Когда я оказался в комнате, то заметил на кровати форменную одежду, предназначенную для меня — черно-белый мундир с золотыми погонами и эполетами.
Она была похожа на униформу моего деда, как две капли воды — поскольку я помнил его портрет в фамильной галерее моего дяди. Мой дедушка по отцовской линии был прославленным военным, лично водившим в атаку свои кавалерийские полки. И как подобает настоящему военному аристократу он погиб с оружием в руках на поле боя.
Кстати говоря, мой кремниевый пистолет и кинжал, как раз ранее принадлежали ему, и я представил, как мой дедушка раньше с их помощью прикончил не одну сотню врагов своего рода.
Я примерил на себя мундир с таким трепетным благоговением, что мои руки дрожали. Когда я наконец-то смог его надеть, я чувствовал, как он лег на мою фигуру, словно вторая кожа. Эта форменная одежда подчеркивала все мои мужественные черты и скрывала любые недостатки. Я ощущал себя настоящим героем, настоящим воином.
И каждый, кто встречал меня на своем пути, мгновенно понимал, что перед ним настоящий аристократ и настоящий герой. Я был уверен в себе, решительный и непобедимый. Я ощущал, что выше всех остальных и презирал их за их ничтожность. Мне хотелось кричать об этом всему миру, чтобы каждый знал, что я — лучший из лучших!
Зарядив пистолет, я разместил его на кобуре, удобно приделанной к ремню на моем левому боку, там же рядом нашлось место для фамильного кинжала, хотя он играл лишь роль вспомогательного оружия.
А ещё на кровати лежала великолепная сабля.
Ведь основным оружием любого аристо является меч или в данном случае криво изогнутая сабля с богато украшенной рукоятью — драгоценные камни которой переливались на ней всеми оттенками зеленого, белого и красного, а сам металл был покрыт тонкими и затейливыми узорами из золота и серебра.
Я так понимаю, что это был личный подарок от моего дяди, поскольку она оказалась совершенно новой и не участвовавшей ранее в боях.
Как и полагается любому холодному оружию столь изысканному и величественному, полагалось дать имя и я, недолго думая, нарёк её «Гюрзой» — не знаю почему, но звучное и сразу придающее грозный вид имя показалось мне подходящим.
Завершал всё это имперский головной убор в характерной для кавалеристов форме — высокая цилиндрическая шапочка из шкуры голубого волка мехом наружу, слегка приплюснутая наперед и потому выглядевшая грозно. Самое то в жарком климате, где благодаря своей высоте и толщине меха сохранялась прохлада и воздухообмен даже в самый зной.
Оглядев себя в зеркале, я остался доволен. Одежда меня вполне устраивала — она была по росту, сшита из хорошего материала и выгодно подчеркивала все мои достоинства. Я улыбнулся своему отражению и вышел из комнаты громко цокая новыми сапогами со шпорами.
К тому времени отряд, вверенный мне моим дядей, уже был наготове и каждый из них лишь ждал моего приказа чтобы пойти в поход. Кони нетерпеливо переминались и пофыркивали под седоками, которых по моим подсчетам оказалось около десяти человек вместе с десятником.
И здесь же были также и пять погонщиков верблюдов, которые должны были сопровождать нас на пути, но так как верблюды были намного медленнее быстроногих скакунов, им полагалось просто следовать по нашим следам.
Они везли корм для лошадей, съестные припасы и пресную воду, как для людей, так и для животных. Конечно, в степи есть колодцы, но нет никаких гарантий, что там будет вода или, местные не отравят их при виде приближающихся чужеземцев. Мы же не обременяли себя ничем кроме оружия, запасов воды и небольшого количества засушенного мяса для себя.
Но с собой у нас были и длинные громоздкие мушкеты, способные бить на большие дистанции, хотя их нельзя было использовать, находясь прямо в седле — для этого нам пришлось бы спешиваться и найти хорошее укрытие. Кроме того, каждый имел при себе по две емкости с черным порохом, сделанных из больших рогов горного тура, обитавших в ущелье в центре гор.
К тому же, как оказалось дядя настоял на том, чтобы в обоз из верблюдов также добавили некоторые гостинцы и подарки для племен, которые нам встретятся на пути и не проявят к нам враждебности. Таким образом мы могли бы расспросить их о наших беглецах, которые по замыслам моего дяди спрятались в самом центре пустыни.
Сам он, кстати не пошел с нами, и я даже не увидел его с тех пор, как попрощался с ним во дворе. Оно и понятно, хозяин не может покинуть свою землю — его дело обеспечивать её процветание, но никак не участвовать в военных походах вдали от дома.
Когда я вышел из комнаты, то механик Радион подвел ко мне коня и помог сесть в него. Выглядел он неважно, так как конюшня пострадала от пожара больше всего, а он, судя по его виду до последнего пытался спасти своих подопечных лошадей. Большинство из них уже были чипированными — поэтому особенно послушными и дорогими.
Волосы на голове Радиона и лице были в копоти и грязи, с подпалинами и сажей, что не особо украшало его облик, и поэтому Радион вызывал у меня жалость и симпатию.
— Милсдарь Алекс, да благословит Бог вас и ваше начинание, — поклонился он мне и вручил узду с поводьями моего серого коня. — Мы со старушкой Арианой верим, что вы сможете вернуть малышку Милу.
Верующий андроид — это было что-то необычное.
— А где она сама? — спросил я, когда, поводив взглядом вокруг не обнаружил свою няню.
Механик виновато закланялся.
— Не серчайте милсдарь, но старушка Ариана сейчас ухаживает за госпожой Наташей, вы сами знаете какое у неё тяжелое состояние.
Я согласно кивнул, действительно оставлять одной мою любимую кузину Наташу было бы неразумным, учитывая свалившиеся на неё беды и её психическое состояние.
— Ну бывай Радион, — попрощался я с механиком и одновременно являвшегося моим старым другом.
— Счастливого пути и возвращайтесь живым и здоровым милсдарь Алекс.
Он кивнул и исчез в проходе временного загона, где стояли его подопечные лошади.
Вот теперь я уже официально милсдарь, подумал я, что сокращенно происходило от слова «милостливый государь» — теперь каждый, кто ниже меня по званию и роду происхождения будут говорить это и кланяться при встрече. А мне следует кланяться в ответ. Смешно, право слово.
Мы были готовы отправиться в путь. Взглядом я тщательно проверил снаряжение и снарягу своих бойцов и остался удовлетворен их опытом и боевым духом — все же дядя отрядил под мое подчинение одних из своих лучших людей.
Я кивнул десятнику Вайде в знак того, что пора и мы готовы отправиться в путь. Он тут же передал команду своим воинам, и мы тронулись в путь пройдя через Северные ворота, ведущие далее через перешеек в самое сердце степей.
***
Всё то время пока наш отряд проходил через тот узкий клочок суши шириной в несколько километров и называемый перешейком, соединяющего северную часть полуострова с материком, я все время думал о том, а знал ли мой одноклассник доктор Дягилев о проблемах нависших над отпрыском знатного рода в тело которого он вселил меня.
Ну я имею в виду тех открывшихся обстоятельств, о которых мне рассказал мой дядя Юрген. И если верить словам дяди, а не верить ему у меня нет никаких оснований — для меня, то есть для Алекса Петрова теперь небезопасно находиться на землях, находящихся под контролем императора.
Пока мы проходили по перешейку, то с обеих сторон от нас я видел вдали синеву моря, вдали маячили белые паруса редких кораблей, которыми всё ещё продолжали пользоваться. Вероятно, они перевозили рабов далее на рудники в Мертвых Землях и мне пришло в голову, что я никогда не бывал так далеко на севере, как на этот раз. Вытащив свой мобильник, я понял, что здесь уже нет сигнала и теперь мы полностью оторваны от цивилизованного мира.
Взглянув на десятника Войду, я заметил, что он с некоторой тоской смотрел на море, изредка посматривая на меня и спрашивая взглядом, мне кажется он просто хотел поговорить, так сказать наладить дружеский контакт.
Наконец он не выдержал:
— А знаете ли милсдарь Алекс, — кивнул он в сторону парусов, постепенно уходящих за горизонт синего моря, — раньше, когда я был примерно в вашем возрасте, то я служил юнгой на военном флоте императорской армии.
Я бросил на него несколько недоверчивый взгляд — сколько себя помню с тех самых пор, как я поселился в доме своего дяди, этот пожилой мужчина за пятьдесят с хвостиком лет никогда не вызывал у меня ощущений того, что он когда-то был не сухопутным солдатом, а самым настоящим моряком.
Десятник по моему взгляду понял всю гамму эмоций внутри меня и поспешил подтвердить свои слова:
— Да вы так не смотрите милсдарь, ушел я оттуда по ранению еще в молодости, сорвался с мачты и больше уже не мог лазить по вантам также ловко, как и прежде. И ожидала бы меня жизнь на скудную пенсию, если бы отец вашего дяди не взял меня к себе на службу. Вот с тех самых пор я верой и правдой служил сначала ему, потом вашему дяде, а теперь вот и вам.
Честно говоря, в общем то я был рад тому, что именно его дядя отправил со мной, поскольку формально, конечно, отряд находился под моим подчинением, но вот опыта управления у меня нет и командовал бойцами сам Войда.
Здесь в условиях степной местности, когда мы передвигаемся на лошадях — я понятия не имел, как командовать ими в случае тактических маневров при нападении или обороне. Так что такой человек, как десятник Войда был практически моей правой рукой и без него мне пришлось бы реально туго.
— Благодарю вас десятник, — ответил я с легкой улыбкой на губах. — То, что вы сейчас сопровождаете меня, это большая честь для меня. Можете ли вы рассказать об особенностях военных действий в степи? Это ведь совсем не похожие на привычные нам боевые действия в городе? Ведь если мое предположение верно, то придется организовать патрулирование и дозоры, и каждый раз прочесывать окрестности в поисках противников, похитивших мою кузину.
Войда поскрипев седлом под ним кашлянул в кулак, сощурил взгляд прямо перед собой и несколько секунд размышлял, а затем выдал:
— Так то, оно так милсдарь Алекс, но ведь у нас, как и у вас большие проблемы с колодцами. Живой воды в округе нет, а тех запасов, что мы взяли с собой нам хватит на неделю поисков. Точнее нам хватит воды на две недели, но если по истечении первой половины этого срока мы не найдем следов похитителей, то нам придется повернуть назад.
Честно говоря, мне не очень понравилось, что у нас оказались столь сжатые сроки и я задал этот вопрос именно Войде. Однако на самом деле меня тревожил другой вопрос, ответ на который у меня не было ответа вовсе. А именно, что мы будем делать, когда на самом деле обнаружим логово похитителей, хватит ли у нас людей, сноровки и сил для того, чтобы одолеть в бою весьма сильных противников.
— У нас совсем нет друзей в пустыне Войда? — спросил я у него, обескураженный фактом того, что, мы по сути, находились в очень враждебной для нас местности, где обитало множество кочевых племен не очень то и жалующих незваных пришельцев. — Я имею в виду неужели никто не разрешит нам пополнить запасы по пути.
Надо полагать десятник был хорошо знаком с нравами и обычаями пустынных жителей, потому что кивнул головой и ответил:
— Это вполне возможно, милсдарь Алекс. В случае, если мы сумеем найти общий язык с их вождями, но учитывая то, как они вообще относятся к имперской армии и в частности к представителям знатных домов, то я бы не рассчитывал на столь радушный прием.
Да уж, политика императора, которую он проводил последние десятилетия против кочевых племён степей явно не добавили ему друзей и союзников.
А учитывая то, что крепость моего дяди находилась прямо на самом краю владений императора, то вся ярость и ненависть в сердцах жителей — изгнанных со своих мест в пустыри многие поколения назад, практически целиком и полностью приходились на периферию и мой дядя лично имел множество врагов среди вождей местных племен.
И я даже в какой-то мере был рад тому, что на мне была форма с моим личным родовым гербом, а не тем, который принадлежал семье моего дяди и украшали собой аммуницию каждого бойца из моего отряда.
Конечно, это люди моего дяди, но сейчас они формально подчинялись мне через десятника, отвечающего за их жизни. Впрочем, и они все включая Войду, были людьми императора, поскольку мой дядя все еще являлся вассалом его величества и не мог перечить ему напрямую.
Как бы высок и благороден ни был человек, связанный с нами узами крови, он все равно остается мелким и зависимым от верховной власти существом, от которого зависит очень многое.
И я был очень благодарен своему дяде за то, что несмотря на давление и прессинг вышестоящих чинов, он все же ценил родство кровных уз, иначе он уже давно выдал бы меня вражескому клану, которым не терпелось покончить с последним из моего рода.
В некотором роде теперь эта борьба становилась моим личным делом. Хотя я действительно с опаской относился к людям, которые меня сейчас сопровождали.
Ведь где гарантии того, что кто-нибудь из них предав клятву принесенную лично моему дяде, вдруг не решит в угоду своей мелкой выгоды предать его и сделать то, чего так жаждали мои враги и непременно не поскупились бы заплатить большие деньги за столь вероломный поступок.
Мне оставалось надеяться лишь на то, что люди — идущие сейчас со мной, ценили личную честь и верность намного больше, чем посулы и угрозы, которые, увы, могли настигнуть даже самых преданных из их числа.
И все же в десятнике Войде я был уверен и видел в нем настоящего сотоварища. Большую часть пути после того, как наш отряд перешел через узкий перешеек, мы просто ехали с ним рядом и на удивление он оказался хорошим собеседником, не боявшимся поднимать больные темы.
Я даже мог бы заподозрить его в замашках подрывающих авторитет императора и учитывая, что отношения моего дяди с монархом оставляли желать лучшего, то вовсе не странно, что и его подчиненные руководствовались теми же принципами.
Спустя пару часов, когда ничего не происходило и мы просто размеренно шли то забираясь на барханы, то спускаясь с них, как впереди мы заметили всадника — это приближался разведчик, один из наших людей, которого десятник Войда отправил проведать путь.
Он скакал во весь опор и судя по лицу был чем-то сильно взволнован. Его лошадь хрипела и едва всадник приблизился к нам, как он задыхаясь тут же доложил своему командиру:
— Враги! Там, на дороге! Сразу много! Оружие наготове! Два десятка! Переговоры с ними вести невозможно — кричат, лязгают оружием и меня подстрелили, — он указал на свое плечо с торчащей стрелой успевшее пропитаться кровью и впился напряженным взглядом в лицо Войды.
Пару секунд мы стояли в замешательстве, а затем Войда тихо и мрачно сказал:
— Надо приготовиться к худшему милсдарь Алекс, — затем обернулся в седле и скомандовал людям, — Оружие наготове, не стрелять! Попробуем договориться сперва, а если нет, то пусть отведают наших клинков.
Все, кто были рядом, начали торопливо расстегивать свои пояса, освобождая от предметов снаряжения руки. Защелкали тетивы луков, огнестрелы и дротики, послышались удары мечей о щиты и короткие кавалерийские команды десятника Войды.
Я, конечно, был рад такому боевому духу моих соратников, но все же весьма скептически отнесся к их беспричинной браваде, хотя бы потому, что нас было двенадцать человек против двух десятков, если верить словам разведчика.
Но когда мы приблизились к дороге и увидели, кто на самом деле подошел к нам, мои мысли о браваде и скептицизме исчезли в одно мгновение. Впереди стояли не два десятка вооруженных врагов, а чуть ли не армия, растянувшаяся под холмом. Нам ничего не оставалось, кроме как готовиться к битве за свою жизнь.