— Точно, Геннадий Федорович.
Моисеев слегка повел головой в сторону Ницака и Шехватова:
— А они считают местом проникновения красный уголок. Там через пристройку подняться на второй этаж — пара пустяков.
— Может быть, но тогда… — Беляев недолго помолчал. — Что за следы в лаборатории? На дактилопленку изъять их можно?
— Вряд ли. Отпечатки плохие, мазня получится.
Подполковник Моисеев задумался. Глядя на массивный опрокинутый посредине бухгалтерии сейф, словно размышляя вслух, проговорил:
— Сколько же их здесь было, преступников? Один или…
Беляев тоже посмотрел на сейф:
— Одному с такой махиной трудновато справиться, а в то же время… Что-то, Геннадий Федорович, мне рецидивист Зубенин вспомнился, который в нашем Доме культуры такой же вот металлический ящик вскрыл…
Моисеев отрицательно повел головой:
— Нет, Валентин Петрович, здесь другой «почерк», по-своему оригинальный… Знаешь, что… Посмотри в отделе кадров личные дела работников комбината, поинтересуйся прошлыми судимостями, у кого они есть, — Моисеев повернулся к молчаливо слушающим Ницаку и Шехватову. — А вы берите сейчас всех свободных из опергруппы и организуйте поиск орудия взлома.
— Мы уже всю территорию комбината обшарили, — сказал Шехватов. — Кругом пусто.
— Еще раз, как говорится, снова да ладом пройдитесь. Рано складывать руки, — Моисеев на несколько секунд задумался. — Понимаете, не может такого быть, чтобы преступники, уходя с крупной суммой денег, понесли с собой орудие взлома. Здесь где-то они этот ломик или… выдергу спрятали. Ищите, обязательно ищите.
Получив от подполковника задание — искать орудие взлома, Ницак и Шехватов разделили между собой участки. Шехватову предстояло обследовать территорию, прилегающую к пристройке под окнами красного уголка, и с противоположной от проходной стороны конторы, куда выходили окна лаборатории.
Щедрое июльское солнце, миновав зенит, отчаянно палило с безоблачного неба, оставив от прохладного, свежего утра одно лишь воспоминание. Жара не только угнетала физически, но и давила на психику. Усилием воли заставив себя сосредоточиться, Шехватов зашел под навес, где лежали пустые баллоны из-под углекислоты. В тени было легче. Издали пристройка под окнами красного уголка казалась совсем низкой. Рослый человек мог на нее взобраться с земли без особого труда. Для этого надо было чуть подпрыгнуть и ухватиться за кромку крыши.
«На стене при этом должны остаться следы ног», — подумал Шехватов и, подойдя к пристройке, принялся внимательно осматривать стены. Ливший ночью дождь оставил на них грязные потеки, однако ни малейших признаков следов не было. Шехватов вернулся под навес и теперь уже стал осматривать издали двухэтажное здание конторы в целом. Справа от пристройки дымила высокая труба котельной, чуть левее которой по стене тянулась узкая пожарная лестница, ведущая на крышу здания. Ни в одно из окон второго этажа, как прикинул Шехватов, с этой лестницы попасть было невозможно.
Неожиданно за спиной Шехватова что-то скрипнуло. Он резко обернулся — прямо перед ним стоял щуплый пожилой мужчина с запекшимися, как от ожога, коростинами на левой щеке.
— Откуда вы взялись? — удивленно спросил Шехватов.
Мужчина растерянно показал на раздвинутые доски забора:
— Оттуда.
— Здесь что, проходная?
— Работаю я здесь, вот что, — нахмурился мужичок.
— Кем?
— Кочегаром.
— Фамилия как?
— Сверчков.
«На ловца и зверь бежит», — мелькнула у Шехватова мысль, и он как можно миролюбивее спросил:
— Чего ж на работу через забор ходите?
— Живу на Демьяновской. До проходной весь комбинат надо обходить, а здесь напрямую в кочегарку попадаю, — как ни в чем не бывало ответил Сверчков.
Шехватов показал на лежащие баллоны:
— Присядем, минутку побеседуем.
— Минутку можно, — согласился Сверчков. Оказался он, в общем-то, разговорчивым человеком.
Осторожно задавая вопросы, Шехватову быстро удалось получить почти полное подтверждение показаний охранника Пушкова. Оказывается, вчерашним вечером Сверчков действительно находился в кочегарке не в свою смену. Приходил на хлебокомбинат, чтобы получить зарплату, но не успел — касса уже закрылась. На территории встретил слесаря Сергея Дударева, у того была бутылка вина. Зашли в кочегарку. Дежурил там кочегар Обручев — рыжий, в очках. Втроем выпили. Дударев сбегал еще за парой бутылок. Их «уговорили» вдвоем, с Дударевым. Обручев пить больше не стал, дежурить ему надо было до двенадцати ночи.
— Во сколько вы ушли домой? — спросил Шехватов.
— Не помню, закосели мы с Серегой крепко, — смущенно проговорил Сверчков.
— Охранник Пушков при вас заходил в кочегарку?
— Кажется, заглядывал, когда выпивка кончилась.
— Почему сказали ему, будто пришли не в свою смену из-за того, что механик вас не предупредил?
На лице Сверчкова появилось неподдельное удивление:
— А чо я должен был сказать, что кирять пришел?..
Усмехнувшись в душе своеобразной «логике» Сверчкова, Шехватов снова задал вопрос:
— Ушли с территории хлебокомбината вместе с Дударевым?
— Нет, не вместе, — Сверчков показал на дыру в заборе. — Я своим путем двинул, а Серега, кажись, к проходной направился. Он в другой стороне живет.
— Что за человек Дударев?
— Ничего, компанейский мужик. Иной раз, как перепьет, в пузырь лезет, с начальством цапается, а так, вообще, нормальный.
— А Обручев?
— Псих придурковатый.
— Почему?
— Потому, что мама таким родила, — Сверчков повернулся к Шехватову левой щекой. — Вот это видишь? Его работа… Кастрюлю горячего супа дурак дерьмом писаный на меня выплеснул, чуть калекой не сделал. И, думаешь, за что?.. Не побоялся в глаза ему сказать, кто он есть на самом деле.