- Ты, наверное, родился в рубашке, - произнес Карелла. - Пепе просто чувствовал себя великодушным. У него было оружие и тебе чертовски повезло, что он вас всех не перестрелял.
- Он еще неопытный щенок, - Паркер посмотрел на Кареллу.
- Я бы на его месте прихлопнул сначала всех полицейских, а затем подстрелил нескольких прохожих. Но Мирандо еще зеленый. Он вычислил, что его дело - швах и что у него нет никаких шансов.
- А может, вы ему просто понравились, - пошутил Карелла. - Может, он вычислил, что вы слишком благородны, чтобы застрелить его.
- Все может быть, - согласился Паркер и выдернул рапорт из машинки. Он не любил Кареллу. Он все еще помнил, как однажды, в марте, они подрались. Их поединок закончился внезапно, когда Фрэнк Эрнандес напомнил им о присутствии лейтенанта. Но Паркер не привык останавливаться на полпути. Вполне возможно, что Карелла забыл об этом инциденте - хотя навряд ли. Но Паркер был не тем человеком, который мог забывать и никогда не забудет, пока не поставит все точки над i. Мысленно возвращаясь к тому мартовскому дню, он подумал, как странно, что они опять (в том же составе) собрались в этой комнате, и почему тогда Карелла обиделся на случайное замечание, сделанное Паркером Эрнандесу. Черт побери, отчего люди такие ранимые? Он бросил рапорт на стол и направился к бачку с охлажденной водой.
Фрэнк Эрнандес, третье действующее лицо истории, которая произошла в один из мартовских дней, стоял сейчас у открытого ящика картотеки. Только тогда была весна, а сегодня - жаркий июльский день. На нем были надеты темно-синие брюки и светлая рубашка с короткими рукавами. К груди была пристегнута кобура, из которой торчал "кольт" 38-го калибра. Это был широкоплечий, загорелый мужчина с прямыми темными волосами и карими глазами, в которых отражалась возможность быть оскорбленным, и как результат - он всегда был к этому готов. А как нелегко приходилось работать пуэрториканскому полицейскому в районе, где проживало очень много людей его национальности! Но это вдвойне нелегко, если ты родился и вырос на улицах своего участка. И какие бы конфликты ни происходили между Эрнандесом и его земляками - он и полиция всегда составляли одно целое. Наверное, его нельзя было назвать счастливым человеком.
- Что ты думаешь об истории с твоим приятелем? - спросил Паркер, стоя у бачка.
- Каким приятелем? - поинтересовался Эрнандес.
- Я говорю о Мирандо.
- Он мне не приятель, - ответил Эрнандес.
- А здорово мы охладили вчера его пыл, - Эрнандес наполнил бумажный стаканчик, Паркер отпил из него, затем вытер рукой губы. - Нас пятеро вошло в ту квартиру, а этот сукин сын вытаскивает из рукава свою пушку и целится в нас. Вшивый подонок. Он оставил всех нас в дураках. Читал сегодня? "Мирандо обводит полицейских". Об этом мерзавце пишут все газеты.
- И все же он мне не приятель, - твердо повторил Эрнандес.
- Ну-ну, - Паркер хотел развить свою мысль дальше, но неожиданно перевел разговор на другую тему.
- Что за женщина приходила к тебе? - спросил он.
- Ее зовут миссис Гомес.
- Что ей нужно?
- У ее сына какие-то неприятности. Она хочет, чтобы я с ним поговорил.
- Какого дьявола? Ты что, священник?
Эрнандес пожал плечами.
- И ты что, собираешься пойти? - спросил Паркер.
- Пойду, как только закончу со своими делами.
- Наверное, ты все же священник.
- Наверное, - ответил Эрнандес.
Паркер подошел к вешалке и снял с крючка темно-голубую панаму.
- Я собираюсь отлучиться. А ты, если что-то услышишь, скажешь.
- Ты о чем? - спросил Карелла.
- Все о том же. Об этом подонке Мирандо. Не мог же он раствориться в воздухе? Наверняка, нет. Если бы ты был на его месте, куда бы ты убежал?
- В Россию, - ответил Карелла.
- Знаешь, я все же думаю, что он вернулся. И находится где-то здесь поблизости. После того, как мы его не схватили, навряд ли он будет искать пристанище в Риверхеде. Куда ему остается бежать? Домой. Домой, в 87-й участок. И если он где-то неподалеку, держу пари, здесь каждому известно о нем. Так что, Энди Паркер будет действовать по обстоятельствам. - Подойдя к столу, он открыл верхний ящик, достал оттуда запасную кобуру с револьвером и пристегнул ее у правого кармана.
- Не слишком гни спину, - произнес он уже в проходе. - Думаю, ты и не нуждаешься в этом совете.
Его шаги отозвались эхом в длинном коридоре. Эрнандес смотрел вслед спускающемуся вниз по железным ступенькам Паркеру. Отведя взгляд, он заметил, что Карелла наблюдает тоже, но за кем-то другим. Их взгляды встретились. Никто не сказал ни слова. Молча они принялись за работу.
* * *
Ацусена Гомес принадлежала к тем счастливым людям, которые, родившись красивыми, оставались такими всегда, какие бы злые шутки ни выкидывала с ними жизнь. В переводе с испанского ее имя означает "Белая лилия", и оно очень подходит ей, так как кожа этой женщины была белой и гладкой, а лицо, тело как будто вобрали в себя всю изысканную красоту и королевские привилегии этого цветка. Самым примечательным в ней были раскосые карие глаза, придававшие экзотический облик другим божественным чертам ее овального лица. У нее был аккуратный и прямой нос, а у рта пролегла складочка печали - свидетельство каких-то неприятностей в ее жизни. Не прибегая к диете, ей удалось сохранить хорошую фигуру, что служило предметом восхищения многих мужчин в ее родном Пуэрто-Рико. Ей исполнилось сорок два года, и она хорошо знала, каково быть женщиной; она познала счастье и печаль материнства. Ее нельзя было назвать высокой, и, может быть, это был единственный недостаток в ее прекрасном облике. Но сейчас, когда она стояла у кровати своего сына и смотрела на него, она казалась высокой.
- Альфредо?
Она не дождалась ответа. Он лежал, вытянувшись на кровати и уткнувшись лицом в подушку.
- Альфредо?
Он даже не повернул головы.
- Мама, - пробормотал он. - Пожалуйста, не надо.
- Ты должен выслушать меня. То, что я сейчас тебе скажу, очень важно.
- Мне безразлично, что ты скажешь. Я сам знаю, что мне делать, мама.
- Ты должен пойти в церковь, ты это хотел сказать?
- Si.
- Они хотят расправиться с тобой.
Он неожиданно поднялся с кровати. Это был шестнадцатилетний юноша, унаследовавший от своей матери светлую кожу и большие карие глаза. Его щеки уже прорезал редкий пушок. Скорбная складка, такая же, как у матери, пролегла около его рта.
- Я хожу в церковь каждое воскресенье, - сказал он просто. - И сегодня я тоже туда пойду. Они не посмеют остановить меня.
- Они не будут останавливать тебя. Они просто расправятся с тобой. Они так сказали?
- Si.
- Кто сказал так?
- Ребята.