— Итак, сегодня начинаем разведку в 17-ом жилищном корпусе, — объявил Огнянов. — Сейчас я хочу вам сообщить некоторые имеющиеся у меня данные.
Косев подошел к столу подполковника. Там лежала маленькая схема, начертанная карандашом.
— Это разрез фасада 17-го корпуса, — указал на нее Огнянов. — Здание трехэтажное, с двумя входами: А и Б; в каждом входе шесть квартир, по две на этаже. Пока что мы ограничим разведку тремя квартирами в левой части того крыла, куда ведет вход Б.
Лейтенант с некоторым удивлением посмотрел на начальника, но ничего не сказал.
— Во входе Б, по левую руку, живут три семьи: на первом этаже семья Матильды Карагезовой, на втором — Ивана Трифонова, на третьем — Христо Абаджиева.
Подполковник вынул из папки лист с заметками, наскоро просмотрел его и продолжал:
— В семье Карагезовой три человека: мать и двое сыновей. Отец умер в 1945 году, он держал винный погреб. Сразу же после его смерти вдова ликвидировала предприятие. Старший сын, Симеон, двадцати семи лет, окончил техническое училище, работает радиотехником, чинит радиоприемники. Младшему сыну, Борису, около 25 лет, он окончил консерваторию, работает в театральном оркестре. По собранным сведениям семья тихая, трудолюбивая, ничем особенным не привлекает внимания.
— Но один из братьев радиотехник! — заметил Косев.
Подполковник пропустил это замечание мимо ушей. Он опять взглянул на схему и стал говорить дальше:
— В семье Трифоновых два человека: муж и жена. Вторую комнату в своей квартире они сдают студентке Виолетте Илиевой и двум ее братьям Петруше и Зарко. О них и говорить нечего. В тот вечер, когда Петруша слышал стук телеграфного ключа, Трифоновых не было дома.
— А третья квартира?
— На третьем этаже живет семья Абаджиевых: отец, мать и сын. Отец бывший купец, работал в Тырнове и Габрове, имел довольно значительное состояние, сейчас ничем не занимается. Жена его — домохозяйка. Сын Генчо, лет сорока, по профессии инженер-электрик, в прошлом член фашистской организации, но ничем конкретно себя там не проявил, в настоящее время работает в промартели «Победа». Он содержит всю семью.
— И тут человек, связанный… с электричеством! — не выдержал Косев.
Огнянов и на этот раз не обратил внимания на его реплику.
— Прежде всего пойдем к Петруше! — объявил он и сделал карандашом пометку в схеме.
Лейтенант Косев сидел, опустив голову, и напряженно размышлял. Немного спустя он сказал:
— Товарищ подполковник, я не понимаю в данном случае вашего метода работы. Мне кажется, надо было сразу охватить весь жилищный комплекс, или, по меньшей мере, весь 17-ый корпус, отделить все то, что не вызывает сомнений, и тогда останутся три-четыре подозрительных квартиры. А вы начинаете всего с двух, квартир. Мне непонятно…
— У меня есть на то основания, Косев.
— Разрешите вас спросить: какие?
— Конечно… Наблюдения Петруши чрезвычайно ценны. Он ясно слышал стук телеграфного ключа. Это было возможно только потому, что ключ работал в 17-ом корпусе. Поэтому я исключаю все остальные корпуса.
— Но в 17-ом корпусе кроме трех квартир, о которых вы говорили, есть еще девять квартир.
— Да, но во время передачи Петруша приложил ухо к трубе парового отопления и тогда услышал стук еще явственнее. Я проверил схему отопления этого дома в техническом отделе райсовета…
— И что же? — нетерпеливо спросил Косев.
— Оказалось, что в этом корпусе паровое отопление проведено пока только в крыле Б, в шесть квартир. Из подвала, от парового котла, идут две трубы — одна для квартир по правую сторону лестницы, другая — для тех, что на левой стороне. Кроме того, я произвел проверку на месте.
— Проверку?
— Да, ведь у меня близкий приятель в этом здании. С ним я прошел в подвал.
— Теперь мне ясно, — сказал лейтенант. — Звуки из верхней или нижней квартиры передаются яснее, чем из соседней квартиры на том же этаже.
— Почему? — рассмеялся Огнянов.
— Потому что в первом случае звуковая волна идет прямо по трубе, вверх или вниз, а из соседней квартиры волна должна спуститься вниз, в подвал, пройти через котел и затем подняться по другой трубе.
— Что ж, теперь вы не возражаете против того, что мы ограничим круг нашего расследования?
— Конечно, нет! — поторопился согласиться Косев, краснея от смущения.
Через десять минут Огнянов и Косев были перед 17-ым корпусом, у входа Б.
На звонок им открыла дверь девушка в черном рабочем переднике. По большим серым глазам, густым бровям и выпуклому лбу Огнянов догадался, что это сестра Петруши.
— Товарищ Виолетта Илиева, не правда ли?
Девушка сдержанно подтвердила.
Подполковник протянул руку и назвал свою фамилию.
— А, товарищ Огнянов! — тотчас оживилось лицо Виолетты. — Входите, пожалуйста.
— Петруша здесь?
— Здесь, дядя Огнянов, — послышался звонкий детский голос. — Он во дворе. Сейчас я его позову.
И пока Огнянов обернулся, Зарко, младший брат Петруши, уже выскочил на лестницу.
— Войдите в «мастерскую» вашего приятели, — засмеялась Виолетта и прошла вперед энергичной, почти мужской походкой.
Они вошли в большую комнату. Несмотря на две кровати и платяной шкаф, в ней было просторно. Перед окном стоял большой стол, на нем — чертежная доска. На столе лежали грудой инструменты, детали радиоприемников, громкоговоритель, провода и разные технические материалы.
— Простите! — обратился Огнянов к девушке. — Позвольте вам представить лейтенанта Косева, из госбезопасности.
Виолетта протянула Косеву руку, но улыбка сошла у нее с лица. Лейтенант, хотя и заметил ее смущение, ничего не указал.
— Вы, наверное, по поводу стука, который был слышен в трубе в воскресенье? — нерешительно спросила девушка. — Я боюсь, что Петруша напрасно вас побеспокоил.
— Отчего напрасно?
— Как вам сказать? Это, может быть, было совсем случайно и не заслуживает внимания.
Она покраснела и опустила взгляд.
В этот момент вбежал Петруша.
— Зарко! — внушительно обратился он к младшему брату, вбежавшему следом за ним. — Выйди на минутку, потом я тебя позову.
Веселая мордочка Зарко вытянулась, до он покорно вышел, низко опустив голову.
— Вы хотели что-то рассказать о воскресной радиопередаче? — начал Косев, внимательно глядя на Петрушу.
— Да кто только у нас в доме не занимается радиопередачами, — вдруг вмешалась в разговор Виолетта и обернулась к брату. — Это просто какой-то болезнью стало!
— Гм… опять все то же! — возразил Петруша.
— Оставьте, пусть Косев разрешит ваш спор, — примирительно заметил Огнянов.
— А вы лучше расскажите мне подробно о том случае, — обратился к Петруше Косев.
Тот бросил беглый взгляд на сестру, присел к столу и стал рассказывать.
— Я сидел тут, надев радионаушники. Записал первую передачу. После того на той же волне началась еще одна передача. Опять стал записывать, до сейчас же заметил, что текст совершенно тот же. Какой смысл записывать? Я и снял наушники. Вот тут я и услышал стук телеграфного ключа, как будто в трубе парового отопления. Встал, приложил ухо к трубе. Стало слышно еще яснее.
— А потом?
— В это время вошла Виолетта. Я ей сделал знак: молчи, слушай! Она тоже приложила ухо к трубе и тоже услышала. Правда, Виолетта?
— Да, и я слышала.
Огнянов и Косев посмотрели на трубу, находившуюся в углу комнаты.
— В котором часу это было? — спросил лейтенант.
— Первая передача — без десяти одиннадцать, — ответил Петруша.
— Я вошла в 11 ч., — добавила Виолетта. — Хорошо это помню, потому что… — поглядела она на брата.
— Почему? — поинтересовался Косев.
— Потому что, едва войдя, я посмотрела на часы и собиралась сделать замечание, отчего брат еще не спит, — сердито отозвалась Виолетта.
Косев вдруг вскочил.
— Мне нужно кое-что проверить. Пожалуйста, подождите меня здесь. И, конечно, никому ни слова о том, о чем мы тут говорили.
— Ну понятно, — кивнули Петруша и Виолетта.
Косев вышел. В наступившей тишине сильнее прежнего слышалось тиканье часов.
Прошло минут двадцать и раздался стук в трубе парового отопления. Все трое — Огнянов, Петруша и Виолетта — прислушались. Телеграфный ключ передавал что-то по азбуке Морзе.
Подполковник взглянул на часы.
— Приложите ухо к трубе, как тогда! — прошептал он.
Петруша и его сестра наклонили головы к трубе.
— Такой же звук, как в тот раз! — тотчас сказал Петруша.
— Ясно слышно! — подтвердила и Виолетта.
Стук продолжался недолго и оборвался. После небольшого перерыва он возобновился.
— Очень слабо слышно, — сказала девушка. — Не так, как в воскресенье.
Петруша был того же мнения.
Через несколько мгновений из угла, где проходила труба, вновь раздались тупые удары телеграфного ключа. Звуки снова были неясные.
Немного спустя звуки в трубе раздались в четвертый раз.
Брат и сестра обернулись.
— Ну а теперь как? — спросил Огнянов.
— Теперь похоже на воскресную передачу! — уверенно произнесла Виолетта.
— Не только похоже, а точно как тогда! — смело заявил Петруша.
Через минутку Косев вернулся.
Выйдя час назад из комнаты Петруши, лейтенант быстро поднялся по лестнице и позвонил в квартиру Абаджиевых. Открыла двери седая женщина в поношенном платье. Она угрюмо посмотрела на него, не здороваясь.
— Из милиции! — тихо произнес Косев. — Хочу навести справку.
Женщина смущенно впустила его.
Двери обеих комнат квартиры были настежь раскрыты, в них царил беспорядок, на диване лежало несколько стульев.
— Вы гражданка Абаджиева, неправда ли? — опросил Косев.
— Да! — односложно ответила та, все также хмуро смотря на него.
— Ваш муж и сын дома?
— Нет.
— Видите ли, — продолжал лейтенант, — вопрос, по которому мне надо справиться, несколько интимного свойства.
— Ах, вот как? Но он женится на ней!
— Что-о-о? — совершенно искренне удивился лейтенант.
— Это все опять происки Дацева. Уже целый год он преследует моего сына. И не только вы…
— Для нас не имеет значения, откуда и почему поступают к нам сведения. Нам важно только, чтобы факты были верны.
— Это правда, что девушка часто приходила к нам в гости. Вот, мы были в Тырнове, у моей сестры. И мы решили уже. Оттого-то все в доме перевернуто вверх дном. Чистим квартиру, готовимся к свадьбе.
— Когда возвратится ваш сын?
— Вероятно, через полчаса, через час. Если только не зайдет куда-нибудь.
— Я его подожду, мне надо с ним поговорить.
— Пожалуйста! Пройдите лучше в его комнату. Но у нас сейчас всюду беспорядок.
Косев прошел в указанную ему комнату, расположенную точно над комнатой Петруши.
— Ваш сын работает в артели «Победа», не правда ли? Не можете ли вы сообщить ему по телефону, чтобы, он с работы прямо вернулся домой?
Женщина ответила неохотно:
— Но у нас нет телефона. Надо побеспокоить соседей.
— Будьте так добры!
Она слегка поколебалась, но все-таки вышла и прикрыла за собой двери.
Косев быстро оглядел комнату. Влево, у стены, кровать. Около нее — платяной шкаф, дальше — книжный шкаф, возле окна — письменный стол.
Лейтенант взглянул на часы. Прошло 10 минут, как он вышел от Петруши. Он подошел к столу, вынул из кармана принесенный с собой телеграфный ключ и начал стучать. Две, три минуты. Слегка отодвинув стол на середину комнаты, подальше от отопления, он снова стал стучать. Потом спрятал ключ в карман и поставил стол на прежнее место.
Раздалось хлопанье входной двери, через мгновение вошла Абаджиева.
— Простите, что задержалась! Едва связалась с артелью. Но с сыном не смогла поговорить, он уже ушел с работы.
Лейтенант стал извиняться.
— Ничего, я в другой раз зайду или вызову его в управление.
Абаджиева только пожала плечами. Косев попрощался, спустился в первый этаж и позвонил Карагезовым.
— Вы Симеон Карагезов? — спросил он рыжеволосого молодого человека, открывшего дверь.
— Да, я.
— Я пришел к вам за справкой.
— Откуда? — спросил тот спокойно.
— Из милиции.
Косев внимательно смотрел на лицо молодого человека. Оно выражало удивление, но не тревогу.
— Пожалуйста, входите, — широко распахнул он двери.
В просторной комнате стояли две кровати — справа и слева. Длинный стол занимал почти всю стену у окна. Стол находился на полметра от радиатора. На нем было два радиоприемника, ящичек с инструментами, телеграфный ключ.
— Вы техник? — спросил Косев, подсаживаясь к столу.
— Да, радиотехник.
— Где вы работаете?
— На слаботочном заводе.
— А в свободное время?
— Не понимаю вас.
— Не работаете ли вы в свободное время еще где-нибудь кроме завода?
— Нет, не работаю, если не считать моей работы на дому.
— А чем вы занимаетесь дома?.
— Вы видите — ремонтом.
— Не занимаетесь ли вы сборкой целых аппаратов?
— Нет.
— Не монтировали ли вы радиоприемники для продажи?
— Нет. Даже мой собственный радиоприемник куплен в магазине.
— В прошлом месяце не продали ли вы собранный вами приемник некоему Димитру Колеву, а перед тем — еще одному лицу?
Рыжеволосый отвечал спокойно и уверенно:
— Нет, не продавал и не знаю такого человека.
— Странно, — задумчиво протянул лейтенант Косев и поднялся. — У нас есть положительные сведения, что вы изготовляете радиоприемники для продажи.
— Это неверно. Вас обманули.
Лейтенант взял со стола телеграфный ключ.
— А вы и морзист? — спросил он.
— Да, любитель.
— Это необходимо при вашей работе?
— Конечно. В нашем деле нужно владеть азбукой Морзе.
— Как это идет у вас, успешно?
— Упражняюсь понемногу. И дома, и на заводе.
Лейтенант опять присел к столу и застучал телеграфным ключом.
Рыжеволосый внимательно следил за каждым движением его руки. Когда Косев остановился, тот с явным удивлением заметил:
— Да вы работаете, как профессионал.
— Что ж, азбука Морзе необходима и в моей работе, — засмеялся лейтенант.
— Вы давно работаете на телеграфном ключе?
— Еще со школьных лет. Я тоже подвержен вашей болезни, — он показал на два радиоприемника.
— Эта болезнь становится эпидемией! — рассмеялся и хозяин. — Надо мной живет школьник из техникума. Вот два-три месяца, как он непрестанно стучит.
— А у вас слышно?
— Довольно ясно. Звук передается по трубам парового отопления.
— А может быть, это с верхнего этажа? — осторожно вставил Косев.
— Невозможно! У Абаджиевых никто не станет заниматься этим.
— Будьте так добры, — Косев показал на телеграфный ключ, — настукайте что-нибудь. Я учусь принимать на слух.
— Но я еще слабо владею…
— Ничего.
Карагезов сел на то место у стола, где только что сидел лейтенант, и медленно начал стучать ключом.
Косев передвинул один из радиоприемников поближе к паровым трубам и подсел к столу.
— Я понимаю, что вы передаете, — сказал он, — но с трудом. Вы еще только начинаете практиковаться, кисть руки у вас еще твердая.
— Я ведь вас предупредил, — ответил рыжеволосый, как бы оправдываясь.
Лейтенант повернулся к окну, посмотрел на радиатор.
— Не влияет ли теплота на радиоприемники? — спросил он.
— А что?
— Ваш стол довольно далеко от радиатора. Вероятно, из-за жары.
— Это так распоряжается моя мать. Каждую зиму мы с ней об этом спорим. Она отодвигает стол на середину комнаты, чтобы проход был свободнее.
— И у нас дома то же самое! — усмехнулся Косев.
Уходя, он посмотрел на две кровати.
— Вы, видимо, не один живете?
— С братом.
— Где он работает?
— В оркестре театра оперетты.
— Как вы сочетаете с ним ваши профессиональные интересы?
— Очень легко, на основе взаимных уступок.
— А вы не заразили его своей болезнью? — с улыбкой показал Косев на телеграфный ключ. — Как музыкант, он быстро может научиться.
— Нет, я не мог его увлечь, как и он не мог заразить меня своими музыкальными увлечениями.
— Прощайте. Я как-нибудь опять зайду. Поупражняемся по азбуке Морзе.
— Заходите, буду рад! — и рыжеволосый крепко пожал протянутую ему руку.
Расставшись с Виолеттой и Петрушей, Огнянов и Косев не спустились по лестнице, а позвонили в соседнюю квартиру на той же площадке.
Им открыл человек с крупным лицом и гривой седых волос. За толстыми стеклами очков мягко улыбались серые глаза.
— Здравствуй, Казак! — приветствовал его Огнянов.
— Здорово! Я уже давно жду тебя. Входите.
Они вошли в уютно обставленную комнату.
— Простите, я вас не познакомил. Мой помощник, лейтенант Косев.
— Ну как? До чего добрались? — спросил хозяин, собирая разбросанные по столу мелко исписанные листки.
— К нам заходила Абаджиева, — продолжал он. — Разыскивала по телефону своего сына.
— Я ее отослал, чтобы остаться одному. Она меня ввела в комнату сына, точно над комнатой Петруши. Когда Абаджиева вышла, я взял свой телеграфный ключ и постучал несколько раз.
— Я понял передачу, — вставил Огнянов. — «Стол примыкает к радиатору… Стол примыкает к радиатору».
— Это я передал из квартиры Абаджиевых, — усмехнулся лейтенант.
— Так я и думал, — ответил подполковник.
— А как были слышны другие две передачи, из квартиры Карагезовых? — спросил Косев.
— Первая передача слышна была глухо, звук тупой, неясно проходил по трубе.
— А вторая?
— Ее мы тоже уловили, но и она была плохо слышна.
— На столе молодого Карагезова стоял телеграфный ключ. Первую передачу провел я, а вторую — он.
Огнянов задумался.
— В конце концов, — проронил он, — мы вертимся в замкнутом кругу двух квартир. Одинаково возможно, что воскресная передача велась с первого или с третьего этажа.
— Да, но она не могла одновременно вестись из обеих квартир, а только из одной из них. Из какой же? — хозяин вскочил и зашагал по комнате.
— Да, из одной из двух. Это необходимо установить, — подтвердил Огнянов, вынув блокнот, — И ты поможешь нам разгадать эту загадку.
— Как я? — удивился Казак.
— Да, да, ты поможешь. И, может быть, это будет совсем не трудно. Передача велась в прошлое воскресенье около 11 часов вечера. Нельзя ли выяснить, кто из жильцов этих двух квартир был в то время дома?
— Не легче ли будет установить, кто из них в это время не был дома?
— Правильно, Казак! — хлопнул ладонью по столу довольный сотрудник.
— Чего же именно ты хочешь от меня?
— Уточнить, кого из членов этих двух семей в воскресенье вечером не было дома.
Казак подумал.
— Расспрошу женщин! — сказал он, вышел из комнаты и через четверть часа вернулся веселый.
— Разлюбезное дело! Все выяснено благодаря женщинам.
— Ну говори.
— Исключи первый этаж!
— Ты уж очень категоричен.
— Я забыл тебе сказать, что мы с женой в воскресенье до полуночи сидели у Карагезовых. Поджидали детей. Моя старшая дочь, молодой Карагезов и еще две соседки были на экскурсии. Мы ожидали их возвращения.
— А другой брат, музыкант?
— И тот вернулся в полночь.
— Ну а третий этаж?
Усмешка на лице Казака исчезла.
— Кажется, и их надо исключить.
— Почему?
— Старики были в Тырнове, вернулись поздно ночью. А сын ездил в Тревну, к своей невесте. Уехал в субботу, вернулся в понедельник.
— То же самое поворот и его мать, — вмешался Лейтенант Косев.
Подполковник глубоко задумался, опустив голову. Через несколько минут он выпрямился, лицо его повеселело.
Итак, в прошлое воскресенье там, на третьем этаже, никого из жильцов не было. Но это еще не значит, что передача не шла оттуда. Однако, кто же передавал?
Огнянов и Косев вышли. Подполковник направился к себе в управление, а Косев опять пошел вверх по лестнице.
Огнянов мог бы предоставить Косеву самостоятельно проверить, из какой квартиры велась передача. Но он не случайно отправился вместе с лейтенантом.
Подполковник был суровый, редко улыбающийся человек. Никто бы не поверил, что он пришел просто полюбоваться на работу юного лейтенанта. А между тем, это было так. Ему нравилась сообразительности и находчивость молодого разведчика. Кроме того, он хотел представить себе, что выйдет из Косева в дальнейшем, когда пройдут годы, и сам он, Огнянов, уже не будет занимать свой пост.
Будет ли у Косева, думал он, достаточно душевных сил, чтобы все так же сидеть в часы отдыха на скамейке в соседнем сквере, с газетой в руках, и печься на солнышке, жмурясь от удовольствия? Не потухнут ли светлые огоньки в его глазах, не станет ли он таким же суровым и замкнутым, как его теперешний начальник?
Размышляя об этом, Огнянов сам себе задавал вопросы:
— Если бы служба не принуждала меня постоянно быть на боевом посту, хватило бы у меня сил целыми сутками просиживать в этом кабинете?
И, широко усмехнувшись, возражал себе:
— А, в сущности, разве кто-нибудь мне приказывал работать вдвое против положенного?
Он сознавал, что нетерпение, снедающее его нетерпение, побуждающее не отрываться от работы, основано на чувстве ненависти к врагу, и испытывал самого себя:
— Да, ненависть, постоянное чувство ненависти, а для чувства любви так и не остается места?
И тут возникали новые вопросы:
— А этот прекрасный мост через Марицу, который мог ко всем чертям взлететь на воздух? Ведь я мог бы часами стоять и любоваться его красотой.
Даже наедине с собой он не желал вспоминать, что некогда мечтал стать архитектором.
— Ну что ж, жизнь сложилась так, что мне не пришлось строить… Так будем же охранять спокойствие тех, кто строит прекрасное будущее.
В такие минуты, когда хотелось подвести итог пройденного жизненного пути, Огнянов испытывал и сожаление и гордость.
— Да, я лишился права создавать, творить, но много ли таких, как я, кто в полной мере чувствует натиск черной вражеской силы? Я лишился многого, но узнал счастье всем сердцем противостоять натиску злых ветров.
И оттого… Молодежь… Он представил себе Косева с его веселыми, блестящими глазами, Везнева с его уверенной, опытной манерой работы, Лечева с его острым, аналитическим умом… Все они должны и у него кое-чему поучиться.
Огнянов не догадывался, что они заимствуют у него гораздо больше того, что он прямо внушает им своими приказами, своим разборам и анализом задач. Они, кроме всего этого, учатся у него терпению и сосредоточенности. А прежде всего учатся у него, как надо любить и как надо ненавидеть.
Косев постучал, отворил двери и пропустил перед собой своего спутника. В кабинет подполковника Огнянова вошел человек среднего роста с отвислыми щеками и большим животом. Его лицо и самая его походка выражали смущение и страх. Он недоверчиво поглядел на Огнянова, сидевшего за столом.
— Инженер Абаджиев! — представил его лейтенант.
— Присаживайтесь! — подполковник указал рукой на кресло.
Инженер сел робко, не спуская глаз с подполковника. Его бросало в жар, сердце сильно билось.
— Вы инженер Генчо Абаджиев, неправда ли?
— Да.
— Где вы работаете?
— В трудовой производственной артели «Победа».
— Мы часа два назад искали вас дома.
— Да, мне сообщили.
— Может быть, вы знаете что-нибудь об инциденте, происшедшем перед вашим домом в ночь на прошлое воскресенье?
— Нет, ничего не знаю. Я в воскресенье вообще не был в городе.
— Это мне уже известно, вы были в Тревне.
— Но… — инженер хотел было что-то сказать, однако только развел беспомощно руками.
— После скандала, женщина исчезла во входе Б вашего жилищного корпуса. Нам надо выяснить, в какую квартиру она вошла.
— Не может быть, чтобы это была наша квартира.
— Почему вы так решительно говорите «не может быть»? — быстро вставил Огнянов. — Ведь вас не было дома?
Губы инженера искривились. Это была не то усмешка, не то гримаса.
— Меня действительно не было дома.
— Тогда, пожалуй, ваше выражение неправильно?
— Нет, правильно. Дело в том, что в эти два дня моего отсутствия в моей комнате жил другой человек. Оттого я и выразился так уверенно.
— Кто этот другой человек?
— Инженер Петр Спасков.
— Вы хорошо его знаете?
— Да, много лет.
— Еще по фашистской организации?
Абаджиев вздрогнул и не сразу ответил. Лицо его выражало страх, на мгновение в глазах у него мелькнула ирония.
— Не беспокойтесь, — усмехнулся Огнянов. — Для вас, да и для нас это уже далекое прошлое.
— Я не только оттуда его знаю, — с колебанием произнес Абаджиев.
— Он откуда родом?.
— Не знаю.
— Где он теперь работает?
— В какой-то трудовой производственной артели. Кажется, «Устрем».
— Часто вы с ним встречаетесь?
— Нет, я лет пять-шесть не видал его. Встретил случайно, недели 2—3, а может, и месяц назад.
— А как же случилось…
— Что он провел эти два дня в моей квартире? Он попросил разрешения переночевать у меня, потому что в его квартире работали маляры. Я согласился, мои родители уже несколько недель отсутствовали.
— Итак, вы не думаете, что та женщина, устроившая скандал, вошла в вашу квартиру?
— Нет.
— А может быть… к этому… Спаскову?
— Нет!
— Почему вы так уверены?
— Когда я вернулся, он мне звонил по телефону. Спросил меня, нашел ли я ключ от квартиры. Если бы случилось какое-нибудь происшествие, он наверное упомянул бы.
— А где был ключ?
Инженер откашлялся и пробормотал:
— Я его оставил на лестнице. Указал Спаскову место.
— Благодарю вас, товарищ Абаджиев. Вот и все, для чего я вас вызывал.
Инженер заерзал, бросая недоверчивые взгляды. Видимо, ему казалось невероятным, что все этим ограничится. Он встал, помедлил, будто собираясь с силами, и наконец проронил:
— Но моя мать сказала, что…
— Считайте вопрос исчерпанным. Что касается женских дел…
Абаджиев уже подошел к дверям, когда подполковник вдруг задал еще один вопрос:
— Скажите, когда инженер Спасков попросил вас приютить его у себя, он уже знал, что ваши родители отсутствуют?
Абаджиев подумал.
— Не помню хорошенько, но мне кажется, когда я ему сказал, что родителей моих нет дома, тогда именно он и попросил разрешения переночевать.
Инженер вышел. Огнянов поглядел на Косева.
— Круг смыкается около одного человека — около этого неизвестного инженера Петра Спаскова.
— Я сделал промах, — нервно добавил подполковник.
— Какой промах?
— Не надо было задавать последний вопрос. Потому что если эти двое встретятся… Надо принять меры, чтобы они не могли так скоро встретиться…