- Скалдин не парень - золото. И дело знает, и сам рюмку выпьет, и друга не забудет. Вот ты, Павел Михайлович... Ведь неспроста же, все-таки, вы им интересуетесь в угрозыске. Я тебя знаю - ты пустышку тянуть не станешь. Но зачем он тебе? Ну, работает мужик, суетится. Сегодня с колес завтра опять в командировку, в дороге бывает больше, чем дома. А Польша... - С багровой физиономии подполковника на Строкача смотрели трезвые и довольно проницательные глазки, смахивающие на медвежьи - с зеленцой в глубине.
Строкач встревожился.
- Значит Скалдин выезжает в очередную командировку завтра, и снова в Польшу? Тем же "КамАЗом"? Отлично. Надеюсь, перед дорогой никто его не потревожит, Мы ведь понимаем друг друга? Не стоит вам, подполковник, из-за него подставляться.
- Да какое там, Павел Михайлович! Скалдин так Скалдин. Нашкодил пусть отвечает...
- Вот и отлично, договорились. Надеюсь, останемся друзьями.
- Для тебя, Павел Михайлович, - все, что угодно. Скалдин едет в обычную рядовую командировку. И пусть его едет, голубчик, пусть... - Лютый явно переигрывал, изображая совершенно захмелевшего, уже начавшего заплетать языком.
"КамАЗ" с воинскими номерами тронулся в путь в пять утра. В это время от обычной настороженности ГАИ ничего не остается. Вечерние хмельные гуляки, раскатывающие с барышнями и большими деньгами, уже угомонились, а утренние лихачи еще дремлют в постели. Да и сами инспектора - тоже ведь люди! - в такое время уже на пути домой. Однако "КамАЗ" майора Скалдина у западного выезда из города поджидал мальчишка-автоинспектор. - Ну, что, стоим, Степан Макарович? - водитель-сержант задал вопрос, уже притормаживая.
Инспектор маячил на проезжей части не скрываясь, широко расставив ноги, словно пытаясь этим прибавить солидности своей щуплой фигурке.
Скалдин брюзгливо передразнил сержанта:
- "Стоим"! Останавливай уж, куда деваться. Не давить же его.
И уже через мгновение стало ясно, что положение хуже некуда. Водитель, позевывая, не успел еще отпахнуть дверцу кабины, как с обеих сторон в нее ринулись омоновцы с автоматами, а Скалдин услышал знакомый приветливый голос:
- С приездом, Степан Макарович, со встречей, дорогой!
Голос Строкача подействовал на майора, как удар ломом по спине. Горло у него перехватило, сердце зашлось, и он, как куль с тряпьем, плюхнулся обратно на сидение, так и не услыхав возмущенных воплей водителя, которого удерживали за руки дюжие омоновцы:
- Вы что творите? Это грабеж! У нас секретный груз - кто вам позволит пломбы срывать?! Смотрите, майор... майор умирает!..
- Как вы себя чувствуете, Степан Макарович? - голос Строкача был полон сочувствия. - Вы у маня впервые в гостях, так что располагайтесь без стеснения.
Окинув одним взглядом кабинет, Скалдин заметил с укоризной:
- Ну разве так можно, Павел Михайлович! Вы майор, и я майор, есть же какие-то нормы, в конце концов. А вы ловушку мне подстроили.
- Ну уж, и ловушку! Скажете тоже! Я же вас не заставлял ворованную медь за границу на опломбированной армейской машине перебрасывать. Тут вам и контрабанда, тут и хищение в особо крупных размерах. Не говоря уже о таких мелочах, как валютные операции. Ведь не за рубли же вы металл продавали?!
На Скалдина было тошно смотреть, и Строкачу эта картина была знакома, как поверхность собственного письменного стола.
- Ну почему все я да я? Крайний я, что ли? Металл - да, вез. Но, слово даю, - в последний раз.
- Может, в первый? Или все-таки попробуем правду говорить? Степан Макарович, вы ведь офицер. Умейте и отвечать за свои поступки. Вы ведь понимаете - иного выхода нет, взяты вы с поличным. Пять тонн меди - новые высоковольтные шины, украденные на заводе, - да почти тонна никеля... Или будете утверждать, что нашли на свалке? Ей-богу, не стоит, Степан Макарович. Сержант-то ваш продержался ровно шесть минут, пока рассчитывал выйти сухим из воды как человек, всецело зависящий от вас по службе. Не мог же он, водитель первого класса, ведущий пустую - по документам машину, не чувствовать, что у него за спиной шесть тонн груза? Переживает парень, что за каких-то десять тысяч позволил вовлечь себя в опасное преступление, старается помочь следствию.
- Да уж вижу. Значит, все-таки... суд?
- Не тешьте себя иллюзиями, Степан Макарович, что дело уйдет в военную прокуратуру. Неплохо, конечно, что и там у вас друзья, но ваше преступление - сугубо гражданское. Так что не стесняйтесь, будьте раскованнее, ну, скажем, как во время чаепития с соседом.
Скалдин на мгновение смешался, потом раздраженно улыбнулся.
- Черт! Вы-таки действительно кое-что знаете. Ну, что ж, я в этом деле - пешка, копейки подбираю. А всему хозяин - сами видели кто. Пока он не перебрался в наш дом и мы не познакомились, я и помыслить о таком не мог. Это он, уголовник проклятый, все организовал, он и меня сбил с толку...
"Смотри-ка, - думал Строкач, - еще одна невинная жертва! Если ты раньше медь не таскал, так потому что навару с этого не было никакого. Зато армейское барахло отлично шло направо и налево - только свои тебя прикрывали - не подберешься. Но сейчас это дохлый номер. Придется выкладывать все".
- Меня интересует абсолютно все о Теличко. Ведь вы же не стремитесь к тому, чтобы он переложил всю вину на вас и остался безнаказанным? Медь его?
- Да, да! Это все он. Я сколько раз говорил: смотри, что делается - в доме убийство, милиция без конца шныряет, забери ты обратно металл, ведь еще можно провести его по документам. Да и где мне денег взять - за него расплатиться? А ему все равно - доллары ему подавай! Сам, небось, с заводским ворьем рублишками рассчитывается... Ну, этих я и не знаю никого... Спросите Теличко.
- Что вы, майор, какая такая медь? Вся, что была, - проходит по документам, у нас полный ажур. Ревизия? Нет проблем, хоть сейчас. А то, что этот жлоб армейский ворованное за бугор таскает, - его дела. Я об таких и ноги вытереть брезгую.
- Но ведь использовали? - Строкач с неудовольствием отметил, что Теличко держится невозмутимо, с насмешливым спокойствием.
- Мало ли какую рвань используют. Так какие ко мне претензии?
- После ревизии поговорим.
- И вы всерьез на это рассчитываете?
К сожалению, на результаты ревизии рассчитывать всерьез не приходилось. Но что еще оставалось майору?..
- Однако у вас и темпы! Неужели все за день успели перевесить? Теличко сиял. - И как успехи? Небось все силы на меня, злостного расхитителя, бросили? Не боитесь, что гидра преступности в другом месте голову поднимет?
- Поднимет - не поднимет, а из девятисот восьмидесяти килограммов меди, числящихся по документам, сорок - недостача.
- Ай-я-яй! Что же это я, бедный, буду делать? Не иначе - обокрали! В милицию, что ли, заявить? - театрально засокрушался Теличко. - Хотя, пожалуй, с этим я сам разберусь. Возмещу недостачу - сколько там? Ага, целых две тысячи рублей... Ради такой астрономической суммы и ручку-то в руки лень брать - с актом возиться. Слушайте, майор, чего вы вообще на меня взъелись? Что вы ищете? Медь ворованную - нет ее у меня. Я срок себе за пазухой не держу. Без меня на то дураков жадных хватает. Валюту? Так это только пацаны по загашникам доллары да золотишко скирдуют. В цивилизованном мире на то существуют банковские счета. Эх, Павел Михайлович! Скучно у нас здесь. Воровать тошно, а не воровать - нельзя. Кем мой сын здесь вырастет? Или нищим, или вором. Третьего не дано. Думаете, я не понимаю, что вы сейчас - как же, ведь из рук выскользнул! на хвост мне упадете, воровать не дадите. А платить чиновничьей швали все равно надо. И что дальше? В тюрьму я не вернусь, не хочу. Наверное, придется тикать от родных берез да елок. Жалко, но и там березы с елками водятся. И люди живут по-людски... Эх!... - махнул рукой Теличко и продолжил уже спокойнее: - И все-то вы прекрасно знаете - и то, что жена моя с сыном по путевке второй месяц по Германии... путешествуют. И должен вам сказать, весьма неплохо там себя чувствуют.
- А с чего, собственно, вы мне это рассказываете?
- А с того, что, может, до вас дойдет, что не туда вы роете. Девчонок мочить - не мой профиль, не было у меня для этого никакого мотива. А все остальное... Даже болван Скалдин сообразил, что "Дойче банк" - понадежнее, чем российский. Обратили внимание, что денег у него - кот наплакал? Вот и на мне не особенно разживетесь. Чего вы добились? Того, что деньги сами из страны удирают? Так какой дурак будет строить дом на гнилом фундаменте? Эх, поздновато я понял, что не видать мне загранпаспорта... За это, конечно, спасибо. Но я и другое понял: было бы у вас за что - давно бы вы меня выдернули... А, что я в конце концов, треплюсь - да без прикрытия ментов ни одно серьезное дело не обходится...
Сквозь слова проступал какой-то подтекст - и Строкач чувствовал это и догадывался, к чему на самом деле клонит Теличко. Догадываться догадывался, но и верить в это не хотелось, и нужно было найти этому подтверждение, если есть хотя бы ничтожный шанс, что сказанное - правда.
- Что еще за прикрытие? Давайте-ка, Николай Васильевич, потолкуем об этом в открытую.
Теличко усмехнулся, но глаза его остались мрачными.
- О чем толковать с человеком без паспорта?
- Заграничного, то есть? - осведомился Строкач.
- Само собой. Известно же: без бумажки ты букашка... Так вот, покуда я букашка, и с женой поддерживаю контакты по телефону, говорить нам не о чем.
Начальник отряда капитан Крымов за минувшие пару-тройку лет превратился в подполковника, начальника колонии общего режима. Мощный, широкий в плечах, он казался бы атлетом, если бы не смешно выпирающий тугой живот, из-за которого мундир сидел на нем всегда как бы с чужого плеча. Встретил он Строкача радушно, как старого приятеля, предложил кофе, бутерброды. Подполковник явно скучал здесь у себя на отшибе, и свежий собеседник для него был просто как дар небес, да и рассказчик из него был не последний - Крымов профессионально цепко схватывал детали и подробности.
- Помню я Засохина, как не помнить! Народу прошло через мои руки счету нет, а его помню. Это ведь они здесь срок по суду отбывают, а я бессрочный. Двадцать два года!.. Как при Сталине "четвертак", и все на общем режиме... А беспредел здесь творится похлеще, чем на строгом. Там по крайней мере какие-то свои законы соблюдают, и публика серьезная: попусту ни нож, ни слово в дело не пускают. А здесь - сплошь шантрапа. Срока "кошачьи" - год да три, вот они по-блатному и идут - с песней по жизни. Шизо да БУР - за награду. Конечно, многих мы обламываем, но до того они и пофорсить успевают. "Актив - за падло, отрицаловка - в авторитете".
- И вы так легко об этом говорите? Что-то не похожи вы на человека, который идет у блатных на поводу.
- Не похож, верно. Только не все от меня зависит. Мой контингент к оперу на вожжах не затащишь.