Утром в воскресенье Джон отвез Лили в церковь. После службы они пообедали у Чарли и отправились в редакцию «Озерных новостей», где Джон попросил ее отобрать статьи учеников местной школы и выписать десяток мелких чеков корреспондентам.
Лили с удовольствием помогала Джону. Ему нравилось, что она рядом, к тому же он очень нуждался в помощниках.
Через некоторое время, сославшись на то, что ему нужно подышать свежим воздухом, он оставил Лили за компьютером, пошел на церковное кладбище и встал у могилы Гэса. Свежая земля была присыпана листьями — бледно-желтыми, красными, блекло-коричневыми.
Здесь было тихо — вечность и покой неразделимы, — и Джон поверил, что его отец на небесах. Гэс это заслужил.
Это я тебя бросил. Я во всем виноват. Я был плохим отцом.
Грустно умирать с такими мыслями. Грустно, что достоинство так много значило для Гэса. Человеку без совести легче живется, подумал Джон. У человека без совести нет забот.
У Гэса совесть была. Как и у Джона. Гэс хотел быть достойным человеком. Того же хотел и Джон.
Нет, Лили не хотела думать о своих чувствах к Джону, но от этого чувства никуда не девались. При мысли о Джоне ее сердце сжималось и замирало.
В воскресенье она почувствовала, что он чем-то встревожен. Она помогала ему в редакции, потом, вернувшись домой, приготовила ужин. Он съел все до последней крошки и поблагодарил ее. Помыв посуду, Лили увидела, что Джон стоит у причала. Набросив куртку, она поспешила к нему. Доски заскрипели у нее под ногами. Джон поднял глаза и улыбнулся. Взяв Лили за руку, он усадил ее себе на колени и крепко обнял.
— Послушай, как плещется вода, — шепнула она.
— Поднимается буря. — Джон коснулся губами ее виска. — Я люблю тебя. Ты знаешь об этом?
Ее сердце глухо и тревожно забилось.
— Это взаимно? — робко спросил он.
Его неуверенность растрогала Лили.
— Еще как.
— Я хочу сделать так, как будет лучше для тебя.
Лили верила ему. Мало того, она верила тому, что слышалось в его внезапно ставшем озабоченным голосе.
— Как мне поступить? — спросила она.
— Во-первых, ты можешь дать делу законный ход. Спокойно сидеть и ждать, пока Касси обратится в суд, который так или иначе вынесет какое-то решение.
Слова «спокойно сидеть и ждать» прекрасно выражали суть дела. Этот вариант займет много времени.
— Во-вторых, — продолжал Джон, — ты можешь рассказать обо всем в моей книге. Джейкоби намерен выпустить ее в марте.
«Ты сможешь рассказать обо всем в моей книге». Джон не сказал: «Я расскажу обо всем».
— В-третьих, я могу посвятить твоей истории ближайший номер «Озерных новостей». И рассказать все без утайки. Крупные газеты откликнутся на статью, и ты получишь аудиторию.
Придется предстать перед толпой журналистов. Лили этого не хотелось. Однако, представ перед ними, она получит возможность оправдаться, взять реванш.
— Если я так сделаю, ты не сможешь написать книгу.
— Тебе справедливость нужнее, чем мне — книга.
Лили была тронута.
— Но тебе так хотелось ее написать.
— Быть может, я еще ее напишу. Но сейчас тебе нужны заголовки в газетах, нужны вспышки фотокамер.
— Я ненавижу вспышки.
— Ты можешь их ненавидеть, но они сделают свое дело. Вспышки вернут тебе работу, дом, репутацию. Ты хочешь вернуть все это? Хочешь наказать людей, причинивших тебе зло?
Лили всегда этого хотела.
Главное было правильно рассчитать время. Заинтересовать журналистов, не предоставив им всей информации. Это было нелегко.
Во вторник Джон с Армандом весь вечер обзванивали журналистов. Джону это напоминало игру: звонишь старым друзьям, потом признаешься им, что, да, Лили Блейк действительно вернулась домой, что у «Озерных новостей» есть сенсационное сообщение, что, возможно, состоится пресс-конференция и если она состоится, то в среду в пять в церкви.
«Озерные новости» увидят свет не раньше среды. Джон точно выбрал время — перед вечерним выпуском новостей.
Во вторник вечером Джон остался в редакции, до полуночи делая звонки и работая над статьей. В восемь утра он снова сел за телефон и прервался только в одиннадцать. Потом внес последние коррективы в статью и отослал ее в типографию.
В это время позвонил Ричард Джейкоби. Он что-то слышал о «сенсационном сообщении» и не проявил восторга.
— Слушай, Джон, у меня на столе лежит твой контракт. Я собирался его отослать, но если ты все расскажешь сейчас, что останется на потом? Мы договорились: это будет эксклюзивная информация. Я собирался провести рекламную кампанию, чтобы заинтриговать книготорговцев и читателей. Мои специалисты по маркетингу уже приступили к работе, разработали целый пакет мероприятий, и лишь потом мы созвали бы пресс-конференцию. Ты делаешь это сейчас, значит, сделка не состоится.
— Значит, не состоится, — ответил Джон, не испытывая ни малейшего разочарования.
Утром в среду Лили охватила паника. Ища успокоения в рутинных делах, она решила пойти помочь матери, но мысль о предстоящей пресс-конференции не шла у нее из головы. Лили с ужасом думала о репортерах, которые прибудут в Лейк-Генри и снова начнут проявлять интерес к ее персоне.
— Что-то тебя тревожит, — сказала Мейда по пути домой. — Это имеет отношение к Джону Киплингу?
Лили прошла за ней на кухню, лихорадочно пытаясь сообразить, знает ли Мейда о предстоящей пресс-конференции.
— А почему ты о нем спрашиваешь?
Мейда недоверчиво покосилась на нее:
— Я не слепая, Лили. И не глухая. Даже если бы я не слышала, как ты беседуешь с ним по телефону, даже если бы ты скрыла от меня, что была рядом с ним все время, пока умирал Гэс, а потом и на похоронах, мне сказали бы друзья.
Мейда достала из холодильника кастрюльку с супом, поставила на плиту и зажгла газ.
— Ты серьезно относишься к Джону?
— Не знаю.
— Он Киплинг.
— Он не имел никакого отношения к тому делу с машиной. А Донни с Гэсом уже нет в живых.
Мейда с излишним рвением мешала суп.
— Тебе обязательно было ходить на похороны?
В ее голосе звучало неодобрение. Но она, по крайней мере, не высказывала его открыто.
— Да, обязательно, — спокойно ответила Лили.
Когда она направилась к буфету за тарелками, зазвонил телефон. Мейда взяла трубку.
— Да, — отрывисто произнесла она.
На другом конце послышался возбужденный голос. Мейда бросила на Лили испепеляющий взгляд. Лили похолодела.
— Звонила Элис, — сказала Мейда, повесив трубку. Элис Бейберн была ее лучшей подругой. — Она говорит, что ходят слухи о какой-то пресс-конференции.
Что было ответить Лили?
— Это правда. Мы получили информацию о Терри Салливане, которая доказывает…
— Мне плевать на Терри Салливана! — в отчаянии крикнула Мейда. — Я думаю о нас. Скандал утих. Пресса потеряла к тебе интерес. Все кончено и забыто. У нас с тобой все было так хорошо. — Ее голос звучал умоляюще. — Разве не так?
— Это не имеет отношения к нам с тобой.
— Имеет, — возразила Мейда. — Ты никогда не считалась с моим мнением. Пения в церкви тебе показалось мало. Тебе понадобилось петь и танцевать на Бродвее. Ты знала, что я против, но все равно это делала.
— Я это делала хорошо.
— А потом эта история в Бостоне. Разве ты не могла оставить все, как есть?
— Нет, не могла. Терри Салливан кое-что у м-меня отнял. Мне необходимо это вернуть.
— Что он отнял? Квартиру, которая, к слову сказать, была тебе не по карману. Ночной клуб?
— Мое доброе имя.
— Здесь твое имя ничем не запятнано. Почему тебе все время нужно что-то еще?
— Не что-то еще, а другое, мама.
— Но сама-то ты не стала другой! Ты позволяешь людям себя использовать. Позволяешь себя эксплуатировать. Сначала это делала я, потом Дональд Киплинг, потом Терри Салливан… а теперь Джон Киплинг. Ты ничем не лучше меня. Если между нами и есть разница, то лишь в том, что у меня хватило ума покончить с прошлым раз и навсегда.
Испуганно вскрикнув, Мейда бросилась к дверям.
Лили не стала есть. Она выключила газ под кастрюлей, вернулась в цех и принялась за работу. Но настроение было испорчено. Ей хотелось как можно скорее помириться с матерью.
За три часа до пресс-конференции Лили вернулась домой. Кухня была пуста. Кабинет тоже. Лили подумала, что Мейда, вероятно, наверху, но подняться туда значило бы нарушить ее уединение. Вместо этого она села за рояль и начала играть. Через некоторое время в дверях появилась Мейда. Она выглядела усталой и постаревшей.
— Тебе не понять, почему мне нравится спокойно жить в этом доме и почему меня так огорчила история с кардиналом, — проговорила Мейда. — Ты не все знаешь. Не знаешь, что случилось со мной до того, как я встретилась с твоим отцом.
Сердце Лили тревожно забилось, она ждала, когда Мейда продолжит рассказ.
— Тебя не удивляло, почему я никогда не рассказываю о своем детстве?
— Удивляло. Я спрашивала, но ты никогда не отвечала.
— Если журналисты опять начнут копаться в нашем прошлом…
Лили хотела встать, но передумала и осталась сидеть.
— Мой отец умер рано, — сказала Мейда. — У Селии было четыре брата.
Лили думала, что их было три — и то лишь потому, что после смерти Селии нашла в ее комоде семейную фотографию.
— Все братья были моложе Селии, последний на двадцать лет, — продолжала Мейда. — Он был скорее моим ровесником, чем ее. Он был мне другом, нянькой, братом, возлюбленным.
У Лили перехватило дыхание.
— Он пробирался ко мне ночью, когда все спали. Он был красивым, ласковым и умным. Когда мне было шестнадцать, наша тайна открылась и его выгнали из дому.
Шестнадцать было и Лили, когда ее поймали с Донни Киплингом в угнанном автомобиле.
— Все говорили, что это он во всем виноват, что я не понимаю, что делаю. Но я понимала. Я этого хотела. Это до сих пор остается моим единственным светлым воспоминанием о тех годах. Пусть меня назовут распущенной и развратной, но это было чудесно. Мы жили все вместе в маленьком домике. Мой отец работал вместе с братьями Селии, которым та всегда была за мать. Мы были бедны. У меня, как у единственной девочки, была своя комната. Там было холодно и темно. Филип был для меня теплом и светом. Я любила его. Он был единственной роскошью, которую я могла себе позволить.
— А Селия? — возмущенно воскликнула Лили.
— Ты не знаешь, какой она была тогда, — усмехнулась Мейда. — Она работала не разгибая спины, и нрав у нее был крутой. После того как умер мой отец, у нее на руках остались братья и я. Она вела хозяйство и распоряжалась деньгами.
— А разве ее братья не работали?
— Они получали мало и почти все пропивали. Я смогла уехать, потому что Филип скопил для меня достаточно денег. В записке говорилось, где они лежат. Когда нашли его тело, записка была зажата у него в руке.
Лили слушала, затаив дыхание.
— Он покончил с собой. Через два месяца после того, как его прогнали. Все это время он бродил поблизости, не зная, что с собой делать. Его тело нашли в лесу.
Мейда прижала руку к груди, словно у нее заболело сердце. Лили вскочила из-за рояля, но Мейда жестом остановила ее:
— Еще не все. Дослушай до конца. Мы похоронили Филипа на нашем участке. Селия не могла похоронить его в другом месте. Она тоже его любила. И в том, что случилось, винила себя. Общее горе сблизило нас, и мне захотелось ей помочь. Я бросила школу и пошла работать к ней на лесопилку.
Взгляд Мейды погас и голос теперь звучал глухо.
— Это было нелегко. Весь город знал о случившемся. Мы с Селией были единственными женщинами на лесопилке. Мужчины не давали мне прохода, при всяком удобном случае лапали, словно проверяя, как далеко они могут зайти. Они назначали мне свидания, я отказывалась, но это распаляло их еще больше.
Она вздохнула.
— Нам с Селией стало ясно, что мне нельзя там больше оставаться. Мы ломали голову над тем, куда мне поехать и чем заняться, пока в один прекрасный день не появился Джордж, который хотел купить у нашего хозяина какое-то оборудование. Он был холост, но мы поняли, что если он задержится у нас, то узнает про меня достаточно, чтобы потерять ко мне всякий интерес. Поэтому мы с Селией пошли и купили мне на деньги Филипа красивых платьев, а Селии удалось уговорить хозяина послать меня в Лейк-Генри с поручением. Я вернулась назад, чтобы передать ему чек, а потом снова отправилась в Лейк-Генри передать расписку.
Воспоминания о тех днях ободрили Мейду, на ее лице появилось горделивое выражение.
— Тогда я играла роль. От того, как я ее исполню, зависела моя жизнь. Я играла умную, уверенную в себе женщину, женщину с незапятнанным прошлым, которая всегда поступала правильно. Твой отец влюбился в эту женщину.
Сжав губы, Мейда пристально смотрела на Лили.
— Что, по-твоему, я испытала, когда репортеры начали рыться в твоем прошлом? Что, по-твоему, я чувствовала, думая, а не копнут ли они немного глубже? Здесь никто не знает о моем прошлом. И мне хорошо здесь живется. У меня здесь дело и друзья.
— Никто ничего не узнает, — пообещала Лили.
— Откуда ты знаешь?
— На этот раз мы будем говорить не обо мне, а о Терри Салливане.
Мейда со страхом смотрела на дочь.
— Все хорошо, — прошептала Лили, приближаясь к матери. — Я люблю тебя по-прежнему.
Но Мейда отступила назад, повернулась и бросилась вверх по лестнице.
Переживая за Мейду, Лили вернулась к себе на озеро готовиться к пресс-конференции. Она боялась того, что ей предстояло. Быстро приняв душ, Лили причесалась и накрасилась, натянула брючный костюм и поехала в город.
На площади стояли машины и фургоны со спутниковыми тарелками и названиями телеканалов. Не успела она выйти из машины, как ее сразу засекли. Когда она побежала к церкви, репортеры преградили ей путь.
— Вы говорили с кардиналом?
— Что вы скажете по поводу судебного иска?
Джон открыл дверь и захлопнул ее, как только Лили оказалась внутри. Обняв ее, он почувствовал, что она дрожит.
— Опять началось, — сказала она, впадая в панику.
— Ты готова? — ласково спросил он.
Она не была готова. Ей хотелось убежать домой и спрятаться. Но еще больше ей хотелось добиться справедливости. Лили утвердительно кивнула.
Джон сделал глубокий вдох и распахнул дверь.
Зал был полон. Все скамьи заняты. В ярком свете прожекторов тележурналисты, стоявшие в проходе, поправляли наушники, произнося первые фразы репортажа. Местные жители сидели в задних рядах и на балконе.
Лили опустилась на стул, который указал ей Джон. Справа от нее сел Джон, а слева Касси, шепнувшая:
— Это на случай, если тебя попытаются запутать.
В толпе репортеров Лили узнала тех, кто преследовал ее в Бостоне. Впрочем, в конце зала она увидела и дружеские лица. Поппи тоже сидела там. Когда их глаза встретились, сестра показала ей большой палец и улыбнулась. Это приободрило Лили.
Джон наклонился к Лили, его ласковый голос дрожал от с трудом сдерживаемого волнения:
— Взгляни-ка на парня в правом углу.
Эти усы ни с чем нельзя было спутать. Лили испытала отвращение, сменившееся затем чувством торжества.
— Что он здесь делает?
— Возможно, собирает материал для статьи.
— Он знает, о чем пойдет речь?
Джон улыбнулся:
— Никто не знает. — Улыбка исчезла с его лица. — Ты готова?
Все складывалось на редкость удачно. Джон рассчитывал увидеть здесь прессу Новой Англии и нескольких особо рьяных журналистов издалека, но зал был полон. Присутствие Терри Салливана было очень кстати.
Джон наклонился к микрофонам и прежде всего поблагодарил присутствующих за то, что они пришли. Он вкратце изложил историю «Озерных новостей», поздравив с успехом сидевшего в первом ряду Арманда. Потом показал последний номер газеты.
— В прошлом месяце я с интересом прочел статью, в которой утверждалось, что между кардиналом Росетти и Лили Блейк якобы существуют близкие отношения. Мой интерес отчасти объяснялся тем, что мисс Блейк уроженка Лейк-Генри, а отчасти тем, что я в свое время работал в одной газете с автором этой статьи Терри Салливаном. Я с самого начала усомнился в правдивости рассказанной им истории, поэтому и не был удивлен, когда Ватикан защитил честное имя кардинала Росетти и бостонская «Пост» публично извинилась перед ним. Однако потом газеты возложили вину за скандал на мисс Блейк.
Из зала слышалось жужжание видеокамер, щелканье фотоаппаратов.
— Все, кто знаком с мисс Блейк, могут поручиться за ее благоразумие, дееспособность и уравновешенность. Ни один из нас, местных жителей, не может пожаловаться на ее взбалмошность, о которой сообщалось в газетах. Поэтому у нас возникли подозрения, что «Пост» таким образом пытается оправдаться за публикацию ложных сведений. Вопрос в том, почему на основании ложных сведений была написана скандальная статья.
Джон поднял над головой номер «Озерных новостей».
— Этому вопросу и посвящен сегодняшний выпуск. Вы все получите по экземпляру, но прежде я хотел бы сказать несколько слов. Начало этой истории положил Терри Салливан. Он проталкивал ее в печать, даже когда издатели «Пост» отнеслись к ней с недоверием. Они отказывались ее печатать, пока он не представил пленку, на которой мисс Блейк якобы подтверждает связь с кардиналом Росетти. Эта запись была сделана незаконно. Мисс Блейк не знала, что ее записывают. На прошлой неделе выяснилось, что эта запись еще и перемонтирована.
По залу пронесся гул. Джон увидел, как напряглось лицо Терри. Он продолжал:
— Люди, знакомые с тем, как работает мистер Салливан, обратились в «Пост» с просьбой проверить подлинность пленки, но газета отказалась ее предоставить. Редакция согласилась сделать это лишь тогда, когда обнаружились факты, подтверждавшие злой умысел со стороны мистера Салливана. Запись, легшая в основу всей истории, оказалась подделкой.
Терри Салливан медленно качал головой.
— В прошлую пятницу мистер Салливан был без лишнего шума уволен из «Пост», а мисс Блейк так и осталась главной виновницей всего происшедшего. Материал в «Озерных новостях» объясняет, кто же на самом деле стоял за этим скандалом. Чтобы его раздуть, мистер Салливан сфальсифицировал факты. Здравый смысл подсказывает, что у него на то были свои причины. «Озерные новости» вскрывают эти причины.
Лили заметила в конце зала Мейду. Она, не отрываясь, смотрела на Джона.
— Мистер Салливан вырос в Мидвилле, штат Пенсильвания. Очерк, опубликованный им в школьном возрасте, позволяет заключить, что уже тогда он был враждебно настроен по отношению к Католической церкви. И неудивительно. Источники в Мидвилле утверждают, что его отец избивал Терри и его мать. Из-за чего? Из-за ревности. Его мать вышла замуж, продолжая любить другого человека, который оставил ее, поступив в семинарию. Этим человеком был Фрэн Росетти.
В зале поднялся шум. Вскочив со скамьи, Терри бросился к выходу, но горожане преградили ему путь. Все взгляды устремились на репортера. Зал озаряли вспышки камер.
Око за око, подумала Лили в ярости. С тобой поступят так, как ты поступаешь с другими.
Не сумев пробиться сквозь толпу, Терри остановился. Глядя прямо на Лили, он громко произнес:
— Классический случай, когда убивают гонца, принесшего дурную весть.
— Неверно, — пророкотал голос Джона. — Это классический случай злоупотребления служебным положением.
— Вот именно, — крикнул Терри. — Ты пытаешься исказить положение дел, чтобы написать книгу. Давай-ка лучше поговорим о твоем контракте, по которому тебе причитается изрядная сумма денег.
— У меня нет контракта, — ответил Джон, — и книги тоже не будет. Есть лишь статья в этой газете.
— В твоей газете напечатана гнусная клевета, — заявил Терри. — Надеюсь, ты готов предстать перед судом.
Он возмущенно взмахнул руками и снова стал прокладывать себе путь сквозь толпу.
Лили вспомнила, как ей приходилось делать то же самое на улицах Бостона. Она надеялась, что Терри испытал хотя бы каплю того унижения. Она хотела, чтобы в будущем он хорошенько подумал, прежде чем причинить неприятность другим. Она хотела, чтобы его пример чему-нибудь научил его коллег.
Два фотографа, репортер и оператор с телекамерой бросились за Терри, но остальные повернулись к Джону.
Мейда сидела не шелохнувшись. Лили очень хотела, чтобы мать разобралась наконец в происходящем.
— Это все, что я могу сообщить, — проговорил Джон. — Если у вас есть вопросы, мы с радостью на них ответим.
Поднялись руки, зазвучали голоса.
— Принимал ли кардинал участие в вашем расследовании?
— Нет.
— Есть ли у вас доказательства связи кардинала с матерью мистера Салливана?
— Да. Существует фотография, сделанная на школьном выпускном балу, к тому же несколько человек могут это подтвердить.
Он не упомянул брата Терри. В его цели не входило натравливать прессу на священника. Джон сообщил только то, что нужно было для реабилитации Лили.
— Известно ли кардиналу о том, что его связывает с Терри Салливаном?
— Не знаю.
— Извинилась ли «Пост» перед мисс Блейк?
— Нет, — ответил Джон.
— Вы этого потребуете? — спросил Лили один из корреспондентов.
Касси наклонилась к микрофонам:
— Мы заявили, что готовы обратиться в суд. Мисс Блейк до сих пор не получила ответа.
Следующий вопрос предназначался Джону:
— Вы провели расследование и признали мистера Салливана виновным. Не является ли это злоупотреблением властью?
— Это не судебное, а журналистское расследование.
— Чем ваши действия отличаются от его действий по отношению к мисс Блейк?
— Он сфальсифицировал факты. В «Озерных новостях» факты не искажены.
— Это еще не повод для того, чтобы созывать пресс-конференцию.
— Вы ошибаетесь. Мисс Блейк оклеветали на первой странице газеты. С нее должны снять обвинение тем же способом.
— Мисс Блейк, вы заняты в сфере развлечений. Вам не кажется, что после такой рекламы вашу карьеру ожидает взлет?
Лили чувствовала себя на удивление уверенно.
— Я преподаватель. Из-за обвинений в «Пост» я потеряла работу. Я также пианистка. Я потеряла и эту работу, потому что моя известность привлекала определенного сорта людей. — Лили сделала паузу. — Это был весьма неприятный опыт. Мне навряд ли захочется снова оказаться в центре подобного внимания.
В зале раздался голос:
— Не все мы такие плохие.
Джон поднялся:
— Знаю. Вот почему я надеюсь, что вы осветите эту историю не менее подробно, чем предшествующий скандал. Итак, если вопросов больше нет, спасибо за то, что пришли.
Наклонившись к Лили, он сказал:
— Я бы обнял тебя, но об этом наверняка напишут в газетах. Считай, что ты в моих объятиях.
Лили захлестнули ликование, удовлетворение, любовь.
— Вы вернетесь в Бостон?
— Вы попытаетесь вернуться на работу в клуб «Эссекс»?
— Звонил ли вам кардинал?
— Это все, — решительно произнесла Касси и увела Лили.
— Как, по-твоему, прошла пресс-конференция? — спросила Лили.
— Джон говорил убедительно, — сказала Касси. — Они напечатают его слова. Если и не на первой странице, то на одной из первых.
— Это повлияет на возбуждение дела?
Касси усмехнулась:
— Мне кажется, юристы «Пост», оценив ситуацию, захотят побыстрее все уладить.
— Мне не нужно денег, — сказала Лили.
— Получив их, ты сможешь жертвовать на что угодно. Если клевета не будет наказана штрафом, как можно будет предотвратить следующую клевету?
Лили едва расслышала вопрос. В толпе она заметила пробиравшуюся к ней Мейду.
— Извини, — сказала Лили и кинулась к матери.
Мейда вздрогнула, глубоко вздохнула и робко протянула руку к щеке Лили. Прикосновение было легким, неловким, неуверенным.
— Прости меня, — прошептала она.
Оказавшись в объятиях матери, Лили чуть не расплакалась. Она больше не была одинокой. Здесь у нее были друзья. И даже возлюбленный. Но Мейда была ее матерью, и заменить ее не мог никто.
Решение отпраздновать успех пришло внезапно. Друзья Лили собрались в задней комнате магазинчика Чарли. Когда репортеры попытались проникнуть туда, Чарли их не пустил.
— Простите, это частная встреча, — сказал он.
Лили говорила и смеялась, она наконец обрела то, чего у нее не было раньше и чего она не отдала бы за все сокровища мира. Джон от нее не отходил, Мейда улыбалась всякий раз, когда встречалась с ней взглядом. Лили не могла припомнить, чтобы она чувствовала себя такой сильной, чтобы все в ее жизни было так хорошо.
Только они с Джоном вернулись в ее дом на озере, зазвонил телефон. Она подумала, что это Поппи.
— Привет, — сказала она, немного запыхавшись. — Правда было здорово?
— Привет, — наигранно строго ответил кардинал.
У Лили перехватило дыхание:
— Отец Фрэн!
— Твоя сестра дала мне твой телефон. Завтра я лечу в Рим, но прежде я хотел бы с тобой поговорить. Я должен извиниться, Лили. Я знал, кто такой Терри Салливан, хотя и не был с ним знаком. Когда появилась та статья, я догадался, что он мстит мне за горе, которое я принес его матери. До сегодняшнего вечера я не знал о побоях, мне позвонили после твоей пресс-конференции.
— Вам звонили? Мне очень жаль…
— Ничего, — мягко проговорил Росетти. — Это легко уладить. Я готов подтвердить, что мы с Джин были любовниками, но я никогда не скрывал от нее намерения стать священником. В том, что касается ее, моя совесть чиста. Но я виноват в страданиях Терри и виноват перед тобой. Ты достойна лучшего.
Другой человек на ее месте сказал бы, что кардинал опоздал со своими извинениями. Но Лили не была другим человеком, она была мягкой и великодушной.
— Став кардиналом, я часто сомневаюсь в том, правильно ли я поступаю.
— Миру нужны такие лидеры, как вы.
— Но я не вправе причинять страдания.
— Я вернулась домой. Возможно, мои страдания были оправданными.
Он помолчал. Разговор близился к завершению.
— Все кончилось хорошо?
— Очень. По-моему, я нашла себя.
— О, — проговорил кардинал, — у меня стало легче на душе. Это не прощает моего эгоизма — да простит его Бог, — но это делает меня счастливее. Но я не удивлен. Я всегда говорил, что ты сильная.
Лили улыбнулась:
— Да, это правда.
— Теперь ты в это веришь?
— Начинаю верить.
Отправиться на озеро в холодную безлунную ночь было безумием. Шла третья неделя октября, не слишком подходящее время для прогулок в каноэ, но Лили неудержимо тянуло к озеру. Последние часы были наполнены такими противоречивыми чувствами, что голова шла кругом. Здесь, теперь — даже под пронизывающим ветром — все казалось проще.
— Близится зима, — сказал Джон. — Чувствуешь запах?
Лили чувствовала запах дыма из печи, еле уловимый сосновый запах от Джона, но в воздухе над озером пахло и чем-то другим.
— Это снег? — спросила она.
— Да, скоро выпадет снег. Потом озеро скует льдом. Это произойдет быстро.
Каноэ покачивалось на волнах. Они были метрах в десяти от острова, где на отмелях жили гагары.
Лили вглядывалась в темноту, ища птиц.
— Их не видно.
Джон осторожно повернул ее голову налево:
— Вон, смотри.
Она увидела птиц, но только двух.
— Их родители улетели, — сказал Джон.
— Они еще встретятся?
— Не раньше чем через три года, когда птенцы вернутся сюда, чтобы продолжить род. Остается лишь гадать, узнают ли они своих родителей.
— Как грустно, — сказала Лили.
Она думала о Мейде, о том, какой счастливой стала, пробив брешь в стене, отгораживавшей ее от матери.
— Честно говоря, — пробурчал Джон, — эти птицы демонстрируют чудеса выживания. Но разве они обладают тонкой душой? Разве они сентиментальны? Сомневаюсь.
— Почему? Разве ты не говорил, что они всегда приплывают на тебя взглянуть?
— Мне нравится так думать, но, если ждать их достаточно долго, они непременно проплывут где-нибудь поблизости.
Лили запрокинула голову. Даже в темноте было видно, какой Джон красивый. Стараясь не раскачивать каноэ, она скользнула ему в объятия.
— Мне больше нравится другое объяснение. Думаю, оно понравится и тебе. Это у тебя тонкая душа. Это ты сентиментален. — Затем Лили задала вопрос, мучивший ее последние несколько часов: — Ты сказал, что не будешь писать книгу. Это правда?
— Да.
— А как же история Терри? Как же слава и деньги?
Джон посмотрел на доверчиво прильнувшую к нему Лили:
— Со славой и деньгами происходят забавные вещи. Они не могут плыть с тобой на каноэ в холодную ночь, а потом согревать тебя в постели. Они не могут говорить. У них не может быть детей.
Ее глаза раскрылись чуть шире.
— А у меня могут, — сказала она.
— Но если тебе хочется вернуться в Бостон, то детей не будет. Во всяком случае, от меня, потому что, сказать по правде, мне не хотелось бы отсюда уезжать. Вот так. А тебе?
— Что мне?
— Тебе по-прежнему хочется в Бостон?
Лили еще не обдумала своего решения, но это не означало, что решение не было принято. Оно было легким.
— Чего мне здесь не хватает? — спросила она, не в силах представить себе ничего более важного, чем то, что у нее было здесь.
— Твоей машины. Рояля. Платьев.
— Со всеми ними происходят забавные вещи, — ответила она. — Машина не может плыть с тобой на каноэ в холодную ночь. Рояль не согреет тебя в постели. А платья не могут говорить, или петь, или иметь детей. К тому же как я поеду с тобой в Бостон, если ты не хочешь отсюда уезжать?
— Но ты не должна оставаться из-за меня.
— Почему?
Джон улыбнулся:
— А что ты будешь делать, если останешься?
— Я могу работать в «Озерных новостях», чтобы у главного редактора было больше свободного времени. Могу узнать, нет ли в Конкорде камерного ансамбля, которому требуется пианист. — Возможностей было много. — Я еще не говорила тебе, что сегодня ты был неподражаем?
Джону приятно было слышать похвалу.
— По-моему, я убедительно изложил свои доводы.
— Еще как.
Она нежно коснулась его щеки:
— Спасибо за все, что ты для меня сделал.
— Я сделал это и для себя.
— Гэс гордился бы тобой.
Джону хотелось бы в это верить.
— С ним было непросто.
Лили посмотрела на небо:
— Взгляни на звезды. Он там, наверху. Он знает все. И благословляет тебя.
— Кто? Бог?
— Нет, Гэс.
Ему хотелось рассмеяться, но смех замер у него на устах. Глядя на Лили, Джон подумал, что она, скорее всего, права.