Это были бараки в лесу недалеко от Беловежа, небольшого польского городка. Их окружал высокий, в два человеческих роста забор из заостренных плах и колючей проволоки. Над забором — вышки с пулеметами.
В бараках размещался концентрационный лагерь для детей. Везли их сюда немцы с Украины и Белоруссии, с Брянщины и Смоленщины. Мальчиков и девочек. От трех до двенадцати лет.
Их лучше кормили, чем в других лагерях, сносно одевали. Даже обучали немецкому языку. И били здесь вахманы реже. Хотя все же били! Весь «контингент» лагеря распределялся на звенья по десять человек в каждом. Три звена объединялись в группу — команду. В каждой группе свой «воспитатель» из русских, белорусских, украинских предателей. Распорядок был жестким и четко регламентированным. Детей, в том числе и трехлетних малышей, поднимали в шесть утра, вели на «спортивные занятия» во дворе (их проводили при любой погоде), затем гнали трусцой в холодную умывальню. После умывальни полагалась уборка постелей. В семь — «завтрак»: ломтик эрзац-хлеба и чашка жидкого эрзац-кофе. А потом — работа. Восемьдесят часов работы. То ли на поле у местных немецких колонистов, то ли в лагерной мастерской. Здесь ребятишки из соломы плели широкие ленты. Они сшивались в мягкие туфли и отправлялись в госпитали.
Обязательными были утренние и вечерние молитвы, на которых дети должны были просить бога о победе для великого фюрера великой Германии. Обязательно пение песен гитлерюгенда, таких, как «Барабаны гремят по стране, Дрожат одряхлевшие кости». Мальчишек заставляли лагерное начальство встречать по стойке «смирно» пронзительным «Хайль!», а девочек — реверансом. «Воспитатели» вели с детьми беседы о «великой миссии» германского рейха и фюрера Адольфа Гитлера, читали им фашистские газеты на русском языке, показывали фильмы о победах германской армии, фотоальбомы о захваченных странах. Русских, украинских, белорусских детей стремились «онемечить», лишить памяти о родной земле.
Иногда в лагерь приезжали бездетные бюргеры и выбирали себе детей, увозили в Германию. Но таких «счастливчиков» были единицы. Основной контингент предназначался для другого.
Каждый вечер проводились тщательные исследования, осматривали волосы, глаза, ощупывали и вымеряли череп, брали на анализ кровь. «Годен — не годен».
Был в лагере специальный барак, отгороженный глухим забором. Его называли больницей. Время от времени на утренних и вечерних поверках лагерфюреры отбирали по только им известным признакам группу детей и переводили в «больницу» на «профилактическое лечение». Лечили по три-четыре недели. На работы из «больницы» не гоняли. Кормили по специальному рациону.
«Выздоровевших» заводили в белую палату, укладывали на стол наподобие операционного. Из палаты детей выносили без кровинки в теле. Мертвыми.
Высосанная из малышей кровь по последнему слову медицинской техники заливалась в ампулы и отправлялась в госпитали. Раненые немецкие воины нуждались в ней. Кровь русских, украинских и белорусских мальчишек и девчонок хоть была не арийской, но вполне годилась для спасения «героев фюрера и рейха». Умерщвленных детей закапывали в овраге.
Тайну особого лагеря разгадали польские партизаны. Они сообщили о нем в Центральный Комитет Польской рабочей партии. Оттуда страшная весть об изуверстве гитлеровцев попала в Ставку Верховного Главнокомандования Советской Армии. Ставка приняла решение освободить малолетних узников, спасти оставшихся в живых. Детский концентрационный лагерь у Беловежа и был целью операции «Светлана».