Шрам, наконец, отключает связь и несколько секунд задумчиво рассматривает мой аук у себя в руках, машинально постукивая по нему пальцами. Не сразу понимаю, что он чего-то ждет. Вынырнувший, также, словно из ниоткуда, один из сотрудников охраны, молча забирает мое средство связи и, выслушав повторный приказ отследить сигнал, бесшумно растворяется в ночи.
Только сейчас замечаю, что уже достаточно поздно. Заболтались мы с Даркошем прилично. Кидаю осторожный взгляд на мужчин. Их нахмуренные лица не предвещают мне ничего хорошего. То ли от посвежевшего порыва ветра, то ли от общей напряженности обстановки, меня пробирает озноб. Я ежусь и обхватываю руками плечи в защитном жесте.
Сбоку раздается тяжелый вздох и слабое шуршание. Затем мою спину накрывает тяжелая плотная ткань. Опускаю глаза и вижу, как грубые ладони Даркоша осторожно расправляют на мне свою куртку. Она еще хранит тепло своего хозяина и окутывает меня терпким приятным мужским запахом. Сразу становится тепло и даже уютно.
— Ну вот, что с тобой делать? — Шрам присаживается передо мной на корточки и устало заглядывает в глаза.
Суровость из его взгляда исчезла, и я замечаю только странную тревогу и мягкий укор. Так может смотреть родитель на свое неразумное чадо после очередной его глупой шалости. И, вроде ничего не сказал, ничем не упрекнул, а я все равно чувствую свою вину, словно, действительно, серьезно провинилась.
— Спасибо, — сдавленно отвечаю сразу им обоим.
В горле еще стоит колючий ком, мешающий нормально говорить и дышать. Какие-то сегодня у меня сплошные эмоциональные качели. Я поднимаю глаза и стараюсь хотя бы взглядом выразить свою благодарность, раз уж красноречие меня подводит, но обзор заслоняют скапливающиеся слезы. Очень скоро мне уже сложно что-то рассмотреть через мутную пелену. Не понимаю, откуда они берутся, я ведь была относительно спокойна. Как говориться, ничего не предвещало.
Чувствую, как по щекам бегут обжигающие дорожки. Вот позорище! Пытаюсь незаметно их стереть, но становится только хуже.
Нет, нет, нет… Только не это! Я не хочу приобрести образ плаксы в чужих глазах. И так в последнее время слишком часто теряю самоконтроль. Как-то все скопом навалилось и все за один проклятущий день. Вот, козел, этот маньяк! Не мог другой день выбрать для своих писулек?
Я позорно шмыгаю носом и отворачиваюсь, пытаясь хоть немного скрыть свое состояние. Хотя чего уж тут скрывать и так все всем ясно. Чувствую острую нехватку Лайса под боком. Вот уж кому бы без стеснения поплакалась. И по обнимашкам его, теплым и ненавязчивым, соскучилась.
Не успела это додумать, как почувствовала широкие теплые руки на своей спине. Кто-то аккуратно прижимает меня к себе и ласково оглаживает по голове и волосам. Я не возражаю, мне сейчас это просто необходимо, чтобы почувствовать твердую почву под ногами и прийти в себя.
— Ну-ну… Тише, девочка. Чего это ты так расклеилась? Ты ж у нас боец, получше многих. Да, с тобою, Саша, я точно раньше времени в тишь отправлюсь. Что ни день, то новые происшествия. Давай, успокаивайся, и поговорим спокойно, кто тебе еще жизнь портит. Сразу список составим, кому ноги-руки надо выдергивать, — слышу я успокаивающий голос Шрама над своей макушкой.
Мне хватает нескольких минут. Чтобы взять себя в руки. Да и отрезвляет все-таки осознание, что за мной сейчас внимательно наблюдают двое мужчин, в глазах которых не хочется выглядеть нервной истеричкой.
Когда слезы немного подсыхают, оглядываюсь на, молчавшего до этого, Даркоша. Есть слабая надежда, что он ушел. Тогда я смогу почувствовать себя более свободно, что ли. Его присутствие все еще немного сковывает, мне непонятно как себя с ним вести. Я вижу его интерес ко мне, но не могу даже представить, что его вызвало. Мы ведь раньше никогда не встречались, не общались…Что ему нужно от меня?
Нет, не ушел. Застыл в напряженной позе, невидящим взглядом смотря прямо перед собой. Вижу, как ходят желваки вдоль ожесточенно сжатой челюсти. Надеюсь, эта злость направлена не на меня. Он поворачивает в мою сторону горящий гневом взгляд, от которого все внутри сжимается.
— Поосторожнее, Дарк, — осаживает его Шрам. — Не пугай мне девочку. Иди лучше со своими там разберись, чтобы шевелились быстрее. А мы тут поговорим с Сашей пока.
В ответ, тот прикрывает глаза, будто борясь с собой. Несколько мгновений так сидит, успокаиваясь, затем уже спокойным голосом произносит:
— Я прошу прощения, исса Алес. Мне, действительно, нужно идти. Дела… — он встает, собираясь уходить.
— Подождите, — я порываюсь встать и тянусь, чтобы отдать ему куртку.
— Не стоит, — мягко останавливают меня. Чужие пальцы перехватывают мои суетливые руки, что никак не могут справиться с застежкой. — Вернете потом… при следующей встрече… — неожиданно хриплым голосом предлагает мужчина.
Он еще раз поправляет на мне свою одежду, разглаживает какие-то складки, проводит ладонями по плечам и неохотно отступает.
— До свидания, исса Алес, еще раз прошу простить, если напугал вас своими действиями, но это было необходимо для вашей же безопасности, — серьезно смотрит на меня.
— Я понимаю. И благодарна за вашу помощь, — не менее серьезно отвечаю я.
Даркош уходит, и я с тяжелым вздохом поворачиваюсь к оставшемуся Шраму. Избежать разговора точно не получится.
— Нечего вздыхать, — словно читая мои мысли, произносит он, — Чуть в тишь меня не отправила своими секретами, теперь рассказывай всё давай.
— Что рассказывать? — пытаюсь схитрить я.
— Всё, — невозмутимо повторяет Шрам, — И желательно с самого начала. Что писал? Когда началось? Кого подозреваешь? Подробности разные… Кто еще может угрожать? У меня такое впечатление, что за тобой все кому не лень охоту устроили, поэтому мне важно знать, к чему еще нужно готовиться.
— Хорошо, — вынуждена согласиться я. Шрам, действительно имеет право все знать, раз уж отвечает за мою охрану. Я кутаюсь в куртку Даркоша словно в защитный костюм и начинаю свой непростой рассказ. Вспоминаю все сколько-нибудь важные детали. Всех с кем конфликтовала, кто был на станции или потом на Орше. Дословно пересказываю текст предыдущих сообщений, время и обстоятельства их получения. Даже упоминаю про ищейку, но у Шрама эта новость совсем не вызывает удивления, словно он уже в курсе. Через полцикла я выдыхаюсь и замолкаю.
— Занятная история, — задумчиво тянет мой собеседник. — Только в следующий раз не молчи, словно контуженная, а сразу мне или Тарошу рассказывай. Договорились?
— Договорились, — обещаю я в ответ.
Странно, но мне немного полегчало от этого разговора. С души, будто камень свалился, от того, что я кому-то смогла довериться и поделиться тем, что меня тревожит и мучает. У Шрама точно талант вести переговоры, ему бы психологом работать. Только вот нет здесь такой профессии. Болезни тела еще лечат, а вот про душевные раны никто и слышать не хочет.
Заметив мои тщетные попытки скрыть напавшую зевоту, Шрам беззлобно ругается и провожает меня до моей спальни. Наказав ерундой не страдать, а сразу ложиться спать, он удаляется. А я падаю на кровать прямо так, в чужой куртке, что для меня скорее плащ, если судить по длине.
Хоть день и выдался тяжелым и непростым, но меня все равно почему-то пробивает на улыбку. Определенно я сохраню в памяти не те неприятные вещи, что со мной сегодня случились, а другие, более приятные воспоминания. Смех Тароша за обедом, его восхищенный взгляд… Даркош в цветнике и его смущение, когда он пытался вручить мне свой букет. Его уютная куртка все еще греет мои плечи и словно защищает от всего дурного.
Я опять невольно улыбаюсь и, свернувшись клубочком, мгновенно уплываю в сон.