И, главное, за то,
что исполняли все они со рвеньем план Огурцова по отъему денег
у государства, дряхлого уже,
но все еще смущающего мир своим размером,
войска численностью и суровостью одежды граждан.
-Переходи на прозу, - устало сказал Полянский. - Задолбал.
- Ладно... Это меня у Вилли подсадили. Вчера весь день стихами разговаривали.
- Много выпили?
- Порядочно. Да, собственно, как всегда.
- Ну, понятно. Кому-то жизнь - карамелька...
- Давай я сбегаю, - Огурцов вскочил с кресла. - Я же расчет получил. Деньги есть. И не только расчет.
Лицо Александра расплылось в ехидной улыбке.
- Да? Так что же ты сидишь, мозги мне компостируешь? Беги, пулей лети! Только водки этой мерзкой, андроповской - не бери.
- А что брать?
- А портвейн.
Огурца не было минут сорок.
- Ты где бродил? - спросил Полянский, когда, наконец, Огурцов появился в дверях его комнаты. И, не дав ответить, бросил следующий вопрос:
- Кто дверь открыл?
- Да эта твоя... Луноликая. Как ее - Татьяна, что ли?
- Да. Сука... Ладно, давай, заходи. Чего ты там накупил-то?
Огурцов, пыхтя и заливаясь потом, втащил в комнату Полянского два туго набитых полиэтиленовых пакета. Причем, один из них ему приходилось придерживать снизу кистью второй руки, в которой, в свою очередь, был зажат другой пакет - верхний совершенно явно начал расползаться под тяжестью гостинцев.
- Ну, ты молодец, - прокомментировал Полянский. - Давай все сюда.
- Помог бы лучше, - просипел Огурцов, с трудом пробирающийся по лабиринту комнаты. - Леша, помоги... Сейчас порвется.
Полянский, впрочем, быстро оценив ситуацию, вскочил и чрезвычайно элегантно лавируя между предметами обстановки, подлетел к своему юному другу.
- Давай. Ух ты!..
С трудом приятели водрузили оба пакета, которые, как убедился Полянский, оказались по-настоящему тяжелыми, на стол.
- Это по-мужски, - серьезно глядя в глаза Огурцова сказал хозяин квартиры. - По-мужски.
- А то!
Огурец начал вываливать на стол, на диван, на кресла бутылки содержимое пакетов, однако, не уменьшалось.
- Ну ты, брат...
- Ничего, ничего... Я, знаешь, Дюк, претерпел...
- Хорош, хорош. Не надо только на белый стих сползать. Тошно слушать. Особенно, когда ты о себе в третьем лице.
- Ладно.
Когда, наконец. оба пакета были опустошены и отброшены в сторону - в темную глубину комнаты, Полянский, проглотив комок в горле, смог, наконец, обозреть поле предстоящего пиршества.
Иначе то, что ожидало его и бесшабашного дружка - Огурца и назвать было нельзя.
Кроме зеленых бутылок с портвейном Огурец притащил пару плоских фляжек с виски, упаковку баночного пива, несколько узких коричневых цилиндриков с кока-колой. Но все это меркло перед горами закуски - банки красной икры, шпроты, две палки твердокопченой колбасы, зеленый горошек, буженина, балык, хлеб, зелень, яблоки, апельсины...
- Ты, это... Где взял? - спросил Полянский, подозрительно глянув на довольно потирающего руки приятеля.
- Где-где... Какая разница... Бабки есть, вот и потратил.
- А это?
Полянский указал на баночное пиво и икру.
- Это, что, в "Березке"?
- В какой, еще, "Березке"? Пошел на рынок, с грузинами перебазарил. Грузины - великая нация. Все могут.
- Да-да, конечно. Были в истории прецеденты.
- Ну вот. А если бабки есть, то...
Огурцов пошарил в карманах и лицо его на мгновение затуманилось.
-... нет, - с облегчением выдохнул он. - Еще осталось мала-мала.
- Ну, осталось, так осталось. Давай, Огурец, - плотоядно поглядывая на икру, неровной горкой замерзшую в пузатой стеклянной баночке сказал Полянский, - давай, Богу помолясь, начнем.
- Не поминай имя Божье всуе, - важно заметил Огурцов.
- Иди ты на в жопу со своей суей, - отмахнулся Дюк. - Какая тут может быть суя, когда я с утра я кроме спинки мента у меня ничего во рту не было!