В четверг у Ханны был день рождения. Лили ушла с фабрики пораньше, чтобы помочь племяннице одеться. В четыре они с Ханной и ее друзьями должны были отправиться сначала в кино, а потом обедать.
Лили удивилась, застав Ханну одну. Похоже, Роза оставила ее дома, уехав с младшими девочками.
— Я не стала ее задерживать, — сказала Ханна. — У Эммы и Рут урок гимнастики.
Ханна только что приняла душ. Она завернулась в большое полотенце, спутанные волосы висели за спиной, лицо сияло от радости.
Лили решила не думать пока об отношениях Розы с Ханной. Изображая хозяйку косметического салона, она усадила Ханну на табуретку в ванной и стала сушить ей волосы, пока те не сделались мягкими и блестящими. Потом помогла надеть зеленые колготки и черное клетчатое платье. Повязав Ханне ленту, она повернула ее к зеркалу. Ханна была как две капли воды похожа на Розу.
— Ты чудесно выглядишь, — сказала ей Лили.
День рождения удался на славу. После того как друзей Ханны развезли по домам, Ханна, перебравшись на переднее сиденье машины, обняла Лили за шею.
— Правда было весело? — радостно спросила она.
Лили улыбнулась:
— Правда.
— Больше всего мне понравился обед. Не из-за еды, а потому, что я была в красивом платье и вместе с друзьями.
— Платье, несомненно, красивое, но девочка в нем еще красивее.
— Это все говорили, правда? — просияла Ханна. — Ах, тетя Лили, мы проехали поворот к дому.
— Хочешь, заедем к бабушке? Расскажем о том, как прошел день рождения.
— Да!
Но у Мейды были гости: Роза с Эммой и Рут — девочки в ночных пижамках. Ханна очень обрадовалась матери. Ей было нужно, чтобы Роза сказала, как хорошо она выглядит, чтобы она увидела, что Ханна не такая плохая.
Но первой к ней приблизилась Мейда.
— Только взгляните на нее! — воскликнула она с восторгом.
— Ты выглядишь великолепно. Но где же маленькая девочка? Передо мной стоит взрослая барышня!
— Это я. — Глаза Ханны были устремлены на мать.
— Ну, как прошел праздник? — спросила Роза.
— Замечательно, — ответила Ханна матери.
Боясь сказать Розе грубость, Лили направилась в гостиную. Сев за рояль, пробежала пальцами по клавишам. Она погрузилась в музыку и даже не заметила, как вошла Мейда. Лили обнаружила присутствие матери, только когда случайно посмотрела в сторону двери. Она перестала играть.
— Они ушли?
Мейда кивнула. Она казалась взволнованной.
— История повторяется? Роза вела себя с Ханной так же, как я когда-то вела себя с тобой?
Сердце Лили гулко забилось.
— Обстоятельства другие…
— Но эффект тот же.
Помолчав, Лили кивнула.
Мейда сложила руки на груди. В глазах у нее стояли слезы.
— Мне жаль, что так было, — сказала она.
— Не расстраивайся, — вырвалось у Лили. — Тогда ты думала о другом: об отце, о детях.
— Нет, я вела себя неправильно.
— Почему ты так себя вела? Разве меня было трудно любить?
— Я любила тебя. И люблю.
— Но ты никогда мне этого не говорила. Когда я уехала, ты вздохнула с облегчением.
— Мне казалось, что после того, что случилось… после этого инцидента… так будет лучше.
— Но я не угоняла машину.
— Я знаю.
— Тогда почему ты хотела, чтобы я уехала?
Мейда покачала головой. Лили хотелось спросить, что это означает, но внезапно ей захотелось большего. Если бы Мейда подошла и обняла ее, Лили простила бы ей все.
Но Мейда этого не сделала. Она стояла в дверях и смотрела на Лили, в ее глазах застыла боль. Постояв так, она опустила голову и вышла.
Была ночь. Они лежали в постели лицом друг к другу в отраженном свете полной луны.
— Как Мейда? — спросил Джон.
— Мама не имеет ко мне претензий. Она извинилась.
— За что?
— За прошлое.
— Это уже кое-что. Разве нет?
— Этого недостаточно.
Он погладил ее по волосам.
— Ты требуешь слишком многого.
— Да. — Еще месяц назад ей хватило бы извинения. Но месяц назад Лили не думала о том, чтобы остаться в Лейк-Генри. — Мать относилась ко мне ужасно. Из-за нее я чувствовала себя нелюбимой и уродливой. Знаешь, кто примирил меня с собой?
— Кардинал.
— Он объяснил, что все мы делаем ошибки. Что ж, о моей ошибке известно всем. Я хочу узнать, в чем была ее ошибка. Хочу услышать о том, какие чувства она ко мне испытывала и почему. Мне нужно знать, что дело было не во мне.
Дав волю чувствам, открывшись Джону, Лили крепко спала всю ночь и утром встала отдохнувшей.
Этого нельзя было сказать о Мейде. Она выглядела усталой. Впервые за последнее время Лили подумала о том, каково быть вдовой. Некому излить душу ночью, не от кого получить то утешение, которое дал ей Джон.
В перерыв Лили направилась домой вместе с Мейдой.
— У тебя болит спина? — спросила она.
— Немного. Мышцы затекли. Ничего страшного.
— Ящики, которые ты ставишь на подъемник, слишком тяжелые.
— Кто-то ведь должен это делать.
— Я могу.
— Хорошо, — примирительно сказала Мейда.
Они поменялись местами. Мейда раскладывала рамы с тканью, Лили ставила на подъемник ящики, выгружала яблоки в резервуар, опускала и поднимала пресс. Когда яблоки кончались, она привозила их со двора на автопогрузчике. Лили нравилась работа. Она не испытывала такого удовлетворения с тех пор, как… она не помнила, с каких пор. Что-то было в том, чтобы трудиться полный рабочий день на предприятии, на вывеске которого значится твоя фамилия.
Отец Нил Салливан, брат Терри, жил в Берлингтоне, штат Вермонт. Джон мог бы позвонить ему по телефону, но он сомневался, что отец Нил захочет с ним говорить. Поэтому Джон поехал в Берлингтон.
В церкви Богоявления он узнал, что отец Салливан в молодежном центре, и сразу отправился туда. В приемной его встретила женщина с длинными, разделенными на прямой пробор волосами, в очках с металлической оправой. Он спросил у нее, где найти отца Салливана.
— Отец Нил скоро освободится. Вам назначена встреча?
— Нет. Я надеялся застать его в конце дня.
— Чтобы…
— Чтобы с ним поговорить. — Уклоняться было бессмысленно. — О его брате.
— С какой целью? Вы из газеты?
— Из маленькой газеты в Нью-Гэмпшире. Я работал с Терри в Бостоне. — Он протянул руку: — Джон Киплинг.
Они обменялись рукопожатиями.
— Анита Монро. Я здешний директор.
Дверь у нее за спиной распахнулась. Оттуда вышел мужчина в воротничке священника. Хотя Нил был явно старше Терри и в его волосах пробивалась седина, а на лбу и щеках пролегли глубокие морщины, фамильное сходство было налицо. Но Нил казался дружелюбнее и приветливее Терри.
— Отец Нил, это Джон Киплинг, — объявила Анита. — Он хочет поговорить с вами о Терри.
Отец Нил вскинул голову и глубоко вздохнул, словно говоря: «Вот я и попался». Но его рукопожатие было теплым.
— В мире полно Салливанов. Я все ждал, когда обнаружится, что я брат Терри. Как вам удалось об этом узнать?
— Ваша прежняя мидвиллская соседка сказала, что вы в Вермонте. Остальное я узнал в епархии. Я очень давно знаком с Терри.
— Тогда, боюсь, вы знаете Терри лучше, чем я. Между нами семь лет разницы. Мы никогда не были близки.
— Вы с ним совсем не общаетесь?
— Нет. Поэтому вряд ли могу быть вам полезен.
Джон объяснил священнику цель приезда, рассказал о своей дружбе с Лили и о том, что ей пришлось пережить в результате скандала.
— Она пытается восстановить свою репутацию. А я хочу ей помочь. Нам нужно понять, почему Терри так сильно возненавидел Фрэна Росетти. Я знаю, что ваша мать долго встречалась с Росетти, а отец ревновал ее и бил Терри.
— Если вы обо всем этом знаете, — сказал священник, — что еще вам от меня нужно?
— Только вы можете сложить эти факты воедино.
— Простите, я не могу этого сделать. Он мой брат.
— Разве вас не волнует, что Терри причинил другому человеку массу неприятностей?
— Я ему не судья. Пусть их рассудит Бог.
Джон обратился за поддержкой к Аните:
— Вы можете взглянуть на происходящее с точки зрения Лили?
К его удивлению, Анита ответила:
— Могу. На ее месте я бы захотела узнать как можно больше. Но в данном случае речь идет не о моем брате.
Джон почувствовал, что разговор пора кончать.
— Хорошо, — сказал он священнику. — Я остановился в гостинице «У клена». Если вы передумаете, позвоните мне, пожалуйста. — Он вынул из бумажника визитку и написал на ней номер телефона.
Священник, даже не взглянув на карточку, сунул ее в карман.
На следующее утро, спустившись позавтракать, Джон заметил за одним из столиков Аниту Монро, перед которой стояла чашка кофе. Он тоже налил себе кофе, положил на тарелку несколько булочек и подсел к ней.
— Речь идет не о вашем брате, — напомнил он ей.
— Нет. — Ее голос звучал мягче, чем вчера. — Но я была рядом с человеком, о брате которого идет речь, и этот человек испытывает чувство вины и раскаяние.
— Это он вас послал?
— Нет. Но он знал, что я пойду к вам. — Она улыбнулась. — Вы нажали на нужную кнопку. Он чувствует, что обязан помочь Лили. Но вы должны гарантировать мне конфиденциальность.
— Согласен. Мне нужно подтвердить мои выводы, и это все. В семье Салливанов были проблемы, связанные с Росетти?
— Да. Джин, мать Нила, знала, что Росетти хочет поступить в семинарию, но надеялась его отговорить. Как видите, она ошиблась. Они были вместе больше восьми лет, а потом он ее оставил. И тогда она вышла замуж за первого встречного.
— От отчаяния.
— Да. Она не любила мужа. Джеймс пил и страшно ревновал ее. Хуже того, он был ревностным католиком.
— Почему — хуже? Разве это ему не помогало?
— Это его ожесточало. Джеймс ненавидел Росетти, но не смел поднять руку на Нила. Нил собирался стать священником. Это делало его неприкосновенным. Но каждый раз, когда Джеймс видел Нила, он вспоминал о Росетти.
— Из-за того, что тот был священником?
— Не только. Дело в том, что Нил родился через девять месяцев после свадьбы. Джеймс был убежден, что Нил сын Росетти.
— Это правда?
— Нет. Мать Нила рассталась с Росетти за два месяца до свадьбы. Но она то отрицала это, то признавала.
— Признавала? Но почему?
— Ей хотелось в это верить. Хотелось думать, что Нил — сын Росетти, хотелось верить, что так или иначе ее возлюбленный остался с ней навсегда. Итак, перед вами Нил, от одного вида которого отец приходит в ярость, и его отец, вымещающий свою ярость на Джин.
— И на Терри.
— Верно, и на Терри, — согласилась Анита.
— Нил не пытался помочь Терри? Или матери?
— Он был еще мальчишкой, — ответила она. — Он не был ни Богом, ни святым, как бы Джин ни хотелось в это верить. Она преклонялась перед ним, перенесла на него всю свою любовь. Что он мог поделать? Джин была его матерью, он любил ее, старался ей угодить. Старался быть совершенным. Превзойти Росетти. — Анита вздохнула. — Если вы полагаете, что он питает добрые чувства к Росетти, подумайте еще.
— Поэтому его не возмутило, когда Терри затеял скандал?
— Поначалу нет. Он легко мог поверить, что у Росетти есть женщина. И чувствовал себя виноватым в том, что он, священник, осуждает кардинала. Затем появилось официальное опровержение, и Нил ощутил сначала сожаление, а потом и стыд.
— Однако он не вступился за Лили, когда газеты на нее набросились.
Внезапно Анита взорвалась:
— Погодите. А где был кардинал? Почему он за нее не вступился? Боялся, что всплывет тема любовников и незаконных детей. Вы можете себе представить, какой скандал раздули бы из этого газеты? А Нил оказался бы в самом его центре. Он хороший человек. — Анита откинулась на спинку стула.
— Почему вы мне все это рассказали?
— Потому что я вижу, как он страдает. Вижу, что эта тайна душит его. Я хочу, чтобы он был счастлив. Если Лили Блейк поймет, почему Терри так с ней поступил, это снимет часть ноши с плеч Нила.
День был прекрасный. Не важно, что яркая листва стала блекнуть. Лили ехала домой, включив радио на полную мощность. Увидев у своего дома машину Джона, она обрадовалась. Она успела по нему соскучиться. Он сидел на капоте и вскочил, когда она остановилась.
— Ты поздно сегодня, — сказал Джон с улыбкой.
— Работы невпроворот. Ну, как дела?
— Отлично.
Джон рассказал ей об отце Ниле Салливане, об Аните Монро и кардинале Росетти.
— Они думали, что Нил его сын? — спросила Лили.
— Так думал отец Терри. Кроме него, никто по-настоящему в это не верил. Но если бы об этом пронюхали журналисты, поднялся бы страшный шум. И хотя по отношению к тебе это было нечестно, я понимаю, почему Росетти предпочел остаться в стороне.
Стараясь осмыслить услышанное, Лили смотрела на озеро.
— Джон…
— Да?
— Это нельзя обнародовать.
— Понимаю. Но это не означает, что мы не можем использовать ту часть информации, которая имеет отношение к Терри. Ему это не слишком понравится.
Утром в пятницу Джон вошел в редакцию полный решимости. Через пять минут позвонил Брайан Уоллис.
— Пленка с записью Блейк смонтирована. Терри уволен, — сказал он.
— И это все? — спросил Джон. — А как же Лили? Вы будете печатать опровержение?
— Нет. Терри уволен, и конец.
— Как же так? — Джон не верил своим ушам. — Ваша газета оклеветала женщину на основании записи, которую вы сами же признали подделкой, и вы не желаете за это отвечать?
— Чего ты от нас хочешь?
— Ее адвокат требует поместить опровержение.
— Послушай, мы искренне заблуждались. Мы верили, что статья написана по всем правилам. Нам и так уже пришлось извиняться перед кардиналом. Дело сделано.
Когда Джон положил телефонную трубку, он был багровым от ярости. Лили нуждалась в публичном извинении. Нуждалась в восстановлении справедливости. То, что Терри уволили без лишнего шума, нельзя было назвать справедливостью. Терри скоро найдет новую работу и как ни в чем не бывало продолжит карьеру.
Джон мог пригрозить, что, если «Пост» не извинится перед Лили, он напечатает статью в «Озерных новостях». Отклики в прессе не заставят себя долго ждать. Однако реабилитация Лили на первой полосе его газеты не отвечала интересам Джона. Любое возвращение к этой истории увеличивало опасность, что какой-нибудь дотошный репортер раскопает то, что уже известно Джону. И тогда прощай его книга.
Но разве это так уж страшно? Надо принимать решение — и как можно скорее.