Лили не стала включать телевизор. Не стала узнавать, говорят ли о ней в новостях. Но, спустившись в вестибюль, чтобы идти на работу в клуб, она увидела, что толпа журналистов на улице стала гуще. Лили повернула в гараж, но репортеры караулили ее и у выхода из гаража. Она быстрым шагом направилась к клубу, опустив глаза и не отвечая на град обрушившихся на нее вопросов.
На крыльце клуба стоял Дэн, который, пропустив ее, захлопнул перед журналистами двери. Лили прошла к нему в кабинет и опустилась в кресло.
— Тяжелый день? — приветливо спросил он.
Боясь разрыдаться, Лили кивнула. Он грустно улыбнулся:
— Я хорошо знаю и тебя, и кардинала. Знаю, что между вами ничего нет. Простые дружеские отношения, которые он поддерживает со многими в городе и в стране.
Лили глубоко вздохнула:
— Чем это кончится? Если не будет новых подробностей, скандал утихнет, верно?
— Надеюсь, — не слишком уверенно ответил Дэн.
Лили со страхом подумала, что он о чем-то умалчивает.
— Что делается в клубе? — осторожно спросила она.
— Все столики заказаны.
— Ведь это хорошо?
Ответ был уклончивым. И правда, зал вскоре заполнился посетителями, среди которых преобладали новые лица, гости членов клуба, которые чересчур пристально рассматривали пианистку. Лили попыталась расшевелить публику, и на какое-то время ей это удалось. Заиграв попурри из песен, она растворилась в музыке, однако вскоре фотовспышка вернула ее к печальной действительности. Дэн сделал выговор нарушителю спокойствия, но зал поочередно осветили еще две вспышки, и к концу вечера у Лили уже не получалось делать вид, что все идет нормально.
Ночью Лили спала урывками. Утро было мрачным, но она не захотела подстраиваться под мрачную погоду, не захотела даже выглянуть в окно, чтобы проверить, нет ли внизу машин телевидения.
Услышав стук в дверь, Лили напряглась. Потом посмотрела в дверной глазок и с облегчением открыла дверь.
— Я знала, что ты дома, — сказала ее соседка Элизабет Дейвис. — Как дела?
— Ужасно, — ответила Лили, покосившись на пачку газет в руках у Элизабет. — Это сегодняшние?
— Две бостонские, одна, нью-йоркская. Хочешь взглянуть?
— Лучше сама скажи, что там. Я жду опровержения.
— Его нет. «Пост» пишет, что у тебя БМВ и что ты купила кучу дорогой мебели, когда переехала сюда. «Ситисайд» — что ты регулярно покупаешь вещи в «Викториас сикрет». А нью-йоркские корреспонденты утверждают, что ты живешь не по средствам — зимой провела неделю в роскошном отеле на Арубе.
— Откуда они узнали?
— Любой компьютерщик может за пять минут раздобыть такую информацию.
— Но это мое личное дело! Моя личная жизнь. Никого не касается, где я делаю покупки! Я купила подержанный автомобиль, купила мебель в рассрочку на два года, я покупаю почти всю одежду по каталогам и очень редко в «Викториас сикрет», а на Арубе я отдыхала по горящей путевке. Это нечестно.
Но Элизабет этим не ограничилась. Она подошла к радиоприемнику, стоявшему на столике у плиты. Комнату заполнил высокомерный тенор Джастина Барра, ведущего ток-шоу: «…оскорбление всем католикам! Эта женщина нанесла оскорбление всем людям, независимо от их вероисповедания. Она не погнушалась ничем, чтобы запятнать доброе имя нашего любимого кардинала!»
— Я? П-пятнаю имя? — воскликнула Лили.
«Нет, дорогие друзья, — вещал Джастин Барр, — вопрос заключается в том, как Лили Блейк удалось приблизиться к такому уважаемому человеку, как кардинал Росетти, и очернить его, пусть и косвенно. И эта женщина, да поможет нам Бог, учит наших детей!»
Элизабет выключила радио.
— Просто не верится, — удрученно пробормотала Лили. — Почему? Почему именно я?
— Потому что у них чутье на слабость, — сказала Элизабет. — Волки преследуют раненого оленя. Ты должна сделать заявление, Лили. Позволь я тебе помогу. Сейчас я оденусь, и мы вместе спустимся к репортерам.
Пока Лили молча стояла рядом, Элизабет зачитала ее заявление, в котором отрицалась любовная связь с нью-йоркским губернатором Дином и бостонским кардиналом Росетти.
Благодаря Элизабет Лили смогла беспрепятственно добраться до школы. Она надеялась, что, может быть, скандал начинает стихать. Однако Майкл Эдди так не думал. Он знал, сколько Лили получает в школе, и хотел узнать, откуда у нее взялись деньги на Арубу и БМВ. Ему она сказала то же, что и Элизабет. Когда на нее с любопытством глядели в коридоре, Лили просто проходила мимо. Когда никто из сотрудников не подошел к ней в кафетерии, она стала читать книгу. После занятий она тут же отправилась домой, радуясь, что рабочий день окончен.
Поджидавшие ее репортеры на этот раз вели себя не так грубо, как вчера, и она, воспрянув духом, отважилась посмотреть вечерние новости. Это было ошибкой — скандал обсуждался на всех каналах.
Лили не знала, что делать, и вечером сказала об этом Дэну Карри. Он дал ей телефон адвоката. А еще — передал привет от кардинала. «Он очень огорчен этой историей, Лили. Адвокаты запретили ему с тобой общаться, но он думает о тебе. Он уверен в тебе и знает, что у тебя хватит сил это вынести».
Элизабет появилась в дверях с утренним номером «Пост» в руках, когда Лили слушала диск с мрачной, под стать настроению, пьесой Чайковского. В глаза ей бросился заголовок: НОВЫЕ ПОДРОБНОСТИ О ЖЕНЩИНЕ КАРДИНАЛА.
Блейк родилась в состоятельной семье в маленьком городке Лейк-Генри, штат Нью-Гэмпшир. Ее отец, умерший три года назад, был крупным землевладельцем. Мать и сейчас живет в фамильном особняке и продолжает семейное дело: изготовление сидра.
Бригаде новостей «Пост» удалось узнать, что в детстве Блейк страдала сильным заиканием и не могла общаться со сверстниками. Она обратилась к пению как к средству общения. Специалисты-логопеды утверждают, что это нередкий случай. Бостонский логопед Сьюзен Блок также утверждает, что речевые дефекты нередко являются причиной эмоциональных проблем.
Блейк эти проблемы привели к мятежу. В шестнадцать лет она совершила уголовное преступление, за которое была осуждена условно, а ее двадцатилетний соучастник получил полгода тюрьмы. Испытательный срок Блейк истек незадолго до окончания школы, и вскоре она покинула родной город.
Лили в отчаянии посмотрела на Элизабет:
— Дело было закрыто! Судья обещал, что его никто не увидит!
— Что ты тогда натворила?
— Парень, с которым я встречалась, украл машину. А я хихикала и радовалась приключению с таким крутым парнем, как Донни Киплинг. Мы поехали кататься, и он все твердил: «Не бойся, мы просто немного развлечемся», а в полиции сказал, что это я его подговорила.
Лили замолчала и снова взяла газету.
После этого случая Блейк редко наведывалась в Лейк-Генри. Анонимные источники утверждают, что она отдалилась от матери и сестры Розы. Другая сестра, Поппи, отказалась прокомментировать свой недавний разговор с Блейк.
— Откуда они узнали, что я разговаривала с Поппи? — воскликнула Лили, но тут же вспомнила: — Меня подслушивали. Я слышала щелчок.
— Обычное дело, — сказала Элизабет. — Чтобы раздобыть материал, они идут на все.
— Но это же нечестно.
— То, что я скажу тебе сейчас, тоже нечестно. — В голосе Элизабет послышались виноватые нотки. — Тебе нельзя играть на благотворительном банкете.
Лили ошеломленно смотрела на нее.
— Распоряжение руководителя избирательной кампании. Ты будешь отвлекать внимание от кандидата. Здесь нет ничего личного. Это политика. Мне очень жаль, Лили.
У входа в школу Лили ждал Майкл Эдди. Он крепко пожал ей руку, однако приглашение пройти в его кабинет прозвучало зловеще. В кабинете Майкл не предложил ей сесть.
— Мне звонят родители учеников и попечители, — начал он. — Они интересуются, почему в нашей школе работает женщина с криминальным прошлым. Я отвечаю, что мы об этом не знали. Теперь я задаю тот же вопрос вам.
У Лили гулко билось сердце.
— У меня нет криминального прошлого, — ответила она. — Дело было закрыто. Судья сказал, что мне нечего опасаться.
— По-вашему, родителей это успокоит?
— Я сказала правду, — сердито ответила она. — Я ничего дурного не совершала.
— Тогда откуда условный срок? Я не стану вас увольнять. Вы хорошо работали. Но я прошу вас взять отпуск.
— На какой срок? Пока не утихнет скандал?
— На неопределенное время. Пока не подыщете себе другую работу.
Лили даже не попыталась скрыть возмущение. Майкл Эдди мог говорить что угодно — на самом деле он ее уволил.
Как только Лили вернулась домой, зазвонил телефон. Это был Дэн Карри. Его голос звучал как-то странно.
— Выкладывай все начистоту, — сказала ему Лили.
— Ты знаешь, как мне тяжело. Я верю в вас обоих, но у меня возникли проблемы. Постоянные клиенты не могут заказать столик. Вчера им пришлось пробираться через толпу репортеров.
Лили сжала трубку. Она знала, что сейчас последует.
— У моего клуба всегда был особый стиль. Это спокойное респектабельное заведение. Но из-за грязных сплетен наша репутация поставлена под угрозу. Мы не можем себе этого позволить.
Лили молчала, опустив голову.
— Мне неприятно это говорить, — продолжал Дэн, — но, по-моему, тебе следует взять отпуск.
— Ты меня увольняешь?
Два увольнения в час. Своеобразный рекорд.
— Нет. Просто прошу тебя несколько дней посидеть дома, пока скандал не заглохнет.
— Ты думаешь, он заглохнет?
— Конечно. Как автомобиль. Он не ездит без горючего.
— У этого автомобиля горючего никогда не было, и все же он поехал! Они что-нибудь разнюхают, не одно, так другое!
— А что еще они могут разнюхать?
— Еще вчера я сказала бы, что ничего.
Газеты написали о том, что ее уволили с работы. Оставив в покое кардинала, журналисты, похоже, сосредоточились на Лили, на ней одной. Разозлившись, Лили решила преодолеть свою неприязнь к юристам и позвонила адвокату, которого порекомендовал ей Дэн.
Максвелл Фандер был одним из самых опытных и самых известных адвокатов в штате. Лили не раз видела его по телевизору, и у нее мелькнула мысль, не объясняется ли его предложение приехать к ней уже через час широкой оглаской, которую получило ее дело. Но бедным не приходится выбирать. Все, что она могла себе позволить, — это оплатить консультацию.
При личной встрече Максвелл Фандер показался ей далеко не столь эффектным, как по телевизору: старше, ниже ростом, толще. Но он был участлив и терпелив. Слушая ее рассказ, он то хмурился, то удивленно вскидывал брови, то качал головой. То, что он сочувствует Лили, не вызывало сомнений.
— Как такое могло случиться? — спросила она наконец. — Как можно было напечатать столько лжи? Как это прекратить?
— Для начала нужно обратиться в суд и предъявить иск. Против какой газеты? Где статьи были хуже?
— В «Пост», — ответила Лили.
— Значит, иск против «Пост», — сказал Фандер. — Мы обвиним их в клевете, потребуем провести расследование и заставить «Пост» напечатать опровержение.
— Именно опровержения я и хочу. Оно скоро появится?
— Скоро? — пыл адвоката поутих. — Во всяком случае, не сразу. Понадобится, возможно, несколько лет…
— Несколько лет? А точнее?
— До начала суда пройдет не менее трех лет. Дело в том, что в качестве компенсации за нанесенный ущерб мы должны потребовать внушительную сумму. Скажем, четыре миллиона. Но должен вас предупредить: «Пост» не остановится ни перед чем. Они начнут разглядывать вашу жизнь под микроскопом, искать любой намек на то, что вы аморальная личность. Они постараются доказать, что вся ваша жизнь была основана на лжи.
— А как же мои гражданские права? Никто не имеет права вмешиваться в частную жизнь.
— Потому-то мы и предъявляем иск.
— Мне нужно только опровержение. Мне не нужно денег.
— Но вам придется потребовать компенсацию. На судебные издержки, оплату экспертов и частных детективов уйдет около миллиона долларов.
— У меня нет таких денег.
— Их практически ни у кого нет. Обычно я соглашаюсь вести защиту лишь в том случае, если клиент может уплатить все сполна — мне тоже нужно как-то жить. Но с вами обошлись бессовестно. Поэтому я возьму двести пятьдесят тысяч плюс пятьдесят на расходы, а потом двадцать пять процентов из того, что вы получите, выиграв дело.
— Триста тысяч долларов! У меня нет т-таких денег.
— Обратитесь к родственникам. Я читал, что у вас семейный бизнес.
— Но все деньги вложены в дело. У нас нет наличных.
— Есть земля, ее можно заложить.
— Я не могу об этом просить, — сказала Лили.
С восемнадцати лет Лили не брала у семьи ни цента.
— Я читал, что вы не в ладах с родными, но если они согласятся дать вам денег, чтобы выпутаться из этой истории, советую не отказываться. Хорошие адвокаты стоят дорого.
Лили спокойно встала:
— Мне нужно подумать. Спасибо, что пришли.
— Обдумайте все на досуге. Мое предложение останется в силе еще день-другой.
Когда адвокат вышел, Лили подошла к окну посмотреть, станет ли он общаться с прессой. Внезапно головы стоявших внизу журналистов запрокинулись, и все камеры нацелились вверх. В ужасе отпрянув, Лили заметила в окне на противоположной стороне улицы телеобъектив, следящий за всем, что происходит в ее квартире.
Торопливо опустив жалюзи в гостиной и спальне, Лили осталась одна в темной квартире — без работы, без свободы передвижения и без надежды на скорые перемены. Не зная, чем себя занять, она остаток дня металась по крохотной квартирке, пытаясь заглушить непрерывно звонивший телефон бравурными мелодиями Вагнера. Лили была испугана и очень зла на Терри Салливана, на телевидение и прессу. Она злилась даже на кардинала: сам он выпутался, а ее оставил барахтаться в грязи.
Нужно уезжать из Бостона. Хотя бы это было ясно. Даже если завтра газеты перестанут о ней писать, она еще долго будет привлекать к себе любопытные взгляды. Лили не могла этого выдержать, не могла смириться с тем, что миллионам посторонних людей известны подробности ее личной жизни. И еще оставался вопрос с работой. Кто захочет взять на работу женщину с подмоченной репутацией?
Можно коротко подстричься, перекраситься в блондинку и уехать куда-нибудь подальше. Можно поработать официанткой. Но как ей жить на новом месте, никого не зная? Придется назваться чужим именем и постоянно лгать. Нет, такая жизнь не для нее.
Лили хотелось выкопать нору и спрятаться там. Она устала быть на виду. Но люди не прячутся в норы. Они отправляются в укромные места, вроде ее родного городка Лейк-Генри.
Эта идея прочно засела у нее в голове. Там у нее есть дом. Она получила в наследство от бабушки хижину на берегу озера, отделенную от мира несколькими гектарами леса. Эта хижина больше всего походила на нору, в которой хорошо было бы спрятаться.
Когда стемнело, Лили сложила вещи в машину и выехала из гаража. Из темноты выплыло несколько фигур, нацеливая фотоаппараты, выкрикивая вопросы. Позади она увидела фары движущейся за ней машины — к охоте присоединился фургон спутникового телевидения.
Пытаясь затеряться в потоке машин, Лили прибавила скорость, однако преследователи не отставали. Тогда ей пришлось пересмотреть план бегства. Лили обогнула квартал и через несколько минут подъехала обратно к дому.
В гараж за ней никто не последовал. Лили поставила машину, вылезла, взяла из багажника все, что могла унести, и поднялась на лифте на четвертый этаж. Не заходя к себе, она направилась к Элизабет.
— Мне нужна твоя помощь, — сказала она, объяснив ситуацию. — Я не могу здесь оставаться. Мне нужно незаметно выскользнуть отсюда.
Элизабет решила тайно вывезти Лили в «форде» своего брата, стоявшем в кембриджском гараже. Лили со своими пожитками спряталась под грудами предвыборных вымпелов на заднем сиденье принадлежавшего Элизабет «лексуса» и беспрепятственно доехала до Кембриджа. В гараже брата Элизабет выключила фары.
— Машина битая, но надежная, — сказала она, перекладывая вещи Лили в «форд».
Лили было не до капризов. Сев за руль, она с минуту изучала приборную доску, потом опустила окно, выжала газ и повернула ключ. Мотор завелся.
— Огромное тебе спасибо, — сказала она Элизабет.
— Хочешь, я буду забирать твою почту? — спросила та.
— Да, если не трудно. — Лили протянула ей ключ от почтового ящика.
— Куда мне ее пересылать?
— Просто забирай, и все.
— Куда ты едешь?
Лили замялась. Она ненавидела Салливана еще и за то, что он научил ее не доверять своим знакомым.
— Я дам тебе знать. — Лили включила фары и поехала.
Дорога заняла два часа. Первый час Лили то и дело поглядывала в зеркало заднего вида — нет ли кого-нибудь сзади? Но никто ее не преследовал.
Удрав от репортеров, она одержала маленькую победу. За этими приятными мыслями прошел второй час. Лили пересекла границу Массачусетса и, двигаясь все время на север, углубилась в Нью-Гэмпшир.
Она еще дважды проверяла, нет ли погони, сворачивая с шоссе и проезжая по центру Лейк-Генри. Но вокруг было темно — двери плотно закрыты на ночь, окна не светятся, ни одной машины. Тогда она свернула с главной улицы на дорогу, идущую вдоль озера. Трясясь на знакомых ухабах, она ощутила покой, который всегда нисходил на нее здесь.
Вскоре Лили свернула опять — на изрытую колеями аллею, в конце которой заглушила мотор и выключила фары. Поначалу озеро казалось черным как смоль. Но постепенно глаза привыкли к темноте. Слева от Лили стоял маленький деревянный дом. Справа на фоне ночного неба темнели деревья.
Тихо выскользнув из машины, Лили глубоко вдохнула свежий воздух. Пахло сосной, сухими листьями, дровами, горевшими в соседской печке. Обычные для осени запахи напомнили Лили о детстве. Она пересекла лужайку, отделявшую дом от озера, и по лесенке из шпал спустилась к берегу.
Вода мягко плескалась о берег. Небо было затянуто облаками, но вскоре в просветах появились звезды и луна. А потом — потом она услыхала мелодичное тремоло гагар.
Родные места приветствовали ее. Лили вдруг остро ощутила красоту этого дома, озера, маленького городка и поняла, что поступила правильно, вырвавшись сюда из окружавшего ее ада.
Джон Киплинг неподвижно сидел в своем каноэ как раз напротив Тиссен-Коув. Назовите это инстинктом, интуицией. Если он не ошибся и жизнь Лили в Бостоне на самом деле превратилась в ад, то где еще она могла спрятаться?
Заметив в окнах свет, Джон окончательно убедился в своей правоте. «Та-а-к», — удовлетворенно прошептал он.
Джон прочитал статью в «Пост», поговорил с Поппи, искренне переживавшей за сестру, и с жителями городка, чьи мнения об этой истории разделились. Он на собственном опыте убедился, что Терри Салливан способен на любую ложь, и хотел знать правду. Джон Киплинг был настоящим журналистом. И теперь, когда Лили Блейк вернулась в родные края, он решил докопаться до истины.
Улыбнувшись, Джон взмахнул веслом и поплыл домой.