- Кто вы? - спросил он, делая шаг по направлению к машине.
- Какая разница, кто я? - усмехнулись тонкие губы. - Самое главное кто вы? И что делаете вы? А делаете вы, я полагаю, совсем не то, что нужно.
- Пошел ты, - огрызнулся человек в черной шапочке и хотел было идти своей дорогой, но тут приоткрылась задняя дверца автомобиля, и властный голос из глубины салона приказал:
- В машину!!!
Не подчиниться этому голосу он не смог. Он слегка вздрогнул и, почувствовав слабость в руках и ногах, безропотно полез в машину...
2.
... Когда Рита вышла из клиники на морозный воздух, ей вдруг опять стало страшно. На протяжении всего рабочего дня этот страх куда-то ушел, не то, чтобы исчез совсем, но отступил, затаился. Работа, больные, хлопоты, приветливые лица сослуживцев - все это заставило на время забыть о том непонятном, странном, студенистом, что было ночью, что было утром... Рита сама не отдавала себе отчет в том, почему она как-то внутренне объединила тот постоянный сон, преследовавший её, огонь, дым, боль, и ночной звонок, утренний визит, черную шапочку и круглые очки, нырнувшие в толпу, высокую фигуру в глазке перед её дверью. И, тем не менее, это было так... Все это вместе образовывало то состояние ужаса перед непонятным, перед таинственным, что характерно, в общем-то каждому человеку...
... Было уже темно, ей надо было пройти пешком минут пятнадцать. Можно было идти по улицам, можно было сокращать путь дворами, что она обычно и делала. Но на сей раз она выбрала длинный путь. Старалась идти медленнее, увереннее, словно этой уверенной походкой, твердой поступью можно было отогнать неясные видения и кошмары. Шел восьмой час вечера, люди спешили домой с работы, делали покупки, Москва жила своей обычной суетливой жизнью. В витринах магазинов уже стояли наряженные елочки, висели разноцветные гирлянды. До Нового Года оставалось ещё около месяца, но настроение у людей уже было совершенно особенное, предновогоднее, ни с чем не сравнимое. У всех. Даже, как ни странно, и у нее...
Настроение сразу резко изменилось, как только она в толпе увидела нечто, похожее на утреннюю черную шапочку. И тут она поняла, что она никак не может слиться с веселой оживленной толпой, что никак не может настроиться на обычный мирный лад. Утренние миражи снова взяли верх над реальностью. Ей не захотелось ничего, ни покупок, ни праздника, ей захотелось домой, за металлическую дверь, за крепкие засовы... Но, с другой стороны - здесь люди, там полное одиночество... От этих мыслей у Риты вдруг закружилась голова, по спине поползли мурашки... Куда ни поверни, всюду кошмар - и в толпе, и дома... Никого рядом, ни одного близкого человека, не на кого опереться... А она кому-то нужна, кто-то её преследует. Это же совершенно непонятно, нелепо... Более небогатой на приключения, обыденной жизни, как у нее, трудно найти. Ни друзей, ни врагов, ни мужа, ни детей, ни завистников, ни ревнивых жен своих знакомых... Кому она могла понадобиться? Для преследований сексуального маньяка у неё слишком заурядная внешность, неброская, небогатая одежда... Ей уже за тридцать, она невысока, худощава, ничем приметным не выделяется...
... Однако, Рита верит, что у неё ещё все впереди, она не отчаивается, она верит, что ещё встретит своего человека в жизни, что она сможет вылечиться от бесплодия, она знает, что это можно вылечить, просто она этим не занималась даже когда была замужем, а потом развелась со Степаном, и эта проблема вообще отступила на задний план... Она хочет жить, и не хочет умирать какой-то странной смертью, не хочет подвергаться опасности, исходящей неизвестно от кого... Но кто, однако, этот утренний загадочный гость в черной спортивной шапочке, в больших круглых очках и в шарфе, прикрывающим рот, отчего его голос становится приглушенным, искаженным? Он называет её Маргарита. Он знает её отчество. И вообще у него какая-то странная манера говорить. В голосе есть и какой-то металл, но в то же время, и некая затаенная печаль... И эти его тихо произнесенные слова: "Вы очень красивы..." Произнесенные с задумчивой грустью... Но почему он прячет свое лицо?
И ещё какая-то неотвязная, странная мысль, неосознанная, но от того ещё более пугающая - ей порой кажется, что она знает этого человека, что она его когда-то где-то видела. И тем не менее, она совершенно уверена, что среди её знакомых такого человека нет. Может быть, он из другой, её прежней жизни? А вот эти мысли и пугали Риту особенно... Она встряхнула головой, ей хотелось вернуться от этой неясности, зыбкости на реальную землю, к витринам, гирляндам, елочкам, дедам Морозам в красных халатах, к суетящимся людям, но это никак не получалось... Что-то шелестело в мозгу, словно кинематографическая пленка проносился в памяти этот рабочий декабрьский день...
... Обед с сослуживицами в уютной маленькой столовой клиники. Разговоры о новогодних подарках и грядущем праздничном столе, а в связи с этим и о низкой зарплате, о повышении цен, о невозможности выкручиваться обычные для всех в наше время разговоры... Медсестра Некрасова, помнится, говорила: "Ну вот, например, у моей двоюродной сестры Галки муж уволился из органов и организовал свое частное агентство. "Пинкертон" называется... А был следователь Управления Внутренних дел, капитан... Между прочим, такой красавец, высокий, волосы русые, с проседью, настоящий супермен, Галка его ревнует чуть ли не к телеграфному столбу..." Тогда Рита сразу вспомнила своего красавца Степана и нахмурилась, разговор стал ей неприятен. А теперь, одинокой среди людей, совершенно беззащитной в этой суетящейся толпе, ей припомнились слова Некрасовой про частное агентство "Пинкертон" и работающего там бывшего следователя, мужа двоюродной сестры Некрасовой, красавца и супермена, с другой точки зрения. А что если ей обратиться именно в частное сыскное агентство? Может быть, они чем-нибудь помогут, защитят её от преследования? Хотя, наверняка, там очень дорого берут за свои услуги... Откуда она возьмет денег для своей защиты? Да, без денег будешь не только полуголодным, но и совершенно беззащитным... Они теперь решают в жизни все...
К её страху постоянно примешивалось и чувство любопытства, обычного житейского любопытства. Ведь, впрямь, интересно, кому это она могла понадобиться? Но тут, сколько она ни ломала голову, придумать так ничего и не смогла. Так, в раздумьях она и дошла до своего дома. Поднялась на лифте к себе на четвертый этаж, стала открывать ключом дверь... И вдруг... Чья-то рука опустилась сзади ей на плечо. Рита вздрогнула, словно ужаленная, она онемела от ужаса... К т о э т о?!!!
Она стояла, парализованная страхом, не в состоянии ни резко обернуться, ни даже повернуть назад голову. Ключ так и остался в замке. А рука поднялась с её плеча и дотронулась до щеки. Стала гладить щеку, снизу вверх, сверху вниз... Потом дотронулась до её уха, до пряди русых волос, выбившихся из-под вязаной шапочки. Рука была тонкая, мягкая, рука была очень знакомая... Рита поняла, ч ь я это рука. И тогда из её глаз ручьем хлынули слезы, словно в её душе стал таять образовавшийся там лед... Рита резко обернулась и уткнулась в плечо, стоявшего напротив неё мужчины. Долго рыдала на этом плече. Потом подняла заплаканные глаза и поглядела на него...
Исхудавший, бледный, с двухдневной черной щетиной на щеках и на подбородке и с ощутимым перегаром изо рта, но все же ещё достаточно привлекательный, Степан Балясников пытался улыбаться ей.
- Что ты? Что ты? - шептал он, продолжая гладить её по щеке и волосам. Затем прижал к себе и поцеловал в губы. Целовал долго, взасос. Рита чувствовала, что теряет сознание от гаммы чувств, переполнявших её.
- Ты что такая напуганная, Ритка? - прошептал томным голосом Степан. - Что такое так тебя напугало?
- Пошли в квартиру, - прошептала Рита и повернула ключ в замке. Степан сзади толкнул дверь.
Они вошли в квартиру, Рита включила свет, ощущая какую-то жуткую слабость.
- Я помогу тебе, - тихо произнес Степан и бережно снял с неё дубленку. Потом усадил её на табуретку, встал на колени и стал стягивать с неё сапоги. Стянув один сапог, стал целовать ей пальцы на ногах...
У Риты закружилась голова. Он дрожала словно в лихорадке. А Степан стягивал с неё второй сапог. Затем он взял её на руки и понес в комнату, сам оставаясь в спортивной синей куртке и вязаной красно-синей шапочке. Он положил её на постель, сбросил с себя верхнюю одежду и стал стягивать с неё джемпер...
- Все! - вдруг крикнула она, приходя в себя. - Ты что? Ты что делаешь?! А ну, пусти!
Рита вскочила с кровати и одернула задранную Степаном юбку.
- Ты с ума сошел? - сверкнула она серо-голубыми глазами.
- Нет, - с горечью вздохнул Степан. - Ты совершенно не переменилась. Я-то было подумал... А я так скучаю по тебе, если бы ты знала...
- Ты скучаешь по мне, а я просто скучаю, страдаю от того, что на свете так мало порядочных людей, страдаю от того, что так много таких, как ты...
- Пойдем, выпьем, - кротко предложил Степан. - Я принес. Твоего любимого ликерчика. Вишневого, сладенького... И мандаринчиков принес, не каких-нибудь марокканских, а сухумских, сочных...
- Выпить можно, - согласилась Рита. - Я что-то продрогла, хоть и тепло. Иди на кухню, а я пойду умоюсь. Ты насчет меня сильно не обольщайся, просто нервишки сдали... Жизнь такая мудреная, Степан Егорыч, - улыбнулась она.
- Да, жизнь мудреная, это точно, - охотно согласился Степан и направился на кухню.
Ликерчик был действительно вкусный, тот самый, который она так любила. Были ведь и в их совместной жизни светлые минуты, когда они жили на Кутузовском проспекте. Особенно, когда Ольга Александровна была вне пределов дома. Стоило ей появиться, и все становилось каким-то другим, до того уж сильная аура исходила от нее, даже если она была неразговорчива и якобы равнодушна к происходящему.
"Целуетесь, милуетесь?" - глядела она из-под модных очков на молодую пару. - "Совет, да любовь..."
И почему-то от этих, казалось бы, простых и ничем не оскорбительных слов Рите становилось не по себе. Она сама себе стыдилась признаться в том, что жутко боялась своей свекрови. От этого страха она не знала, куда деться. Она боялась её пронзительных черных глаз с густыми бровями над ними, боялась толстых губ, с которых всегда было готово сорваться острое словцо. Рита поражалась, насколько эта женщина глубже, умнее тех стихов, которые она пишет. Писала же она, в общем-то сущую чушь, примитивную, конъюнктурную, порой злую, порой слащаво-добренькую. Не было в этих, с позволения сказать, стихах ни образа, ни мысли, они вызывали чувство какой-то неловкости и, читая их, порой хотелось запустить толстым томиком в голову автора шедевров, но в э т у голову не то, чтобы можно было что-то запустить, и в глаза-то посмотреть было боязно, до того уж они были глубоки, до того уж они много понимали и своеобразно воспринимали действительность. Впоследствии Рита поняла свекровь - она писала только то, что нужно для данного исторического момента, и поэтому всегда оказывалась на плаву, до того времени, пока к изданиям не стали подходить с коммерческой точки зрения - попросту, купят читатели или не купят. Но её книги покупать никто не хотел, как и многих именитых членов Союза писателей. Ну не хотят читатели, и все тут. Ничего не поделаешь. Рита иногда думала - а ведь если бы она писала не то, что нужно, а то, что хочет, ведь интереснейшая получилась бы книга. Интереснейшая и страшная книга...
О свекрови она знала очень мало. Сама она о себе практически ничего не рассказывала, ничего не говорил о ней и Степан. Когда Рита что-то про неё спрашивала, он все переводил в шутку. Зато порой сама Ольга Александровна, будучи в хорошем настроении, выпив рюмочку-другую водки и закусив простой пищей - селедкой, огурчиком, рассказывала невестке о своих встречах с сильными мира сего и со знаменитостями. Например, как она с мужем была на приеме у Сталина. "Я ему понравилась, Риточка, я женщина, я это чувствую. Он так сверкнул на меня своими желтыми глазами. А взгляд у него был - ужас... Ты знаешь, признаюсь по секрету от этого взгляда со мной тогда произошла авария, до того я испугалась... Такой внутренней силищей обладал этот невысокий, рябоватый грузин, такой силищей..." А сказал он что-то такое, типа: "Красивую жену взял ты себе, Егор, береги ее..." Точно и не припомню его слов. И пришлось нам с приема срочно ретироваться. Егор тогда очень обозлился на меня, обозвал зассанкой и дома отлупил весьма значительно... Я не обиделась, знала, что он прав, нельзя так распускаться, даже при виде вождя..."
Это был самый смачный рассказ из репертуара Бермудской. Говорила она и о встречах со знаменитыми писателями, актерами, режиссерами, политическими деятелями. "А Пастернака вы тоже знали?" - задала неуместный вопрос Рита, обожавшая Пастернака. - "Разумеется", - мрачно ответила Бермудская. Степан укоризненно поглядел на неграмотную жену, понятия не имевшую о том, что Бермудская была одним из главных обличителей опального поэта на писательском собрании в пятьдесят восьмом году. Она назвала его продажной шкурой и заявила, что все его творчество не стоит и выеденного яйца. Все это Рита узнала только впоследствии, так же как и о деятельности Егора Степановича Балясникова, принявшего деятельное участие в судьбах многих людей, в том числе и деятелей искусства. Рита содрогнулась, читая мемуары о той семье, в которой прожила более пяти лет.
Степан боялся мать панически. И более всего он боялся проявить при ней хоть какую-то самостоятельность. Вот к его пьянкам и блядкам мать относилась снисходительно - чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало... Как-то раз Степана искали всю ночь, его друг позвонил в первом часу и сообщил, что он был у него и поехал домой. Бермудская и Рита обзвонили всех знакомых, в том числе и его любовниц, звонили по больницам, моргам. Редко Рита видела свекровь такой взволнованной. "Один он у меня остался", шепнула Ольга Александровна. - "Шалопай, бездельник, но... один." Никогда Рита не видела её в таком беспомощном состоянии...
Появился Степан в одиннадцатом часу утра. С глупой улыбкой и чудовищным водочным перегаром изо рта.
"Где был?" - грозно спросила мать. Он только развел руками и нелепо улыбнулся. Рита заметила, что ширинка у его брюк была расстегнута. Ее взгляд на это место поймала и мать. Она залепила сыну такую мощную пощечину, что тот едва не упал. Затем посыпался град сокрушительных ударов. Била мать молча. С остекленевшими от бешенства глазами. А потом рявкнула Рите: "Приведи его в порядок!" и хлопнула дверью кабинета.
Степана раздели, он кое-как сам помылся и забрался в постель. Впоследствии выяснилось, что ночь он провел у вокзальной шлюхи, которая наградила его известными насекомыми. С тех пор Рита больше не жила с мужем. Они спали в разных комнатах. А потом развелись...
... И вот, спустя четыре года он здесь, напротив нее, сидит в джинсовом, уже не первой свежести костюме и пьет их любимый ликерчик.
- Ты зачем пришел, Степан? - спросила Рита, глядя ему прямо в его карие блудливые глаза.
- Мне так одиноко, Риточка, - прошептал он, поводя глазами. - Я никому не нужен У меня нет ни работы, ни друзей... Я понял одно - мне нужна только ты, и никто больше...
- Я тоже одинока, Степа. Но, в отличие от тебя я понимаю совсем другое - ты мне не нужен. Лучше никого, чем ты... Ты извини меня за прямоту - я брезгую тобой после всего того...
- А что же ты тогда так рыдала у меня на плече на лестничной площадке? - заносчиво произнес Степан, побагровев от полученного оскорбления. Таких слов от женщин он слышать не привык.
- Так... Испугалась... Ты знаешь..., - она хотела было рассказать ему про давешнего странного визитера, но почему-то не смогла произнести ни слова. Поглядела в его пустые глаза и замкнулась. - Ты знаешь... Просто тошно на душе. Но лучше никого, чем ты... И хватит об этом. Давай лучше ещё выпьем. За ликер тебе спасибо, я его очень люблю.
- Хорошо, что хоть этим угодил, - проворчал Степан, отводя взгляд и налил ей и себе по рюмочке напитка.
Раздался телефонный звонок. Рита вздрогнула, побежала к телефону, будучи совершенно уверенной, к т о это звонит. И она не ошиблась.
- Маргарита, нам так и не удалось поговорить, - раздался металлический бас. - Вы совершенно зря мне не открыли. Подняли шум... Напрасно... Соседка ваша меня видела...
- Но если вы хотели сообщить мне что-то важное, вы могли бы найти меня и в другом месте, например, подождать около моей работы, - возразила Рита, как-то осмелев. - Я была уверена, что вы пожелаете возобновить разговор.
- Я хотел..., - как-то судорожно, делая глотательные движения, произнес незнакомец. - Хотел прийти. Но... мне... Я не смог. Мне помешали. За мной следят. К себе я не имею возможности вас пригласить. Так что, единственное место, где мы могли бы поговорить, это ваша квартира. Я нахожусь не так уж далеко. Только открывайте сразу. Не надо, чтобы ваша соседка меня видела. Что-то она мне не нравится...