- А это кто? - спросил он, указав глазами на Александра, вернувшегося из ночной смены.
- Мой брат.
- Тоже молодец видный. Ему есть письмо от Марфы - такая девушка отдыхает у нас. - Табунщик подошел к Александру, достал из-за голенища конверт и передал ему. Потом вернулся к Лене, похвалил Александра, сел и вдруг прищелкнул языком: - Все вы красивые!
- И я? - спросила Лена.
Он стебанул плетью по голенищу сапога, отчаянно взглянул на Лену.
- Вы сильно красивая.
- Этого никто мне не говорил.
- Эх ты! Неужели? - татарин сокрушенно покачал головой. - Хотя вы и очень интересная, врать не годится, - строго сказал он.
Казах помахал плетью, подзывая к себе Лену.
- Гляди, чудо!
Серые грибы взломали асфальт на дорожке. Лене казалось это невероятным, но это было так: асфальт потрескался и сломался, а нежные водянистые шляпки грибов жили. Некоторые из них сломались, искривились, но большинство вылезло к свету и воздуху. Политые ночным дождем, они масляно блестели победоносными овальными головками.
- Да, это чудо! - сказала Лена.
Табунщики увезли Женю в степь. Сидел он на лошади позади казаха, держась за его пояс.
Лена вышла на равнину провожать.
- Привет передайте Марфе.
Молодой кинул на нее быстрый искрящийся взгляд. Сдерживая коня, свесившись с седла, сказал:
- А что привет? Сами приезжайте.
Долго глядела Лена на всадников, пока не скрыла их синяя завеса тучи.
Лена вернулась домой повеселевшая. Из-за бани взмывал и, взблеснув, падал топор. Лена поняла, что это Саня колет дрова. Как она помнит, братья всегда в это время заготавливали дрова. Подкралась к Александру, когда он, расколов бревно, нагнулся собирать поленья, повисла на его спине, сомкнув на горле руки. Рывком он сбросил сестру со своей спины.
- Саня, что пишет тебе Марфа?
- Подлизывается: мол, присылайте Женю, я, мол, за ним пригляжу.
- Ну, как ты грубо...
- Можно мягче: ластится.
Они кололи дрова до полудня. Потом Саша лег отдыхать за баней в затишке, а Лена пошла в дом.
Мать, не домыв полы, присела на пороге перед лоханью, рассматривая что-то на своей руке.
- Опять ты, маманя, взялась за полы!
- Вот что осталось от Кости. - Мать развернула красный футлярчик. Лежал в нем обгоревший, расплавившийся иностранный орден. - Летчик, Костин товарищ, принес. Сбили Костю немцы около Мадрида. Сгорел сынок...
Любовь Андриановна умолкла. Слезы катились по морщинам щек. Это были первые слезы после получения известия о смерти Кости. Лена села рядом с ней на пол, прижала к груди ее седую голову. Она не мешала матери выплакаться и сама плакала. Это было окончательное примирение с несчастьем перед тем, как начинать новую жизнь.
- Напишу дяде Матвею в Берлин: мол, немцы сожгли Костю. Пусть дядя глянет в их глаза вот так! - Лена нахмурилась, и мать впервые почувствовала, что взгляд у нее крупновский - беспощадный, приземляющий.
Любовь Андриановна выпрямилась, твердо сказала Лене:
- Снохе помоги. Заперлась в комнате, как медведица раненая в берлоге, то воет, то кричит на ребенка.
XXV
Светлана редко выходила из своей комнаты, днем занавешивала окно, потому что солнце раздражало ее. Новорожденный кричал часами, и она, чтобы утешить его, кормила часто и бессистемно, а он кричал еще сильнее, как будто бы вместе с молоком вливалась в него тоска и тревога матери.
- Такая анархия погубит мальчишку, - сказал как-то Александр. - То у него запор, то свищет, как из гуся. Непорядки!
Женщина метнула на него насмешливый взгляд.
- Учитель! Женись, тогда узнаешь, как их воспитывать!
Но, увидев, с какой лаской смотрит деверь на ее сына, улыбнулась, и веснушчатое лицо ее вспыхнуло материнской радостью.
- Эх, парень ты парень! Легко и светло у тебя на душе. Завидую. А вот женишься, привяжешься к человеку, а его...
Александр, стиснув зубы, молча ждал, когда она справится со слезами. Потом уверенно, как о деле, давно решенном, сказал:
- Костю возьму в светелку. Сегодня начинается у меня отпуск, вот мы с Костей и подружим.
- Чудной ты парень, Саша! Надо бы спорить с тобой, а не могу.
- А что попусту спорить-то? Чай, мы не полоумные.
- Я говорю, простой и чистый ты.
- Часто купаюсь, оттого и чистый, - пошутил Александр.
Нарядную ветловую качалку, похожую на гнездышко, перенес он к себе. Сам купал маленького Костю, ловко держа скользкое тельце в жестких руках, кормить носил по регламенту, в соблюдении которого проявлял железную стойкость и неумолимость.
Уравновешенность, неторопливые речи парня, сдержанные движения его крупной и легкой фигуры вселяли в душу Светланы ясность и твердость. Зная, что Саша в доме, она чувствовала себя спокойнее.
Крик краснолицего малыша не трогал Александра: парень сидел у стола за книгами. Если Светлана или Лена хотели взять Костю на руки, Александр, хмуря брови, говорил:
- Не балуйте человека! Орет? Это единственная возможность у него заявлять о себе. У кого дети, у того и крик.
Лена гибкой лозой склонилась над младенцем, нежно воркуя: