- Понимаем, - оборвал его Царев. - Вам нужны отступные...
- Не отступные, - поправил его Грек.
- Что, еще раз всю сумму, что ли, нам платить? - поднял брови Куйбышев.
- Это не обязательно, - сказал Георгий Георгиевич.
- Так что же вам тогда нужно, - вежливо, как только мог, спросил Царев. Он чувствовал опасность, исходящую от скромного господина, допивающего свой коньяк и пытался не накалять атмосферу.
- Что мне нужно?..
Грек кивнул официанту, поставившему перед ним чашечку кофе.
- Вы знаете, парни...
Он начал размешивать сахар - две ложечки на маленькую чашку. Царев внимательно следил за действиями Георгия Георгиевича и отметил, что сахару он кладет в кофе довольно много. Впрочем. на вкус и на цвет товарищей нет.
- Знаете ли... Я, от части, хочу вам помочь. Ну. это, конечно, не исключает наших чисто деловых отношений и вашего мне долга. Само собой, это проходит отдельной статьей.
- Помочь? - спросил Куйбышев.
- Да, Ихтиандр, - спокойно ответил Грек. - Именно помочь. А то, пропадете вы.
- В смысле? - попытался уточнить Царев. - Мы с деньгами решим вопрос, Георгий Георгиевич. Можете не сомневаться. Вам если Суля... То есть, Сулим, если вам не говорил, то я скажу - мы никогда никого не подставляли. Прошляпили бабки - сами вопрос решим.
- Это само собой, - сухо сказал Грек. - Я за это вообще не волнуюсь. Я о другом. Вот, вы чем занимаетесь?
- В смысле? - снова спросил Куйбышев.
- В смысле - чем деньги зарабатываете?
- Так, вы знаете, неверное, - ответил Царев.
- Знаю. Перепродажей джинсов и видео. И прочего барахла.
Грек отхлебнул кофе. Одобрительно покачал головой.
Царев с Куйбыщевым молчали, ожидая продолжения.
- А что вы будете делать, когда будут в нашей стране продаваться и джинсы и видео? В любом магазине? В любых количествах?
- Это, если и будет, то очень не скоро, - сказал Царев. - На наш век хватит.
- Ну да. конечно. Только, я вас уверяю, что очень скоро само понятие "фарцовка" отомрет.
- Да? - спросил Куйбышев. - Может быть...
- Так и что вы будете делать - я задал вопрос.
- Деловой человек всегда найдет, чем ему заняться. - сказал Куйбышев. Вы не волнуйтесь, Георгий Георгиевич, мы деньги...
- Я не волнуюсь, - отрезал Грек. - Если кто не понял, я повторяю еще раз - не вол-ну-юсь.
Царев и Куйбышев опустили глаза. Злить этого странного Георгиевича, пожалуй, не стоило.
- Вы не понимаете, парни, что сейчас происходит. Не понимаете. Не дальновидны вы. Все в вас хорошо, только, вот, перспективы не чувствуете.
- А вы думаете, что-то изменится? - спросил Царев.
- Изменится? Это не то слово. У нас в России время течет странным образом. По другим законам. Не так, как ему положено, а как-то...
Он сделал еще глоток кофе.
- Оно, знаете ли, морщинится. Вот и сейчас мы находимся в такой своеобразной морщине времени. Как перескочим через нее - сразу окажемся в другой эпохе. Понимаете меня?
- Не совсем, - честно признался Куйбышев.
"Да он наркоман просто. Или псих", - подумал Царев.
- В этих морщинах проваливаются десятилетия, а то и столетия... Другие страны переходят из одной экономической формации в другую плавно, долго, постепенно, так? А у нас - время морщинится, в морщину эту проваливаются те самые десятилетия, которые нужны для акклиматизации народа, для того, чтобы более или менее безболезненно перейти к новым экономическим и социальным отношениям. И получается так - бац! - просыпаешься утром, и ты уже в другой стране...
- Ну, может быть, - пробормотал Куйбышев только для того, чтобы хоть что-то сказать.
Грек усмехнулся.
- Вспомните этот разговор через пять лет. Вернее, если будете себя хорошо вести - вместе вспомним. А на ваш вопрос - что же мне нужно - я отвечу. Мне нужны вы.
-В каком смысле? - отчего-то покрывшись гусиной кожей спросил Царев.
- Во всех, - ответил Грек. - Все, парни. У меня больше нет времени для бесед. Завтра утром я с вами свяжусь. Будьте дома и ждите моего звонка.
Глава 8.
Большие Бабки - 2
Душевное волнение ослабляет и подрывает обычно и телесные силы, а вместе с тем также и саму душу.
М. Монтень.
- Эй, командир! - крикнул Женя Кушнер, гитарист группы "Нарцисс" проводнику, когда тот имел неосторожность пройти по коридору мимо раскрытого настежь купе "Нарцисса". - Командир! Постой!
Проводник остановился и заглянул в купе, обитатели которого не понравились ему еще в Москве. Еще когда в поезд садились. Волосатики с гитарами. В клешах, в джинсах заграничных. Откуда деньги-то на джинсы. Жопы обтянуты, как у баб, вообще, на мужиков не похожи. В другое время взял бы ножницы, обкорнал бы всех, да к станку. Распоясались, заразы, мат на весь вагон, пьяны с утра до вечера.
Борису Игнатьевичу, проводнику с тридцатилетним стажем к пьяным в вагоне было не привыкать.
Но пьяный пьяному - рознь. Понятно, когда мужики, одиннадцать месяцев вкалывающие - не важно где - на заводе ли, на шахте, или на кафедре университетской - там, ведь, тоже люди, тоже пользу стране приносят, науку двигают - куда сейчас без науки - понятно, если они в поезд сядут по-человечески, ну, бутылку раскатают, другую, ну, третью - потом спать лягут спокойненько, не мешают никому. Пивка утром, в картишки, картошечку у бабулек на полустанках, огурчики, опять картишечки да пивко и разговоры, анекдоты - Борис Игнатьевич и сам любил в купе посидеть с хорошими людьми.