Кармаджен начинал свой трудовой путь курьером и ездил на старомодном велосипеде. От гордости он надувался, как петух, потому что знал все улицы и закоулки города. Правда, тогда город был намного меньше.
Чаще всего он совершал рейсы между больницей и мастерской Доббса, который ремонтировал и точил хирургические инструменты. Там работал молодой парень, звали его, кажется, Брайан, он был на год старше Джека. Они подружились, Брайан работал подручным. Однажды Брайан продемонстрировал свое мастерство он показал, как надо проверять, остро ли заточен хирургический инструмент.
У Брайана была какая-то рамка, на которую он натянул кусок замши, настоящей хорошей замши, тонкой, как бумага. Когда кожа была натянута туго, как барабан, он взял один из заточенных ножей с острым кончиком, взял осторожно, за ручку.
- Никогда не касайся лезвия, Джек, - сказал Брайан. - Они такие острые, что моментально отхватят тебе пальцы.
Брайан держал нож двумя пальцами, большим и указательным. Он держал нож так деликатно, что тот покачивался. Затем он осторожно приблизил нож к коже и отпустил его. Нож прошел сквозь кожу, разрезав ее своей тяжестью. Слышен был тихий свист разрезаемой кожи, и все. А весил нож не более унции.
- Пожалуй, хорошо заточено, - сказал Брайан.
- А для чего такой нож? - спросил Джек.
- Это глазной нож, им режут глаза.
При одной мысли об операции у Джека заслезились глаза. Но тогда он быстро забыл об увиденном и ничего не вспоминал, пока через несколько лет не попал на осмотр к окулисту.
- Катаракта, - сказал доктор. - Не волнуйтесь, мы просто срежем ее.
Именно тогда он вспомнил Брайана и его манипуляции с ножом. С тех пор он больше не заходил к окулисту.
Зато он видел сон, всегда один и тот же. Он смотрит в белый потолок, простыни туго натянуты, его голова привязана к столу какими-то ремнями. Рядом стоит медсестра с кривыми щипцами, похожими на щипцы для завивки волос, которые были у Патриции. Щипцами они оттягивают ему веко, как будто снимают кожуру с виноградины...
- А теперь разрежем, - говорит доктор. - Разрежем, разрежем.
В руках у доктора нож, держит он его легко, как Брайан, большим и указательным пальцами, нож раскачивается. Его сверкающий кончик опускается к глазу, ближе и ближе, из слезящегося глаза начинают сыпаться искры...
- Держите нож крепче, - пытается сказать Джек.
- Ага! - произносит доктор.
И в этот момент он всегда просыпается.
Кармаджен водрузил очки на нос. На его лице появились две тонкие красные линии, от углов глаз до ушей, на линиях стали набухать красные капли, как перфорация на бумажной ленте. По щекам потекли ручейки слизи, они стали розовыми, потом красными.
Он хотел встать, но спина и ноги не слушались. Кармаджен упал на бетонный пол. Остатки глазных яблок выплеснулись на стекла очков. За каждым испачканным слизью стеклом была видна роговица, похожая на аккуратно разрезанную пополам рыбью чешуйку. Разрезанная роговица медленно погружалась в заливаемые кровью глазные впадины.
Глава 12
Зеркала в женском туалете заливал розовый неоновый свет. Считалось, что в розовом свете женщина лучше выглядит. Но Джону Томсу розовый свет не помогал, он выглядел неважно.
Пластмассовая маска была почти прозрачной, только в отдельных местах из-за толщины она отливала фиолетовым и немного давала искажение. Лучше бы отдельные места были матовыми. Его левый глаз, изуродованный и раздавленный осколками сместившихся костей черепа, был прикрыт большим струпом.
Кровь из носа не шла. Во всяком случае, не шла наружу. Обе ноздри были наглухо залиты горячей пластмассой до того, как носовые хрящи были смяты в комок. Давление, вызванное усадкой пластмассы, раздробило челюсть, несколько зубов было выдавлено из десен. Корень верхнего резца прошел сквозь щеку. Но больше всего доставляли беспокойства нижние коренные зубы, рабочие поверхности которых проткнули кожу и торчали наружу. По лбу проходила неровная трещина, вызванная смещением и последующим наползанием лобных костей друг на друга. Эта трещина походила на простроченный несколько раз шов на толстом пальто. Голова разламывалась от боли.
Джон нашел немного аспирина, но он мало помогал. Другие лекарства тоже не очень помогли бы. Участки кожи без струпьев и ушибов были розовыми от ожога, волдыри начали лопаться. И именно они беспокоили Джона больше всего.
Прозрачная жидкость из волдырей, смешиваясь с розовой кровью и желтым гноем, собиралась в лужицы, которые плескались при малейшем наклоне головы, они доходили уже до верхней губы.
Это напомнило ему старый анекдот про грешников в аду, которые сидят в жидком дерьме до подбородка и говорят друг другу: "Не делай волны!"
Еще немного выделений, допустим, из вскрывшегося нарыва, и он захлебнется. Другая вероятность - маленькое отверстие, через которое он дышит и пьет, закроется коркой. Тогда он задохнется...
Джон сделал невидимое "гнездо" в левой руке и заточил об него отвертку. В руку падала сверкающая стальная стружка, лезвие отвертки превратилось в толстую острую иглу.
Когда он откинул голову назад, жидкие выделения прокатились по лицу, щекоча и покалывая обнаженные мышцы лица. Медленно, осторожно он загнал острие иглы под край маски. Пластмасса была сверхпрочной, но его плоть поддавалась. Игла, прокалывая проход, дошла до лужицы. Он выдернул иглу, двумя руками нажал на гибкую пластмассовую маску. Сквозь прокол прыснул зловонный фонтан.
Повторять операцию, пожалуй, не придется. Мертвые ткани лица поразит гангрена, они загниют. Тогда маска снимется, но вместе с ней отойдет и значительная часть лица.
Джон вымыл руки, смыл раковину. Он достал из кармана брюк записную книжку, скрепленную спиралью, открыл последнюю страницу, где у него был список.
Драчуна можно зачеркнуть. Надя? Вопросительный знак. Кладовщика зачеркнуть, за его концом он наблюдал сквозь отверстие в стене. Фиш и Трантон - пока под вопросом, остальные тоже. Он заточил карандаш, задумался. Дункан Хелм и Джанис Колман. Джанис? Он вычеркнул ее, подумал, снова написал. Она пожалела его, тогда он на секунду задумался... Может быть, она не с НИМИ? Нет, он просто расслабился, она с НИМИ, вместе с Надей и другими девчонками из автобуса. Джанис вела себя сдержанно, она, пожалуй, по-своему симпатичная, она ему посочувствовала. Явные суки не смогли подобраться к нему, тогда ОНИ стали пробовать другие методы. Но они опоздали, теперь ИХ штучки не проймут его.
Он подчеркнул имя Джанис.
У него был списочек.
Работая над записной книжкой, он мурлыкал сквозь маленькую дырку в пластмассовой маске:
Мое в том высшее призванье.
Кто мне обиды наносил, Тот не избегнет наказанья - Я не забыл и не простил.
Глава 13
У Джона Томса был списочек.
Рональд Трантон включил радиоприемник в машине. Раздался шум, похожий на диалог двух отбойных молотков. Кисси опять трогала его радиоприемник! И не подумала даже перевести настройку на какую-нибудь приличную станцию. Современная молодежь!
Они не признают порядка. Он не понимал свою дочь, у нее же все было! Она изменилась тогда, когда началось созревание. В десять лет она любила Баха, ее воспитывали на музыке Рахманинова, Стравинского, Дворжака. А теперь? "Шоколадные зайчики из ада", "Слепые пауки", "Горящая пластмасса"...
Он вертел ручку настройки, нашел музыку. Играла гитара, Манитас или Сеговия? Нет, это не Сеговия, но все равно неплохо. Лично он предпочитал фортепьяно.
Его "ягуар" напрягал все силы, чтобы обогнать этих идиотов и поскорее выскочить на скоростную магистраль. На машинах гоняют, в основном, подростки. Хотя нет, вот перед ним маячит мужик с седой головой. Нет, идиотом можно быть в любом возрасте.
И то же самое в офисе! Дети, все проблемы от них. Бедный Фиш! Обычно у него все работает как часы, хотя сейчас нельзя говорить "как часы", в наше время нет ничего надежного, даже часы, и те ненадежны. Сейчас электроника, но нельзя же сказать "как электроника"! Не звучит.
Ладно, пусть этим занимается Фиш. Но, в то же время, заниматься этим должен не только Фиш. Трантон формально был самым главным в офисе "Пластикорпа" в городе Ридж Ривер. Фиш освобождал его от текучки, но главным все равно оставался он, Трантон.
Он расправил свои обремененные ответственностью плечи. Да, но все равно, шалуна надо остановить. Иногда "старик" (он думал, что именно так за глаза называют его подчиненные) обязан решительно вмешиваться. Рональд выпятил подбородок. Да, завтра он должен что-то предпринять.
Молодежь! С одной стороны - Томс. Неопрятный, вонючий Томс. С другой стороны - Драчун Браунли, задиристый, глупый, бесполезный. Эта парочка похожа на садиста и его жертву, они дополняли друг друга. Хорошо бы...
Дети! Если бы он мог выгнать одного или другого! Но этого нельзя было сделать. Отец Драчуна теоретически занимал равное с Трантоном положение. Он входил в комитет, ведавший ассигнованиями, я держал в руках денежный мешок. Здесь надо проявить мудрость. Никто не станет возражать, если Трантон уволит Томса. Хотя нет, с этим есть проблема. Томс подошел вплотную к решению проблемы закалки. Рональд подозревал, что под неряшливостью Томса прячется блестящий ум. Допустим, он выгоняет Томса, а тот вскоре делает открытие с этой своей мономолекулярной штукой. Будет плохо! Да, трудная задача, а завтра надо принимать решение.
Если бы они признавали дисциплину, как это делал он. Он понимал бунтарство молодости, сам в молодости немного бунтовал. Вспомнить хотя бы фортепьяно.