– Конечно, нет. Она поступила так только ради него. И просила сохранить ее тайну, опасаясь, и не без основания, что люди станут думать о ней дурно, как ты, Грегория. Так что держите пока язык за зубами.
– Будь покоен, Мануэль. Мы – великие молчальницы муниципальной гвардии Томельосо.
Мануэль отказался от десерта, попросил усилить звук телевизора и, удобно развалившись в кресле, стал смотреть на экран, попыхивая сигаретой.
Поскольку Плиний лег спать сразу после вечерней молитвы, переданной по телевизору, то в половине седьмого утра уже брился электробритвой в ванной комнате, а ровно в восемь попил утренний кофе и закурил сигарету. Дочь еще не вставала. Она допоздна собирала свои вещи, чтобы перевезти их на новую квартиру. Жена, подав ему кофе, настежь распахнула окна и принялась яростно протирать полы и мебель.
Мануэль всегда поражался жене: сдержанная и мягкая, она становилась неугомонной и резкой, едва начинала, словно одержимая, убирать в доме.
Мануэль еще не слишком хорошо представлял себе, куда пойдет в такую рань, но бодрящая свежесть, врываясь в настежь распахнутые окна, манила на улицу, и перспектива застрять дома пугала его все больше и больше. А потому он поторопился поскорее уйти.
Утреннее солнце заливало все вокруг своим ярко-лимонным светом. Соседи и знакомые здоровались с ним еще осипшими от сна голосами, а беленые фасады домов отражали солнечный свет, словно зеркала. Женщины, пользуясь тем, что на улице было мало прохожих, подметали у порогов своих домов, низко склоняясь и не обращая никакого внимания на водителей мотоциклов и мотокаров.
Не успел Плиний дойти до почтамта, как позади снова послышалось знакомое шарканье. Наверное, Доминго Паскуаль очень торопился, потому что шарканье было отрывистым и частым.
Как и в прошлый раз, Мануэль не обернулся, а продолжал идти, привычно размахивая руками. Когда он проходил мимо монастырской школы, шарканье почти настигло его, а у газетного киоска Доминго Паскуаль поравнялся с ним.
– Добрый день, Мануэль, – поздоровался он с начальником муниципальной гвардии своим чуть сипловатым голосом.
– Здравствуй, Доминго. Что скажешь? – отозвался Мануэль с деланным равнодушием.
– Мне надо кое-что сообщить вам.
– Говори, слушаю тебя.
Едва Доминго заговорил, как шарканье прекратилось.
– Это касается доктора, который пропал ночью.
Плиний насторожил уши.
Доминго Паскуаль помолчал, словно раздумывая, с чего начать, и в ту же секунду снова зашаркал ногами.
– А откуда тебе известно, что он пропал ночью?
– Так ведь на другой день он нигде не появлялся.
– …И что же ты хочешь сообщить мне?
– У доктора дона Антонио была невеста или что-то в этом роде.
Доминго Паскуаль взглянул на Плиния, желая увидеть, какое впечатление произвели его слова. Но Мануэль даже бровью не повел. Доминго явно растерялся.
– Кто она? – спросил наконец комиссар нехотя.
– Донья Сара, учительница… Доктор приходил к ней домой в ту ночь и ушел оттуда в три часа, преспокойненько покуривая сигарету.
– И сел в машину? – схитрил Мануэль.
– Нет, он был без машины.
– А ты откуда знаешь?
– Его видела моя сестра. Мы живем рядом с домом учительницы. Хотя я уверен, что доктора видел еще кое-кто из жителей нашего квартала.
– Мне казалось, жители в вашем квартале рано ложатся спать.
– Но только не в ту ночь.
– И что было с ним потом?
– Не знаю.
– Он пошел к себе домой?
– Наверное.
– И был у себя дома?
– Да.
– А тебе откуда это известно?
– От Алиаги, соседа дона Антонио, того, что живет в квартире этажом ниже, прямо под ним. Около половины четвертого Алиага слышал, как доктор пошел в ванную комнату, умылся там и почистил зубы. Дон Антонио всегда умывался перед сном.
Напрасно Плиний позволил себе бросить на плоское, уродливое лицо Доминго пристальный насмешливый взгляд.
– И доктор снова ушел из дома?
– Вроде бы. Наверное, по делу. А вот куда и зачем, я пока не знаю.
– Пока?…
Они подошли к кондитерской сеньоры Росио, и Доминго Паскуаль, так и не ответив на последний вопрос Плиния, сухо попрощался с ним.
Облокотившись о прилавок, Мануэль ждал, пока Росио удостоит его своим вниманием. Нельзя сказать, чтобы в кондитерской было много народу, но кондитерша разговаривала с сеньорой и ее дочерью, которые перебрались на постоянное жительство в Валенсию, но время от времени наведывались в Томельосо.
Наконец Росио освободилась и, сделав удивленный вид, будто только теперь заметила Мануэля, подошла к нему, церемонно раскланиваясь с присущими ей до сих пор андалускими манерами.
– Ах, это вы, Мануэль? Уже пришли? А я и не заметила, совсем заболталась, – сказала она, посмеиваясь про себя.
Мануэль выслушал ее, не моргнув глазом и не проронив ни слова.
Она подала ему кофе и пончики, а затем, улучив минутку, когда в кондитерской было мало посетителей, подошла к нему, как делала обычно, намереваясь что-то сообщить.
– Сеньор начальник, сейчас я вам такое скажу, что вы похолодеете.