец, к телу не прикасаться и ничего в спальне не трогать. У меня сейчас ФБР на проводе. Скоро сюда прибудут агенты из Нью-Йорка.
— ФБР? Я не совсем понимаю… — начал Шелдон, но офицер едва взглянул на него:
— Они приедут и все вам разъяснят.
Романо вошел в распахнутую дверь спальни. Тэд в одних трусах лежал на кровати. На первый взгляд выглядел он вполне безмятежно: устроился точно посередине постели, молитвенно сложив на груди руки. Курчавая седоватая поросль на его груди была того же оттенка, что и остриженные ежиком волосы и пышная эспаньолка. Однако полнокровный румянец на лице сменился неестественной, смертельной бледностью.
Романо задержал взгляд на руках Тэда и почувствовал внутри неимоверную боль, отдавшуюся во всем теле. В запястьях Тэда краснели темные отверстия. И в его ступнях. В боку зиял глубокий разрез. Меж тем на светло-зеленое одеяло не пролилось ни капли крови. Романо ошарашенно разглядывал тело своего наставника. Впечатление было точь-в-точь как в кино, когда пропадает звук, а на экране застывает один и тот же кадр.
Кто-то неожиданно взял его за плечо:
— Джозеф, Джозеф, извини…
Это был Шелдон. К ним подошел полисмен:
— К сожалению, святые отцы, я вынужден просить вас покинуть комнату, пока эксперты из ФБР не осмотрели место происшествия.
Романо закрыл глаза и про себя коротко помолился за Тэда, а затем обернулся к Шелдону:
— Что произошло? Ты уже знаешь?
Тот вывел его обратно в коридор.
— Пойдем ко мне в кабинет. Что еще я могу тебе сказать? Ты видел то же, что и мы все.
Они устроились в офисе Шелдона. Духовник только пожимал плечами и качал головой.
— Ума не приложу, — признался он Романо. — Вчера вечером Тэд ездил куда-то ужинать. Когда вернулся, сразу ушел к себе — это многие видели. Ночью у него все было тихо. Сегодня утром он не спустился к завтраку, и я пошел спросить почему. Ты сам видел, что я обнаружил. Местная полиция и коронер не нашли видимых причин смерти. Коронер считает, что раны были нанесены уже после остановки сердца. Но, по его словам, на одеяле все равно должны были остаться следы крови. Они сами в полном замешательстве. А я не знаю, что и думать.
В дверь два раза постучали, она приотворилась, и в щель просунулась женская голова:
— Здесь два агента из ФБР спрашивают вас, отец.
Шелдон отодвинул стул и поднялся:
— Пожалуйста, пригласите их.
Женщина толкнула дверь и посторонилась, пропуская в кабинет двух мужчин в серых костюмах. Старший из них был сухопарый; на крупном носу слегка выделялась горбинка — возможно, результат ошибочной тактики в драке. Его темные густые волосы немного вились, а широкие кустистые брови прореживала седина. Кожа на лице от возраста казалась выдубленной.
— Я — агент Том Катлер, — представился он и указал на своего более молодого напарника: — А это агент Брайан Донахью.
Тот кивнул. Он был повыше ростом; его лощеность вполне уживалась с проницательным и дружелюбным взглядом синих глаз. Хорошо подогнанный костюм только усиливал эффект от долгих упражнений в тренажерном зале. Весь его облик говорил о том, что профессиональный отпечаток пока не лег на агента Донахью в той же мере, что на его старшего товарища.