Не верю! Нет, не верю, что мы с ним никогда не встретимся и мое собственное сокровенное гнездышко не ощутит... не прочувствует... не сольется с... не испытает тот дивный, умопомрачительный трепет, когда...
Нет, не могу об этом - почти теряю сознание... Но я почему-то отчего-то все равно не теряю надежду, что мы с этим загадочным, неуловимым "новым русским" сыграем вдвоем такую симфонию, что вздрогнут и заходят ходуном не только какие-то там пресловутые, вульгарные подушки, кровати, одеяла, но и небоскребы, и летящие лайнеры в небесах...
... Так о чем я? Ах, да, чем пахнет любовь с цветными. В чем её особенности и прелесть. Да, да, с цветными у меня было три полноценных романа, то есть с каждым из них я трахалась часов пять, если не больше. И расстались мы вполне довольные друг другом.
Но если быть точной, я испробовала не трех цветных, а четырех, хотя четвертого я даже не очень-то разглядела в полумраке египетской пирамиды. О, да, произошло все настолько внезапно и как порыв ветра... Мы, не глядя, нащупали друг друга, а так как стояли позади группы экскурсантов и сбоку темнела ниша... Он меня и увлек и эту нишу и закрыл собой, своим черным, точеным, эбонитовым телом, и мы с ним сделали очень энергичный, хотя и недолгий, секс. И я снова присоединилась к остальным туристам и даже помню, о чем там говорил гид в белой рубашке с черными усиками. Он рассказывал, что египетские пирамиды хранят множество тайн и есть весьма основательное предположение, что построены они на основании знаний, которые египтяне получили от космических пришельцев; что те, кто нашел останки фараона Тутанхамона, быстро умерли той или иной смертью.
После этих сведений мне захотелось на волю. Я испугалась, как бы вездесущие египетские боги или сам Тутанхамон не наказали меня немедленно за то, что мы с полуголым цветным сделали в его покоях небольшой секс.
А с некоторым опозданием меня поразило вот что: у эбонитового, с одной повязкой у бедер, исчезнувшего после всего, словно его и не бывало, оказался в нужный момент белый, свеженький презерватив, и все проблемы сразу решились сами собой. Вот ведь, оказывается, - порадовалась я всем своим чутким, сострадательным американским сердцем, - как далеко докатился девятый вал цивилизации! Даже поколебал затхлый, таинственный воздух столь древних усыпальниц... И мне не пришлось дрожащими от желания руками открывать сумочку, рыться в ней...
...Чтобы немного рассеяться от тягостных мыслей, связанных с Тутанхамоном и местью его гробницы, я в тот вечер пошла в местную кофейню и выпила, кроме кофе, рюмку коньяка. А так как мне, увы, с моими данными не стоит появляться в таких местах даже днем, то, конечно, все окончилось довольно тривиально, хотя не могу сказать, что плохо. Ко мне за столик подсел огненноглазый араб в кремовом костюме с бриллиантовой булавкой в галстуке и весьма любезно спросил:
- Как вам Египет? Я вижу, вы путешествуете...
- О, - сказала я, - это просто сказочная страна.
- Но вы вряд ли были в храме, где солнечные лучи способны преломляться в тот или иной цвет спектра, - сказал он, улыбаясь. Кончики его усов приподнялись при этом довольно сексапильно... - Так их сконструировали древние... А не хотите ли, чтобы я вам показал это чудо?
И почему бы мне было не согласиться? К храму мы, правда, не успели доехать. Ну потому что уже был вечер, а кроме того - у моего нового знакомого оказался большой синий "линкольн", которым управлял его молчаливый водитель. Мы с Али (так представился хозяин шикарной машины) сели позади шофера, и нас легко понесло по нескончаемым каирским улицам. Целуя мои пальчики (пока что на руках, на ногах он будет проделывать это чуть позже), улыбчиво-сахарный Али рассказывал мне любопытные вещи:
- Древние врачи знали, что больного можно вылечить с помощью цвета. И наоборот - развить болезнь. Например, красный цвет повышает кровяное давление, частоту дыхания, увеличивает сердцебиение. У нас на Востоке знают более трехсот болезней, которые поддаются лечению с помощью удачно подобранных цветов. Например, болезнь с высокой температурой можно вылечить холодными цветами - синим, фиолетовым, пурпурным, бирюзовым. А тем, кто переохладился, пойдет на пользу смотреть на желтое, лимонное, красное, оранжевое, алое...
Меня это его рассуждение так заинтересовало, что я и не заметила, как он снял с меня мои крошечные трусики, а с себя - кремовые брюки... От него пахло газоном после газонокосилки и отчасти канифолью. Вовсе не плохо...
Впрочем, это мне могло и показаться, потому что почему-то его мужской инструмент мне более всего напомнил скрипичный смычок и не более того...
Но в воде и этот "смычок" исполнил свою партию довольно виртуозно.
Как я оказалась в воде? Но мы с египтянином ближе к полуночи очутились в его загородном доме, где был бассейн, и оба разом нырнули в воду и вынырнули с обновленным желанием хорошенько потрахаться, и в воде, при свете луны, это было прекрасно. Вода - это добавочная нега, а нервы щекочет некоторый страх: все-таки то, что легко выполняется днем, в постели, тут, в воде, ночью, пахнет риском и авантюрой. Можно ведь случайно и утонуть...
- О! Твои груди выскакивают из воды, словно мячики, но когда они покоятся на воде, они похожи на холмы, на сосуды со сладким нектаром, на...
О, как это занимательно и впечатляюще - подплывающий поближе разгоряченный араб, желающий немедленно схватить вытянутыми жадными губами мои нежно покачивающиеся на водной глади соски...
А откуда-то, словно бы с бархатных, темных небес, где мерцают мириады истомившихся от одиночества звезд и звездочек, подмигивают, намекают, зовут... несется сладкая музыка, обволакивающая прозрачным, легчайшим покрывалом и тебя, и весь мир...
- Как замечательно, о Аллах! - воскликнул мой араб, когда мы с ним трижды сыграли, если можно так сказать концерт для скрипки с оркестром в прохладной воде под чарующим светом луны, которая видела все, но промолчала, как всегда... - Как замечательно, что пока что в нашу страну разрешен ввоз таких замечательных белоснежных грудок!
Я полюбопытствовала, прикидывая на глазок длину его "смычка" и немного за него обижаясь. При его-то росте этот инструмент мог быть значительно более интригующим и безотказным в работе. Хотя, конечно, для такой привиреды, как я, всё чего-то недостает, всё мало и мало. Видимо, это итоги американского воспитания. Нам, американцам, всегда всего мало. Странно, почему мы при наших аппетитах ещё не завоевали весь мир? При нашем неукротимом стремлении к совершенству не переделали весь этот мир по своему вкусу?
Ах, да что это я, ведь это уже политика... Зачем она мне? Возвращаюсь к арабу со "смычком"... Ведь он на поверку все-таки превзошел всех остальных известных мне мужчин! У него оказалась поистине железная воля. Употребляя свой невнятный с виду "смычок" девятый раз за ночь по прямому назначению, он одновременно слушал музыку, курил сигареты, кидал в рот изюм, курагу, персики и одновременно просвещал меня, потому что он тоже любил путешествовать... Учтите, все это как-то сразу. Но у него получалось так это синхронно... играючи...
- Недавно мой друг, тоже бизнесмен, заплатил большой таможенный штраф. Только за то, что он хотел вывезти из Индии шкуру тигра для своей четвертой любимой жены. Но без официального разрешения это делать там нельзя.
- Надо всегда точно знать, - говорил Али, ни на секунду не замедляя работу своего целеустремленного "смычка", - что можно, а что нельзя провезти в ту или иную страну. Иначе нарвешься на неприятности. При мне у парагвайца конфисковали бутылку коньяка в таможне аэропорта Арабских Эмиратов. Потому что туда ввоз спиртного строго запрещен. А в Боливию нельзя ввозить иностранные лотерейные билеты, в Грецию - растения в грунте, в Индонезию - печатные издания на китайском языке, на Кипр - живые цветы... А из Исландии нельзя вывозить птичьи яйца, из Камеруна - бивни слона, из Танзании - рог носорога...
Вот тут только и прозвучал финальный аккорд, и мое тело до того сладко, беспамятно содрогнулось в воде, до того ослабло, что араб едва успел подхватить меня и вытащить вон из бассейна... И я ещё какое-то время лежала на каких-то шелковых покрывалах, совсем, абсолютно голенькая, а Али любовался мной в таинственном, застывшем свете луны и плакал от счастья, я вдруг ощутила удар его теплой слезы о мой холодный живот...
Правда, потом это оказалось каплей кока-колы - Али протягивал мне бокал, а я лежала, закрыв глаза... Но это не важно. Важно - в его больших, выпуклых, восточных глазах сияла блаженная усталость, и он шептал мне:
- Кэт! Очаровательная Кэт!
(Я для него решила быть Кэт. А почему бы и нет? Мы, американцы, предпочитаем свободу убеждений и приемов конспирации.)
- Ты сделала плохое, очень плохое дело для арабского темпераментного мужчины - ты уронила в моих глазах достоинства сразу всех трех моих жен. Не смею и мечтать, но не могу и не сказать... Не прими за оскорбление... Но все мое тело сейчас поет песню любви к тебе! Как его удержать! Как удержать горячего скакуна, если он рвет повод из рук! О несравненная, а не согласилась бы ты стать моей четвертой, самой любимой женой?
Мне даже стало его жаль, ведь в ту минуту слезы действительно застилали его темные, горячие восточные глаза.
Но какая же из меня жена? Тем более четвертая? Хотя, не скрою, мне было лестно предложение этого шейха.
Но когда он понял, что заполучить меня навсегда не удастся, сказал с поклоном:
- Прошу, очень прошу хотя бы ещё на один день... Сменю воду в бассейне, сам умащу твое тело сказочными арабскими маслами и благовониями...
Я было хотела сразу отказаться. Но его орлиный нос в наклоненном положении что-то стронул в самой глубине моего чуткого существа, и опять вспыхнул там, там, где все так первозданно, этот жгучий, неугомонный, опасный уголек... И я ответила бедному арабу немножко свысока:
- Почему бы и нет?
И была вынуждена его обмануть, потому что чуть шагнула в сторону от бассейна - увидела вдруг совсем умопомрачительного араба на розовом "кадиллаке", кстати, битком набитом женами в черных покрывалах до самых глаз. Но при взгляде на меня это сухощавый, с тигриным взглядом араб так задрожал и завибрировал, что эта бешеная, невольная вибрация, свидетельствующая о могучей энергии, тотчас передалась и "кадиллаку", и, по-моему, всем его женам, которые - вот ведь особенность восточных традиций - ничуть этому не удивились и тем более не запротестовали.
А дальше... дальше... Он вышел из машины, а своему шоферу сказал что-то, и тот повез это скопище кротких, вялых, на мой взгляд, женщин прочь. А он подошел ко мне, высокий, стройный, как кипарис, в белоснежной одежде, которая бросала на окружающие оранжево-желтые барханы удивительно упоительную, возбуждающую тень. И я никогда, никогда не забуду, как я сразу же влюбилась в эту тень, и в синенькую жилку на его смуглом виске, и даже почему-то в черную веревочку, которой была повязана его голова поверх белого платка... Он взял меня за руку, как Адам Еву, и мы пошли с ним дальше в пустыню, и я совсем легко бросила свой "форд" на дороге вместе с запасами еды и воды. Что, кстати, было, как потом оказалось, не слишком разумно.
Но о каком разуме можно было думать в те необычайные, потрясающие минуты, когда мы с арабом уже еле-еле брели по барханам, съедаемые жаждой немедленно вкусить заветные плоды друг друга! И, о, как это все было необычайно - сначала он брал меня властными восточными руками непосредственно за попку и кидал на бархан, отсвечивающий лиловым, потом брал меня все за ту же попку, но кидал на бархан, отсвечивающий сиреневым, и в этой новизне оказалась бездна незабываемых ощущений.
А дальше-то, дальше! Он властно, как всякий восточный деспот, взял меня за руку и уложил между барханами и там уже в ...надцатый раз всадил в мои ножны свой неутомимый, натренированный в гареме восточный "кинжал".
Но дальше-то, дальше! Он привел меня к моей машине и разложил меня на её крыше, как, например, простыню, и, зловеще улыбаясь, взял меня там, не обращая никакого внимания на то, что две-три машины, мчавшиеся мимо, все-таки не утерпели и притормозили...
Засмущалась ли я? Нисколько. Если уж этому арабу все нипочем, то я вообще не собиралась пропадать в этой пустыне. Но, признаюсь, внутренний эффект от того, что наша гимнастика пришлась весьма по душе зрителям, получился огромным, и я поняла окончательно, отчего столько много девиц рвутся на сцену даже без голоса. И тех поняла, конечно, что делают стриптиз. А нам, в сущности, чего было особенно стесняться? Мой вполне цивилизованный араб, едва осознав величие поставленной задачи, - тотчас полез куда-то под белые свои одежды и вытащил изумрудно-прекрасный презерватив, продемонстрировав таким образом прилюдно необходимости и возможности борьбы со СПИДом.
Чем от него пахло? Имею в виду не презерватив, а араба... Пожалуй, чуть-чуть пережженными в тостере гренками и немного итальянским вермутом, весьма пикантно, одним словом.
На этот раз не буду прибегать к фруктово-ягодным сравнениям, потому что высшая справедливость требует обозначить его мужское достоинство только так - "кинжал". О, какие вопли восторга неслись от меня, вернее, с крыши лимузина, где надо мной трудился этот неукротимо-самовластный "кинжал", по всем барханам, на много километров вокруг! Краем глаза я разглядела, как испуганно метнулась прочь песочного цвета ящерица. Ну, а когда мы свалились оба с машины в порыве экстаза, оказалось - крыша прогнулась почти до руля... Не говорю уж о таких пустяках, как синяки и шишки. Тем более мой неуемный араб прилепил, смеясь, к каждой моей царапине по золотой монете и уверял меня, подняв смуглые, пластично-экзотичные руки к невероятно голубым арабским небесам:
- Красавица! Твоему розово-абрикосовому телу так идет золото!
И мы так были заняты друг другом, что не сразу обратили внимание на странные, скрежещущие звуки, словно в опасной близи от нас что-то то ли с трудом тормозит, то ли рушится какая-то металлическая конструкция. А оказалось - во всех остановившихся машинах, а их уже набралось больше трех десятков, - все, кто там был, занимались любовью! И ведь вот что забавно забравшись на крыши своих лимузинов, явно подражая нам. Значит, мы свое дело с моим арабом знали неплохо и дали, можно сказать, показательный сеанс "бури в пустыне".
Правда, мне почудилось, что на отдельных крышах делали свой секс одни мужчины... Но, с другой стороны, к чему углубляться в политику, сколько вариаций могло быть исполнено на предложенную тему...
Не помню, абсолютно не помню, как мы с моим белоснежным арабом все-таки стронулись с места на моей бедной машине, лишившейся целомудрия и красивой крыши... Не помню и потому, что мой неугомонный араб всю дорогу до моей гостиницы пытался завязать вокруг моего соска бантик из золотого своего, видимо, фамильного, презерватива и страстно шептал мне при этом:
- Как возбуждает меня такой вот бантик! Как возбуждает! Останови машину, и я ещё раз докажу тебе, что никакой католик или тем более баптист в подметки не годится мусульманину! Аллах акбар!
Но мы уже выехали на достаточно оживленную трассу, и не стоило останавливаться и куда-то бежать. Мы сделали проще - закрыли шторки и отдались друг другу на ходу, стараясь не задевать жизненно важные детали и узлы машины. И все у нас получилось о'кей. Единственная маленькая неприятность - мой араб сломал мизинец на ноге, когда пытался удобно расположиться где-то между рулем и педалями...