- Вот видишь солнце? - спросил Марк, простирая руку вперед, к светилу над бушующим морем.
- Вижу, - тихо ответил Леков.
- Когда солнце коснется во-о-он той скалы, - Марк махнул рукой в сторону и, если бы Леков не придержал его за талию, рухнул бы в пропасть.
- Во-о-он той, - повторил он, обретя равновесие и с благодарностью посмотрев на Лекова. - Ты мне жизнь спас, - заметил он словно бы в скобках.
- Во-о-он той, - затянул он в третий раз и Леков снова собрался было схватить нового друга за полы пиджака и еще раз спасти ему жизнь, но Марк справился самостоятельно. - Вот, когда оно коснется...
- Я понял, понял, Марк. - Что тогда будет?
- Тогда от скалы побежит тень и накроет мир. И Лукашина запоет. А мы следом.. То есть... Я сегодня не хотел, но для тебя... Ты парень настоящий. Я сегодня буду для тебя работать.
- А я для тебя, - ответил Леков и прослезился. - Пошли они все. Сегодня для тебя, Марк, буду играть.
- Спасибо, друг, - прошептал Марк и крепко обнял Василия. - Спасибо. Никто мне таких слов никогда не говорил. - Спасибо тебе. Пойдем, друг. Мы с тобой профессионалы. Мы должны на сцену выходить вовремя. В этом и заключается профессионализм. Тютелька в тютельку. Зритель не должен ждать. Надо зрителя уважать. Ты меня уважаешь?
- Уважаю, - сказал Леков.
- Вот. Ты меня уважаешь, я тебя уважаю... Ты - мой - зритель, я - твой. Так что ни мне, ни тебе опаздывать никак нельзя. Логично?
- Да.
***
Представитель охраны вырос за спиной Бирмана, как всегда, неслышно и ниоткуда.
- Там к вам двое пришли, - слегка наклонившись к лысине администратора равнодушным голосом сказал представитель.
- И что? - насторожился Бирман.
- Посмотрите, ваши, чи нет? Говорят - ваши. Тильки я их прежде тут не бачив...
- Кто еще там? - вскинулся Евграфов.
- Сейчас я гляну, - неожиданно для себя перейдя на мову ответил Толик Бирман.
Он начал подниматься со стула, но было поздно. От калиточки, прорезанной в зеленой стене живой изгороди, цепляясь друг за друга неверными руками, зигзагами пробирались к столу Марк и Леков. В том, что они оба пьяны до последнего предела мог сомневаться только слепой.
"Этого еще не хватало, - подумал Бирман. - Марк, сволочь. Выходной устроил себе. И парня мне споил. Держался, ведь, все гастроли. Ох, чуял я недоброе...".
- Вот этот, что ли, твой революционер? - захохотав во все горло крикнул Евграфов. - Ну, хорош, хорош... И что он нам споет?
- Я спою, - промычал поравнявшийся с Евграфовым Леков. - Я вам такое спою... Любимую мою спою...
- Он споет, - подтвердил Марк. - Мы вместе сегодня работаем... Для вас!
Внимание всего застолья сконцентрировалось на странной парочке. Марка знали в лицо большинство из присутствующих, знали и шуточки его, давно работал Марк на сценах необъятной страны, по телевизору показывался частенько - в "Голубом огоньке", на концертах приуроченных ко дню милиции или восьмому марта - в общем, солидным уже считался человеком одесский юморист Марк. А вот второй - черт его знает, что за тип? Но - с гитарой. Петь, должно быть, будет.
- Сейчас перед вами, - набрав в грудь воздуху сказал Марк, взгромоздясь на невысокую сцену, построенную в конце зала специально ради выступления бригады Бирмана..- Перед вами, дорогие вы мои... Товарищи! - рявкнул он.
- Сейчас... Короче говоря, выступит мой друг. Удивительный артист из Ленинграда...
Леков, пытающийся найти лесенку, ведущую на сцену, мыкался вокруг как слепой котенок.
- Дай мне руку, друг! - важно сказал заметивший неудачные попытки Лекова Марк. - Дай руку, товарищ!
Сидящие за столом начали посмеиваться. Чего только этот Марк не придумает? Эта, видно, какая-то новая реприза. По крайней мере, ни в "Огоньке", ни в день милиции Марк этого не показывал.
- Песня про революцию, - проникновенно, чуть слышно сказал, одолевший, наконец, приступочек сцены Леков.
Он нервно дернул подбородком, закатил глаза. Сидящие за столом притихли. Может, это и не юмор вовсе? Про революцию... Ну, пусть будет про революцию.
Вот пуля просвистела, в грудь попала мне
Но спасуся я на лихом коне
Шашкою меня комиссар достал
Кровью исходя на коня я пал
Эй, да конь мой вороной
Эй, да обрез стальной
Эй, да степной бурьян
Эй, да батька атаман.
Без одной ноги я пришел с войны
Привязал коня, лег я у жены
Через полчаса комиссар пришел
Отобрал коня и жену увел
Эй, да конь мой вороной,
Эй, да обрез стальной
Эй, да степной бурьян
Эй, да батька атаман
Спаса со стены под рубаху снял,