Вечером она выглядела ужасно. Лицо осунулось, взор потух. Она не ужинала и не стала смотреть телевизор.
Сидя в кресле и потягивая великолепный скотч, я просматривал газеты. Вдруг вошла Глория, видно было, что настроена она весьма решительно. Мне стало страшно, я испугался того, что она могла сейчас признаться в своем грехе. Я был уверен, что она решилась, чтобы выйти из тупика. Лицо мое напряглось. Я похлопал газетой по колену.
— Стыд какой, опять оправдали мужа, убившего свою жену за супружескую измену! Если жизнь человека ставят на одну доску с постелью, к чему же мы придем...
Это была вершина моего дьявольского замысла. Мое наигранное возмущение остудило ее порыв.
— Ты что-то хотела мне сказать, дорогая?
Ответ прозвучал не сразу.
— Нет, ничего...
Она вышла из комнаты, и когда я поднялся в спальню, то нашел ее спящей. На столике у кровати стоял пустой стакан. Я вновь испугался, мне показалось, что она отравилась. Понюхав стакан, я уловил слабый запах снотворного, прописанного мне врачом в прошлом году, и пошел посмотреть флакон в аптечке. Я помнил, что уровень жидкости доходил до красной этикетки в тот раз, когда я ее принимал. Сейчас жидкости было несколько меньше. От этого флакона Глории потребовалось лишь несколько часов забытья. Бедное дитя, сколько же еще раз тебе придется вот так забываться!
Прежде чем лечь рядом, я долго любовался спящей женой. Она и во сне оставалась озабоченной и тревожной. Лицо ее еще больше заострилось.
— Спи, шлюха! — тихо произнес я. — Сон твой искусственный, как и ты сама. Тебе необходимо хорошо выспаться, чтобы выдержать мой удар!
Я улегся рядом с ней и всю долгую ночь лежал, не смыкая глаз и размышляя о моем горе.
На следующий вечер я застал ее в слезах.
— Я потеряла браслет, — всхлипывала она.
Я уже был готов к подобным штучкам, но не ожидал, что она проделает это с браслетом. При покупке он стоил около двух тысяч франков, но при продаже Глория здорово теряла, в деньгах!
— Твой золотой браслет?
— Да...
— Как же это могло произойти, ведь на нем есть цепочка, не позволяющая ему расстегиваться?
— Но она могла порваться.
— Да ну, такое массивное золото.
— Или же...
Я не давал ей ни малейшей передышки.
— Или же?..
— Может быть, я забыла застегнуть ту цепочку... Я торопилась и...
— И вот кругленькая сумма псу под хвост!
— Я не виновата...
— Ну уж, а я тем более... Ты хоть задумайся немного о расходах... Вначале скатерти, которые ты купила... Кстати, ты мне их так и не показала.
— Их еще не доставили из магазина.
— Ты уплатила за них полностью?
— Да...
— А чек ты забрала, я полагаю?
— Разумеется...
— Ты уверена?
— Ну конечно!
Почва уходила у нее из-под ног. Я видел, как запали ее щеки и потухли глаза.
— Покажи мне чек...
Руки ее судорожно переплелись.
— Послушай, дорогой... Мне и так не по себе... Оставь меня в покое... Я тебе его завтра покажу, я прекрасно помню, что взяла его...
— Ты сообщила о пропаже браслета в полицию?
— Да...
— И что тебе ответили?
— Посоветовали заявить о пропаже в бюро находок.
— Ты ходила туда?
— Было уже поздно, я пойду завтра...
Я не знаю, ходила ли она заявить о «пропаже», хотя и уверяла меня в этом. Что до меня, то я отправился на почту... Там меня поджидал увесистый конверт, адресованный Луи Дюрану. Я вскрыл его в машине и нашел тысячу двести франков в сотенных билетах и письмо, отпечатанное на моей портативной машинке. Письмо, естественно, не было подписано. Цитирую его по памяти:
«Я не могу сделать большего. Не настаивайте, это бесполезно. Если хотите довести ваше дело до конца, тем хуже!»
Коротко и хаотично. Чувствовалось отчаяние и смятение в ее строчках... Я порвал конверт и письмо, но деньги положил не в карман, а в специальный конверт. В своем кабинете я составил ответное письмо, довольно короткое:
"Мадам,
я вижу, что мы плохо поняли друг друга. Даю Вам шанс. До четверга жду сумму, которую Вы мне должны."
И красным карандашом подчеркнул последние слова, дабы показать Глории, что ее таинственный корреспондент не лишен чувства юмора.