- Чего это он? - спросил Леков, ставя на стол бутылку пива. В буфете было почти пусто - за соседним столиком сидели две девчонки лет девятнадцати, в углу стояли трое молодых людей комсомольско-кегебешного вида, покуривали, посматривали по сторонам.
- Да, как обычно, - лениво ответил Огурец. - Порядок наводит. Высокое искусство нужно с почтением воспринимать. Благоговеть надо перед божественными песнями.
- А-а, - Леков понимающе кивнул. - Тогда ясно.
- Со свиным... в калашный ряд.. - донеслось со сцены.
- Во дает, - Леков уважительно прикрыл глаза. - Сила! А петь он будет сегодня?
- Подожди. Он же мастер. Сначала поговорит, объяснит, насколько он крут, а потом, конечно, споет. Его еще и не остановишь, он петь любит.
- И как?
- А ты, что, не слышал?
- Не-а.
Леков взял со стола бутылку и налил себе пива.
- Да брось ты дурака валять, - заметил Кудрявцев. - Ты хочешь сказать, что Отрадного никогда не слышал?
- Не-а, - снова сказал Леков, глотнув пива.
Кудрявцев пожал плечами.
- Пойдем тогда, послушаем.
- Пойдем.
За кулисами толпилось множество обычного сэйшенового люду - девочки, прилепившиеся глазами к черной фигуре, замершей на сцене у микрофонной стойки, мальчики с фотоаппаратами, несколько обязательных костюмно-комсомольских юношей, тетеньки-администраторы зала, боязливо посматривающие по сторонам, рабочие сцены, равнодушно-презрительно посматривающие на всю остальную публику.
- Ну он начнет когда-нибудь? - раздраженно спросил Леков. Девочка, стоящая прямо перед ним быстро обернулась. "Что за лох пробрался за кулисы", - говорили ее расширившиеся в гневном презрении серые глаза. - "Что за урел посмел покуситься на святое?".
- Чего? - спросил Леков девчушку. Та, брезгливо зашипев, вернулась в исходное положение и снова принялась пожирать глазами черную фигуру на сцене.
Фигура, меж тем, покачивая рано обозначившимся животиком, продолжала источать ругательства, направленные в зал. Зал благоговейно молчал, внимая откровениям мэтра.
- Слушай, - громко обратился Леков к Кудрявцеву. Заговорил он настолько внятно и громко, что черная фигура на сцене заметно дернулась, но головы в сторону кулис не повернула. Профессиональные навыки артиста сказывались. Зато нервная девчушка снова изменила позицию, повернувшись к сцене задом, к Лекову передом.
- Слушай, - не обращая внимания на испепеляющий взгляд девушки продолжил Леков. - Это он, что ли, рок-оперу написал?
- Ну да, - кивнул Роман Кудрявцев. - Я не пойму, Васька, ты издеваешься, или серьезно говоришь?
- Абсолютно серьезно, - ответил Леков.
- Да брось ты... Помнишь песню - "Молодость наша уходит"?
- Нет. Я эту музыку не слушаю вообще-то.
- Ладно, - Кудрявцев махнул рукой. - Смотри, он начинает.
Девушка, стоящая между Лековым и сценой зашипела, глаза ее сверкнули и потухли, лицо превратилось в каменную маску. Она еще раз яростно зыркнула на Лекова и снова повернулась к любимому, судя по всему, артисту.
Артист выверенным, отрепетированным жестом взялся левой рукой за гриф гитары, болтающейся на уровне живота, занес над струнами правую и выдержал небольшую паузу. Зал, прежде находившийся в религиозном оцепенении по мановению руки артиста, просто умер.
- Курить есть? - громко спросил Леков у Огурцова и артист, приготовившийся уже обрушить на зал всю мощь своего таланта снова нервно дернулся. Девчушка на этот раз не повернулась на ненавистный голос, а просто сгорбилась и втянула голову в плечи.
- Тс-с-с, - просвистел Кудрявцев. Леков пожал плечами и уставился на сцену.
Артист, так и не опустив руку на струны вдруг затянул акопелло:
- Аааа-а-а-а...
Выше и выше взлетал его голос и, по мере того, как он переходил из октавы в октаву лицо Лекова морщилось, приняв в конце концов совсем уже нечеловеческое выражение.
- Ну я пошел, - сказал он громко, когда артист на сцене перестал голосить и взял первый аккорд на гитаре.
- Подожди, сейчас он...
- Я уже все понял, - прервал Леков Кудрявцева. - Вы остаетесь?
- Да. Я хочу послушать, - сказал Роман. Огурцов же, потоптавшись на месте, посмотрев на Кудрявцева чудесным образом снизу вверх, хотя были они с Романом одного роста, кивнул и поддакнул:
- Да. Я тоже послушаю...
- О кей. Я в буфете. Денег только дайте.
***
Артист вошел в буфет, сопровождаемый роем поклонников - все они были на голову ниже статного певца, одетого в черное и поблескивающего золотой оправой очков. Леков, пивший уже седьмую бутылку пива заметил в толпе поклонников девчушку, давеча торчащую на сцене. За спиной артиста маячила длинная фигура Кудрявцева, который что-то говорил герою дня, хлопал его по плечу, герой слушал, кивал головой и улыбался.
Кудрявцев указал рукой на столик, за которым сидел Леков и артист, снова кивнул, лениво повел рукой, отметая от себя рой поклонников и поклонниц и вальяжно двинулся в указанном направлении.
-Познакомьтесь, - весело сказал Кудрявцев, оказавшись у столика Лекова одновременно с артистом. - Это наш знаменитый питерский музыкант, звезда панк-рока Василий Леков.
- А где Огурец? - спросил Леков, мельком взглянув на артиста.
- Он уехал. Какие-то дела у него. Бабы, наверное, - ответил Кудрявцев.
Артист свысока посмотрел на звезду панк-рока, и осторожно кивнул. Глаза артиста за тонкими стеклами очков странно забегали. Леков снова посмотрел на топчущегося на месте Отрадного и тоже кивнул.
Несколько секунд артист и звезда панк-рока молча созерцали друг друга, причем глаза Отрадного продолжали бегать по сторонам.
- Ну что же, - разрядил паузу Кудрявцев. - Сережа! - он посмотрел на артиста и тот с видимым облегчением отвернулся от Лекова. - Может быть, пивка? Составим компанию молодому поколению?
Леков хмыкнул. Не такое уж он "молодое поколение". Разве что относительно москонцертовских заслуг Отрадного он может считаться молодым и недооцененным. Вернее, совсем не оцененным худсоветами, цензорами и музыкальными критиками солидных московских изданий.