Табор всячески подбадривал себя, твердо решив довести дело до конца. Узнав о смерти Мажене, он поспешил обзавестись пистолетом и в лесу неподалеку от Клинкура, где жил с Леорой, начал практиковаться в стрельбе. С тех пор он постоянно носил при себе оружие. Но дотрагиваясь до него и ощущая холод металла, он чувствовал, как ладони мгновенно становились влажными. Страх парализовал его волю.
- Если в этом году мне удастся выходить птицу, то к Рождеству я пришлю тебе гусей не меньше чем по шестнадцати фунтов, - сказала старушка, наливая в стаканчики домашнюю настойку.
Анджело бросил взгляд через окно в дождливую вечернюю хмарь и поднялся.
- Пойду прикрою ставни.
Мать удивилась.
- Зачем! Все равно здесь не ходят люди.
- И все же я прикрою, так будет уютнее.
Плотно закрыв ставни, он успокоился и даже позволил себе немного похвастать.
- Матушка, возможно, завтра я стану богачом.
- Богачом? - с сомнением спросила мать. - Своими картинами?
И хотя сын в разговорах с ней всегда подчеркивал, что его ремесло однажды принесет ему славу и богатство, она инстинктивно противилась всему, что связано с искусством. Ей было бы приятнее, если бы ее Анджело приобрел серьезную профессию.
- За одну-единственную картину я получу сто тысяч! И заметь, без всякого риска.
Подозрение старушки усилилось.
- Кто же даст тебе сто тысяч?
- Я не могу подробно объяснить, но, поверь, я получу эти деньги, и тогда ты заживешь без забот. Давно пора покончить с этими паршивыми гусями, ты достаточно намучилась с ними.
Мать ничего не ответила, лишь поджала губы. Сердце подсказывало ей, что из затеи сына ничего хорошего не выйдет. С сотней тысяч франков никто так просто не расстается и уж тем более ради какой-то картины.
Анджело тоже погрузился в угрюмое молчание. Он вдруг ясно представил себе всю опасность придуманного им плана. Лучше всего было бы сесть в машину и как можно скорее скрыться где-нибудь. Но это было невозможно, из-за Леоры. Если он сейчас не добудет кучу денег, она бросит его. Однажды он заговорил с ней о женитьбе. Она лишь рассмеялась.
- Такой женщине, как я, замужество ни к чему, и уж тем более с таким, как ты, - сказала она.
Около семи Табор вышел из дома. В темноте его вновь охватил страх. Табор затаил дыхание, напряженно вслушиваясь в монотонный шум дождя. Над речкой поднимался туман, с трудом угадывались очертания дома, сарая, одиноко стоявшего дерева. Везде ему мерещился притаившийся убийца.
Замок маркиза де Веркруиза развалился и обветшал, как и сам господин маркиз. По пустынным залам и коридорам гулял ветер, со стен осыпалась штукатурка, углы покрылись плесенью. Обитаемым был лишь первый этаж. Сюда снесли остатки имущества маркиза: изрядно потертые кресла, изукрашенные резьбой буфеты, этажерки, ломберные столики, стилизованные под колонны подставки для комнатных растений, книжные шкафы, портреты предков, пару хрустальных люстр, торшеры с выцветшими абажурами. В углу на вытоптанном ковре стоял огромный старый рояль, на котором давно никто не играл.
К Табору маркиз де Веркруиз относился дружески-снисходительно, и художник считал, что имел в нем надежного друга. Но это ему только казалось. В душе маркиз презирал всех, кто не принадлежал к его кругу.
Гранделя он также презирал, считая его надменным франтом, но никогда не обращался с ним непочтительно. У Гранделя были деньги, у Гранделя была власть.
Веркруиз ужинал, когда единственный слуга, страдавший по примеру своего господина подагрой, доложил о прибытии художника.
На столе в серебряном подсвечнике горели четыре свечи. Перед маркизом, одетым в черный, изрядно потертый фрак, стояла тарелка с золотым ободком, украшенная рисунками в стиле рококо, с двумя жареными плотвичками. Это был его ужин.
- Присаживайтесь, присаживайтесь, мой дорогой, не нужно стоять передо мной навытяжку, - кивнул он Табору, но руки не подал.
Затем приказал слуге принести еще один бокал - зеленого хрусталя прекрасной римской огранки - и налить гостю кислого вина по двенадцати франков за бочонок.
- Господин маркиз, у меня к вам небольшая просьба. - Табор сунул руку в карман и дотронулся до пистолета. - Могу я у вас заночевать? Завтра около семи утра я должен быть уже в Париже, а моя машина - далеко не гоночный автомобиль.
- Зачем вам нужно так рано в Париж?
- Кое-что забрать.
- Опять остались без гроша, не так ли? Нет даже пары франков на оплату номера в отеле? Это похоже на вас, слугу прекрасных искусств! В голове одни восторги да жареные индейки, а в кармане пусто, разглагольствовал маркиз, расправляясь с плотвичкой.
Табор хотел было ответить какой-нибудь дерзостью, но Веркруиз опередил его:
- Хорошо, хорошо, мой друг, постель и одеяло для вас найдутся. Да, вы виделись с Гранделем?
- Нет.
- Скверный тип, вы не находите? Когда речь заходит о деньгах, он готов с живого снять все до костей.
- А вы еще ведете с ним какие-нибудь дела?
- Угу. - Старик отодвинул тарелку. - Не захватите ли вы кое-что для Гранделя, несколько фарфоровых и серебряных вещиц?
- Не могу, - нерешительно ответил Табор. - Я рассорился с ним...
Маркиз задумался. Накануне Грандель звонил ему, но ни словом не обмолвился о ссоре с Табором. Старик заметил, что его гость вел себя нервно, будто опасался чего-то.
- Нельзя так нельзя. - Веркруиз не выказал особого сожаления.
Однако, несмотря на поздний час, решил позвонить Гранделю и узнать, что у него произошло с художником. Сославшись на усталость, маркиз попрощался с гостем.
Слуга проводил художника в затхлую, уставленную старыми вещами комнату. Табор прислушался к шорохам в доме, стащил с кровати матрац и положил его прямо под окном. Дверь оказалась без задвижки, поэтому он подставил под ручку стул.
Когда Грандель прибыл в Верде, заржавленные ворота парка были еще открыты. После телефонного звонка маркиза он некоторое время колебался, следует ли ехать туда самому, но Де Брюн приказал ему поговорить с Табором и выяснить, что художнику известно о деле, кто ему рассказал обо всем.
Грандель не сомневался, что своим освобождением из следственной тюрьмы обязан Де Брюну и пока он находится под покровительством всесильного шефа "Меркюр-Франс", ему нечего бояться полиции. Тем не менее он серьезно подумывал все бросить и бежать. Игра, которую он затеял, становилась слишком опасной. Но от Де Брюна уже пришла машина.
Вначале они поехали в направлении Сетура - водитель хотел убедиться, что за ними нет полицейского хвоста. Это была излишняя предосторожность, поскольку Пери еще ничего не знал об освобождении антиквара.
Веркруиз сидел с рюмкой коньяка у зажженного камина.
- Присаживайтесь к огню, дорогой Грандель, - вкрадчиво произнес он, выпейте глоточек, потом обсудим дела.
- Это не к спеху.
- Я тут обнаружил для вас несколько прекрасных, просто изумительных вещиц: старинное серебро и фарфор, они доставят вам огромную радость.
Грандель пригубил коньяк и ничего не сказал.