В среду с утра Джон снова приехал на озеро. Предрассветный туман уже рассеялся, жизнь озера замерла, стояла полная тишина. Джон пытался проникнуться этой тишиной, но никак не мог отделаться от мыслей о Лили, от ощущения нежности ее щеки под его рукой.
С озера Джон отправился в город за газетами. Когда он вернулся домой, раздался звонок.
— Сегодня ничего, — ответил он на неизбежный вопрос. — Ни в одной газете.
— Но ведь это хорошо? — спросила Лили с надеждой.
Джон ответил, что, судя по всему, хорошо, что скандал сходит на нет и что, действительно, если «Пост» опубликует опровержение, то сделает это по возможности незаметно. Но он знал, что газеты редко признают свои ошибки.
Джон испытывал смешанные чувства. Лили хотела, чтобы опровержение было напечатано, и ради нее он хотел того же, но для него самого было бы лучше, если бы вся эта история просто затихла. Чем дольше она протянется, тем больше материала сумеют раскопать репортеры со стороны. Джону хотелось все выяснить самому.
До того как газета будет отпечатана, оставалось шесть свободных часов. Джон заехал в магазин Чарли, купил продуктов и отправился навестить отца. На подъезде к Риджу Джон, как всегда, ощутил подавленность. Даже сейчас, когда деревья были покрыты листвой, это место выглядело мрачно.
Стол перед диваном стоял криво, абажур висел косо. На диване были разбросаны страницы утренней газеты. Тарелка с остатками яичницы и куском тоста — остатки завтрака — стояла на полу.
— Отец! — позвал Джон и, подобрав тарелку, двинулся на кухню.
Гэс оказался там. Согнувшись над столом, он узловатыми пальцами крепко сжимал вилку.
— Что ты делаешь? — мягко спросил Джон.
Гэс даже не взглянул на него.
— Да вот, выпрямляю.
Джон поставил тарелку в раковину, как ни странно, чистую.
— Ты обедал?
— Я не голоден.
Джон заподозрил, что у отца просто нет сил приготовить себе еду, и у него сжалось сердце. Он положил молоко, сливки, яйца и разрезанную на четыре части жареную курицу в холодильник. Потом отрезал хлеба, открыл банку тунца и смешал ее содержимое с майонезом. Сделав три сандвича, он сунул один в холодильник, а остальные два положил на тарелку. Налив два стакана молока, Джон сел за стол.
— Я только что отправил газету в типографию, — сказал он, чтобы вовлечь отца в разговор. — Мне кажется, номер будет удачным. — Джон откусил сандвич, как бы приглашая Гэса последовать его примеру. — На первой странице статья о новых семьях в нашем городе.
— Они нам не нужны.
— Мы им нужны. Все дело в этом.
— Что-что? — фыркнул Гэс.
Джон понял, что эту тему не стоит продолжать.
— Ты следишь за историей Лили Блейк и кардинала?
— Думаешь, мне это интересно?
Джон с минуту выдерживал надменный взгляд отца. Тот не клюнул на наживку, но Джон все равно решил поговорить с отцом на очень важную для себя тему.
— Она не виновата в том случае с Донни. Ты ведь знаешь это, правда?
Гэс потупился. Только по этому можно было догадаться, что да — знает и сожалеет об этом.
— Я часто думаю, может, если бы я не уехал, все сложилось бы по-другому, — произнес Джон. — Я мог бы уберечь Донни от всего того, что он потом натворил. Ведь до моего отъезда с ним не случалось никаких неприятностей.
— Но ты смотал. И у меня остался один сын.
— Почему?
— Один был нужен ей.
«Она», то есть мать Джона, удачно вышла замуж второй раз и теперь жила в Калифорнии.
— Но почему ей достался я?
— Спроси у нее.
— Я спрашивал. Тысячу раз. — В давние времена его отношения с матерью были совсем не простыми. Джон всегда подозревал, что она предпочла бы взять младшего и Гэс не отдал его именно потому, что знал об этом. — Она каждый раз советовала спросить у тебя. Вот я и спрашиваю.
— Она хотела развестись. Я сказал, ладно, давай. Только оставь мне хорошего сына, и она оставила.
Хорошего. Джона это больно задело, и он позволил себе ответный выпад:
— Выходит, ты оказался не слишком проницательным. — Похоже, разговор зашел в тупик. Он сменил тему: — Ты ведь был знаком с Джорджем Блейком?
— Не был. Я только однажды на него работал.
Джон знал, что это не так: Гэс клал стены и большого дома, и домика Селии, и делал это более старательно, чем обычно.
— Что ты о нем думаешь?
— О Джордже? Я совсем его не знал. Я имел дело только с Мейдой. Ханжа. Холодная, как глина со дна озера. Что-то с ней было не так с самого ее появления в городе. Слишком высокомерна. Немудрено, что у ее дочки неприятности. — Гэс, прищурившись, взглянул на Джона: — Она вернется.
— Лили? Ты думаешь?
Гэс передразнил его:
— «Ты думаешь?» А как ты думаешь, умник? Она вернется?
Джону захотелось рассказать о возвращении Лили. Но он не доверял отцу. Гэс мог ни с того ни с сего выложить новость первому встречному. Три года Джон регулярно навещал отца, но все не мог понять, чем живет этот человек. Он не понимал, как можно настолько равнодушно относиться к судьбе сына — Гэс ни разу не позвонил и не написал ему, ни на день рождения, ни на Рождество.
Джон не понимал, как человек может быть таким раздражительным и таким бесчувственным, каким казался Гэс. Возможно, это каким-то образом связано с тем, что Гэс незаконнорожденный, о чем Джону стало известно в двенадцать лет. Однажды во время ссоры Джон назвал отца ублюдком. Гэс мгновенно замолчал и потихоньку вышел из дому. Тогда-то мать и рассказала об этом Джону.
Рождение вне закона, распавшийся брак, жизнь, прошедшая в работе с камнем, — все это не могло не сказаться на характере Гэса. Но Джону казалось, что в глубине души у отца должна была сохраниться нежность, что, если они будут чаще видеться, эта нежность так или иначе проявится. Поэтому, узнав, что у Гэса плохо с сердцем, Джон вернулся в Лейк-Генри. Он воображал, что они станут говорить о Донни, о матери, о публикациях, которыми Джон очень гордился. Он воображал, что найдет отца, но нашел человека жесткого и неподатливого, как те каменные стены, которые тот возводил.
Джон вернулся в редакцию и только принялся за работу, как зазвонил телефон. Это был Ричард Джейкоби из Нью-Йорка. Его заинтересовала идея книги. Задав несколько вопросов, издатель увлекся еще больше. Он предлагал Джону кучу денег и хотел немедленно заключить договор. Не надо никакого агента, говорил он. Издать книгу нужно быстро и неожиданно. «Я выпущу книгу через полгода. Сумею сделать все в лучшем виде. Ты же знаешь репутацию нашего издательства».
Джон знал, что издательство у Джейкоби маленькое, но амбициозное. Чем больше выпущенных им книг попадало в списки бестселлеров, тем большую популярность оно приобретало, и, судя по авансу, который предлагал Джейкоби, книгу Джона мог ждать успех.
Положив трубку, он перевел дух. Ричард хотел как можно скорее получить план книги и вступительные главы. Это означало, что надо побыстрее собраться с мыслями.
Лили ехала вдоль берега озера, но вскоре свернула на дорогу, ведущую к дому, где жила Роза с мужем, Артом Уинслоу, и тремя дочерьми.
Лили специально выбрала время для визита: она хотела приехать, когда дети уже будут в постелях. Она ехала к Розе без особого желания, просто ей не хотелось, чтобы сестра узнала о ее приезде от кого-нибудь еще.
Лили тихонько постучала. Минуту спустя тяжелая дубовая дверь отворилась. За дверью стоял муж Розы.
Арт Уинслоу был гораздо мягче Розы, что могло бы сильно осложнить их семейную жизнь, если бы он не был родом из очень состоятельной семьи. Это давало ему некоторые права — Арту было дозволено в свое удовольствие играть в доме второстепенную роль. Именно поэтому, полагала Лили, их брак не распался.
Арт был явно удивлен, увидев Лили. Значит, ни Ханна, ни Мейда не говорили Розе о ее возвращении.
— Заходи. Роза с девочками.
— Я думала, они спят. М-м-может, я зайду в другой раз. Я ведь сейчас скрываюсь. Мне бы не хотелось просить их поменьше болтать.
— Они обожают хранить тайны, — настаивал Арт.
Неожиданно в прихожей зажегся свет. Роза сразу же увидела Лили. Обе замерли. Одинаковые темные волосы, та же бледная кожа, похожие фигуры — когда Лили смотрела на Розу, ей казалось, что она видит свое отражение.
— Ну, привет, — сказала Роза, подойдя и встав рядом с мужем. — Возвращение блудной дочери. Когда ты приехала?
— В субботу.
— А появляешься только сейчас? Сегодня среда.
— Я скрываюсь.
— Мама знает? А Поппи?
— Да.
Роза вздохнула и с обидой произнесла:
— И то хорошо.
Из-за двери высунулись три личика.
— Идите поздоровайтесь с тетей Лили, — сказала Роза.
Девочки подбежали к гостье: впереди шестилетняя Рут, следом семилетняя Эмма. Это были прелестные девчушки с темными вьющимися волосами, в светлых ночных рубашках в цветочек. Ханна, в такой же мешковатой футболке, что и в прошлый раз, у Мейды, по сравнению с ними казалась толстой простушкой. Лили протянула ей руку:
— Рада видеть тебя, Ханна. Какая милая футболка. — На футболке была нарисована кошка. — А своей кошки у тебя нет?
— Какая еще кошка, — сказала Роза. — У меня и с ней самой хлопот хватает.
— С кошками хлопот никаких, они вылизываются, — возразила Ханна.
— Кошки линяют. Хочешь ходить в кошачьей шерсти?
Лили пожалела, что коснулась этой темы.
Отец увел младших, а Ханна осталась стоять рядом с Лили.
— Ты сделала уроки? — спросила Роза у Ханны и, когда та кивнула, скомандовала: — Тогда иди к себе и почитай.
Лили обняла Ханну:
— Мы еще увидимся.
Она с состраданием смотрела вслед девочке, нехотя поднимавшейся по лестнице. Роза прислонилась к стене.
— Мне следовало догадаться, что ты вернулась. Мама была в скверном настроении. Она в скверном настроении с тех пор, как началась эта история. Она убеждена, что все только и делают, что за нами подсматривают и сплетничают о нашей семье. Это ее нервирует. А когда мама нервничает, она отыгрывается на мне. А на ком же еще? Я единственная всегда рядом, всегда забочусь о ней.
— Она вполне самостоятельна.
— Но не настолько, насколько ей кажется. Она ведет дело, и это замечательно, но при этом не становится моложе. Ей нужно отдыхать. Путешествовать. — Раздался телефонный звонок. — Радоваться внучкам.
— Разве Ханна не была у нее вчера?
— Ханна не тот ребенок, который приносит радость.
— Почему?
— Она упрямая.
Снова зазвонил телефон.
— Своевольная. Толстая.
— Она не толстая.
— Но толстеет.
Телефон все звонил.
— Возьмешь трубку, Арт? — крикнула Роза и, обращаясь к Лили, продолжила: — Зачем ты приехала? Мама просто рехнется. — Она обернулась и увидела, что ее муж сбегает по лестнице.
— Звонила Мейда, — сообщил он. — Двое рабочих из Квебека работали вечером на лугу, и у них перевернулся трактор. Мейда вызвала «скорую». Мне лучше поехать к ней.
— Я с тобой.
— Давайте я побуду с девочками, — предложила Лили.
— Они уже легли, — сказал Арт. — Они даже не узнают, что мы уехали.
— Все будет в порядке, — успокоила Лили и тихонько закрыла за родственниками дверь.
Несчастный случай оказался не слишком серьезным. Ни один из работников сильно не пострадал, хотя у обоих были переломы, что исключало их дальнейшее участие в уборке урожая. Поэтому Лили на следующее утро встала на рассвете, надела джинсы, теплый свитер, куртку и поехала к матери. За домом Мейды она свернула направо, к винокурне — невысокому каменному зданию, увитому плющом.
Лили вошла внутрь и вдохнула сладкий аромат яблок. Она часто приходила сюда в детстве, ей интересно было смотреть, как работает пресс, выжимающий из яблок сок.
Перед Лили, как живой, возник отец — вот он, в длинном фартуке и высоких резиновых сапогах, перекладывает яблоки из чана для мойки в подъемное устройство, которое переносит их к машине для резки.
— О боже, — раздался голос сзади.
Лили обернулась и увидела удивленную Орэли Мур. Семидесятилетняя Орэли была у Мейды за старшую.
Лили нравилась Орэли, у которой всегда — как и сейчас — была в запасе добрая улыбка. Но тут Лили увидела позади нее молодого человека. Орэли можно было не опасаться, она была человеком надежным и сдержанным. Но сопровождавший ее молодой работник…
После минутной паники Лили успокоилась. Она в Лейк-Генри. Здесь она родилась и выросла. Ей надоело прятаться.
Орэли жестом отослала молодого человека.
— Это Баб. Он из Риджа.
Баб так старался не смотреть на Лили, что она поняла: ему известно, кто она. Лили вышла наружу и стала ждать Мейду. Это было самое прохладное утро за все время ее пребывания здесь. На траве лежал легкий слой инея.
На повороте появилась Мейда. Увидев Лили, она остановилась в изумлении.
— Тебе не хватает рабочих рук, — сказала Лили. — Я могу помочь.
Мейда ничего не ответила, и Лили испугалась, что мать откажется от ее помощи. И пока Мейда не вошла внутрь здания, оставив дверь открытой, было неясно, какое решение она приняла.
Машины уже прогрелись — вращался барабан мойки, двигалась лента конвейера, пыхтел пресс.
Лили сменила куртку на клеенчатую робу с капюшоном, натянула сапоги и длинные резиновые перчатки и, поднявшись на платформу, встала рядом с Бабом. Он взял квадратную решетку и положил ее между собой и Лили. Решетка была покрыта нейлоновой тканью, края которой свисали вниз. Когда первые яблоки, пройдя через мялку, оказались в большой воронке наверху, Баб нажал рычаг, и яблочная масса вывалилась на ткань. Лили закинула левый край ткани на мякоть, подождала, пока Баб загнет свой левый край, затем загнула правый край, а Баб сделал то же самое. Пока он разравнивал завернутую массу, она взяла следующую решетку и положила ее сверху на сверток. Баб накрыл ее другим куском ткани, затем снова нажал рычаг. Сверху плюхнулась новая порция мякоти.
Стопка решеток с завернутыми в ткань яблоками росла. Когда набралось одиннадцать штук, они положили сверху дополнительную решетку, затем столкнули всю стопку по полозьям под большой пресс. Баб скрепил решетки, Мейда передвинула рычаг. Из свертков брызнул сок и потек в стоявший внизу чан.
Лили потеряла счет сверткам. К тому времени, когда Мейда объявила перерыв, Лили так вымоталась, что даже не ощущала усталости. Она обмыла свою клеенчатую робу и направилась в дом.
В кухне, на широком деревянном столе, лежал утренний выпуск газеты. Лили просмотрела его. Ничего нового.
Она подошла к телефону и позвонила Касси.
— Мы дали им неделю, — сказала Касси прежде, чем Лили успела задать вопрос. — Теперь мы подадим иск.
Джон вернулся с ленча в редакцию, и там его застал звонок Арманда. В его скрипучем голосе слышалось возбуждение:
— Лили Блейк вернулась в город. Ты должен пойти к ней и взять эксклюзивное интервью.
Джон не знал, как просочилась эта информация.
— Газета уже в типографии.
— Сделаем специальный выпуск. Я его оплачу.
— Что мы дадим в этом выпуске? Старье, перепечатанное из других газет? Что нового в этой истории?
— Она вернулась! — вопил Арманд. — Это и есть новое. Всем захочется знать почему, надолго ли она приехала, где живет.
— Все будут знать об этом еще до конца дня.
— Если ты не возьмешь у нее интервью, это сделает кто-нибудь еще. Давай же, Джон. В чем проблема? Это наша девушка. Наша история.
— Вот именно. Она наша девушка, а мы защищаем своих.
Джон повесил трубку, ощущая некую раздвоенность. С одной стороны, ему хотелось выполнить требование Арманда, статья для «Озерных новостей» действительно могла бы получиться первоклассной. С другой стороны, ему нравилась Лили, он восхищался ею. И чем больше он восхищался, тем неудобнее ему было использовать ее историю для своей книги.
Он ощутил прилив воинственного настроения и решил заняться Терри Салливаном. Он вошел в базу данных и воспользовался теперешним адресом Терри, чтобы найти номера его страховки, двух банковских счетов и четырех кредитных карточек, а кроме того, десять мест проживания в четырех штатах за двадцать три года.
Джон принялся изучать адреса. Три самых последних были неподалеку от Бостона — всего четыре переезда за двенадцать лет. Это ничего не значило. То, что он сменил семь адресов за предшествующие годы, было более странным.
Джон попытался найти причину столь частых переездов. И понял, что Терри не умеет ладить с хозяевами и соседями. Психически больной человек? Шизофреник? Возможно.
— «Озерные новости». Киплинг у телефона.
— Кип! — Это была Поппи. — Тебе звонит Терри Салливан. Соединить вас?
На секунду Джон ощутил себя виноватым, словно Терри звонил, догадавшись, что он делал и о чем думал.
— Я поговорю с ним, — ответил он. Несколько секунд спустя Джон сказал более холодным тоном: — В чем дело, Терри?
— Я слышал, она вернулась.
— Я об этом не слышал.
— Ты можешь подтвердить это, да или нет?
— Не могу, — ответил Джон. — Почему ты спрашиваешь? История закончилась. Твои сведения неверны.
— Нет. Я готов отстаивать свою правоту. Скажи, ты знал, что Лили была замужем?
Джон молчал секундой дольше, чем следовало.
— А-а, не знал, — злорадно протянул Терри. — Это был очень непродолжительный брак, летом, после первого курса колледжа. Парень учился на последнем курсе. Это было в Мехико. Через месяц они расстались, и она аннулировала брак. У меня есть доказательства, Джон.
— И что ты собираешься с ними делать? — с раздражением спросил Джон. — Ведь непродолжительный брак десятилетней давности теперь ни для кого не имеет значения.
— Что ж, поживем — увидим, — ответил Терри и повесил трубку.
Всю ночь Джона не оставляли мысли о Лили. К рассвету он понял, что ему непременно надо увидеться с ней. Зная, что она может рано уйти из дому, если снова будет работать у Мейды, он наскоро оделся и поехал в Тиссен-Коув.
Он прошел по сосновой хвое к крыльцу и постучал.
Лили открыла. Вид у нее был испуганный, волосы взлохмачены — нетрудно было догадаться, что он ее разбудил. Она была в ночной рубашке.
— Что-нибудь случилось? — спросила она.
— Нет-нет. То есть не знаю. Я не смотрел газеты. Можно зайти на минутку?
Она скрылась и появилась в накинутой на рубашку шали. Впустив Джона, Лили закрыла дверь, пошла на кухню и налила воды в старый кофейник.
— Прости, я не хотел тебя будить. Я подумал, что ты опять с утра уйдешь работать.
Лили засыпала в кофейник кофе.
— Орэли идет к зубному, значит, раньше девяти мы не начнем. — Она поставила кофейник на плиту, включила газ. — Что случилось?
— Звонил Терри Салливан. Сказал, что ты была замужем. Это совсем не мое дело… — начал он.
— Это правда. — Лили опустилась на ближайший стул. — После первого курса я изучала в Мехико историю искусств. Брэд был на последнем курсе. Я решила, что влюбилась. В первый год учебы мне было так одиноко, что замужество казалось превосходным выходом. Нам было весело эти полтора месяца. Но, когда мы вернулись в Штаты, веселье кончилось. Он сказал, что любит другую.
— Поэтому ты аннулировала брак.
— Я заплатила юристу, но оказалось, в этом не было нужды. Церемония была незаконной. Брэд знал это с самого начала.
— Кто-нибудь еще в городе об этом знает?
Лили покачала головой:
— Мы поженились за два дня до конца семестра. Он сказал, что пока лучше держать наш брак в тайне. Меня это вполне устраивало.
Она замолчала в ожидании. Догадаться, какой вопрос она не решается задать, было нетрудно.
— Я никому не расскажу, — пообещал он.
— А Терри? Он расскажет?
— После извинений ему придется выждать какое-то время.
— А потом?
— Все зависит от ситуации. Если мы сумеем доказать, что он все подтасовал, никто не станет его слушать.
Лили уменьшила пламя: кофе закипал, его аромат наполнял кухню.
Лили не верила Джону. Он нравился ей, но она не хотела рисковать. Она раздумывала, не позвонить ли Касси, но понимала, что Касси еще ничего не успела сделать. Кроме того, ее ждала работа.
Она поехала на фабрику и под ритм работающих машин позволила себе забыть о тревогах. Работа, хотя и была механической, требовала внимания, и оставшиеся утренние часы пролетели незаметно. Когда настало время ленча, Лили отправилась в город. Теперь она не старалась остаться неузнанной. В городе знали, что она вернулась. И действительно, люди оглядывались на нее. Лили улыбалась им и махала рукой.
Не успела она затормозить у редакции «Озерных новостей», как ей навстречу вышел Джон. Не глядя по сторонам, он искал в кармане ключи. Подняв глаза и увидев ее, он встревожился.
— Мне нужна помощь, — сказала Лили, когда он подошел ближе. — Мы можем поговорить?
Он обошел машину, сел рядом и повернулся к ней:
— Я весь твой.
Если бы она не чувствовала себя такой загнанной, то улыбнулась бы.
— Я хочу бороться. Как мне это сделать?
— С Терри? Любыми средствами?
— Что ж, Касси борется с ним законным образом, а я устала сидеть и ждать. Что я могу сделать?
— Смотря чего ты хочешь. Ты говоришь о мести?
— Давай назовем это справедливостью.
— Как ни называй, справедливостью или местью, существуют законные и незаконные способы добиться ее. Хочешь скорого возмездия? Я дам тебе список сомнительных статей, написанных Терри. Соберешь пресс-конференцию и расскажешь о них. Готово! В обществе замешательство.
— Это то, что ты собирался сделать?
Джон покачал головой:
— Я думаю, подтасовки в статьях — это только верхушка айсберга. Чем больше мы раскопаем, тем сильнее будет наша позиция. Но на это потребуется время. Ты должна решить, когда произойдет возмездие.
— Не то чтобы немедленно, но и не в слишком отдаленном будущем. Мне все-таки хотелось бы знать, почему он меня преследовал.
— А мне — почему он преследовал кардинала.
Что ж, выходит, Лили заключает сделку с дьяволом? Если так, то дьявол был хорош собой — твердый подбородок, подстриженные усы и бородка, падающие на лоб волосы. Глаза теплого шоколадного оттенка. Они располагали к себе.
— Цена все та же?
— Да.
Многовато за теплые глаза.
— То есть моя история.
Он кивнул:
— Да, с исключительным правом.
— Для газеты?
— Нет. Я хочу написать книгу о средствах массовой информации, нарушающих право человека на частную жизнь. То, что произошло с тобой, — яркий пример.
— Если я соглашусь сотрудничать с тобой, то потребую честности. И права вето, — добавила она.
— Ты не хочешь, чтобы стало известно о браке?
— Да.
— Еще что-нибудь?
— Не знаю, — сказала она. — Ты очень хочешь написать этот свой бестселлер?
По его взгляду она поняла, что об этом можно было и не спрашивать.
— Ты не должна никому ничего рассказывать.
— И не собираюсь. Я не очень разговорчива.
— Ты правильно сделала, что решила работать со мной.
Лили вновь воспрянула духом. Вернувшись на фабрику и облачившись в свои клеенчатые одежки, она ловко управлялась с решетками и тканью. Сердце билось в такт работе пресса, уверенно и ритмично — теперь у Лили была цель.
Когда две сотни галлонов свежего сидра были разлиты по бутылкам и отправлены на склад, Лили пошла домой. Там она обнаружила Мейду, утомленную и бледную, в кресле-качалке на крыльце.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
— Устала. Из-за аварии.
— Как рабочие?
— Хорошо. А трактор испорчен. Нужен новый.
Лили прислонилась к столбику крыльца.
— Как урожай в этом году?
— Хорош. Но затраты растут быстрее, чем доходы. Я иногда беспокоюсь, вдруг никто из вас, девочек, не захочет заниматься этим делом. Временами я думаю: зачем я работаю не покладая рук? Я умру, и вы продадите фабрику. Мне нужно было родить сына.
— Что же ты этого не сделала?
— Я собиралась, да не вышло. — Голос Мейды звучал шутливо.
— Могла бы попытаться еще раз.
Мейда улыбнулась, покачала головой:
— У меня были осложнения, когда я носила Розу. Мне рекомендовали кончить на этом. И вот у меня одни дочери.
Сказанное матерью вызвало у Лили сердечный отклик. Не в самих словах, но в том, как Мейда их произносила, слышалась умиротворенность. Это было неожиданно и приятно.
За углом раздался шум, шаги по гравию, смех. Появились младшие дочери Розы. Они резво бежали. Роза и Ханна следовали за ними более степенно.
Роза поднялась на крыльцо и поставила на перила большую кастрюлю. Затем обратилась к Мейде:
— Я потушила курицу. Тебе хватит на несколько дней. Как ты себя чувствуешь?
— Все хорошо.
— Ты болела? — спросила Лили.
— У нее болела голова, — ответила Роза. — Из-за давления.
— Нет, — возразила Мейда, — из-за глаз. Мне нужны новые очки.
— В Конкорде есть хороший оптик, — произнесла Роза. — Мы думали, Ханне нужны очки. Учитель сказал, что она щурится. Слава богу, тревога оказалась ложной.
— Я не против очков, — сказала Ханна, тихо сидевшая на ступеньках, пока ее сестры бегали по траве.
— В очках ты бы выглядела ужасно, — заметила Роза.
— Ходят же в очках кинозвезды. И классно выглядят.
— Ты не будешь ходить в очках, — сказала дочери Роза и пожаловалась матери: — Она вечно спорит со мной.
Лили подумала, что, может быть, все как раз наоборот.
— И правда, — обратилась она к Ханне, — тебе, наверное, пошли бы очки в тонкой оправе.
Роза махнула рукой:
— С глазами у нее все в порядке. Ей всего десять лет.
— Почти одиннадцать, — возразила Ханна. — У меня через неделю день рождения.
Лили улыбнулась:
— Ты собираешься его праздновать?
— Новые хлопоты. Она хочет позвать гостей. Я даже не представляю, кого можно позвать, — сказала Роза.
— Я представляю, — отозвалась Ханна.
— Кого? Мелиссу и Хезер? — Роза повернулась к Мейде: — Не вижу смысла устраивать прием ради двух девочек.
— А я вижу, — возразила Лили. У нее сердце разрывалось из-за Ханны.
— Прекрасно. Ты и устраивай.
— Я буду рада заняться этим. — Лили протянула Ханне руку: — Проводи меня до машины и расскажи, как ты хочешь отпраздновать свой день рождения.
Этой ночью Лили сидела под сосной на берегу озера и думала о том, как изменилась ее жизнь. Возможно, из-за работы на фабрике. Или из-за подготовки ко дню рождения Ханны. Или из-за того, что она наняла Касси. Или из-за договора с Джоном. Возможно, просто прошло какое-то время. Но она уже не чувствовала себя такой потерянной, как прежде.
Ночь была прекрасна. Полная луна висела над центром города. Вода мягко накатывалась на берег. В воздухе пахло дымком.
Лили ждала, напряженно прислушиваясь, но так и не услышала гагар. Тогда она начала напевать кельтскую песню, в которой было то же очарование, что и в ночном озере. Она обхватила руками колени и тихонько покачивалась в такт песне. Она была привязана к этим местам. Здесь ей было спокойно.