- Шофер замерзает! Возле Жана-Аула. Двое оттуда добрались еле живые...
Музыка замолкла. Волнение Шуры передавалось всем - человек в опасности!
"Сейчас же на поиски! - решил Куринев. - Но с кем?" Прикинул в уме, кто из бригадмильцев понадежней и повыносливей. Ну, конечно же, Виктор Тюрин и Николай Акулин. Побежал за ними.
...Шли, держась за руки. Пурга бушевала с неистовой яростью, перехватывала дыхание, валила с ног. На пуговицу шинели сержант повесил электрический фонарик. Попадался сугроб - светил: вдруг там человек. Но... поиски были безрезультатными.
Перевалило далеко за полночь, когда сержант и его спутники, совершенно уставшие и продрогшие, возвратились в поселок. Шофера так и не нашли. Совесть мучила Куринева до тех пор, пока не узнал он, что пострадавшему посчастливилось пробиться в соседнее село. Но люди в поселке помнят об этом случае...
VI
В кабине самосвала, рядом с водителем, Михаил Куринев ехал в городской отдел милиции на общее собрание личного состава. Боковое стекло было опущено, и теплый ветер властно врывался в кабину, неся из степи терпкий запах трав.
Вроде бы и немного - каких-нибудь девять месяцев проработал он в поселке, а сколько изменений произошло там за это время! Не часто встретишь теперь на улице пьяного, услышишь непристойное слово. Еще в начале весны убрали домоуправа Касякина. Секретарь комсомольской организации стройуправления тоже новый - Ким Семенков.
Михаил был далек от мысли усматривать в этих изменениях только свои заслуги. Разве без таких людей, как Иван Михайлович Бондаренко, Николай Акулин, Ким Семенков, Виктор Тюрин сумел бы он сделать что-нибудь? Крепкая мужская дружба с ними вселяла уверенность, помогала бороться за новую жизнь.
Э.ИСМАИЛОВ
ТЕНЬ НА УЛИЦЕ САДОВОЙ
Случилось так, что эти шестеро встретились у ворот таксопарка, а потом, уяснив свои намерения, отправились знакомым, нахоженным путем в сквер, прилегающий к кинотеатру "Авангард".
Здесь на зеленой лужайке они уверенно выбрали место и невозмутимо, с хозяйственным видом принялись откупоривать бутылки, в то время как самый младший, Федька, отправился к ближайшему магазину и выпросил у бойкой, накрашенной продавщицы стакан, уже пожелтевший и отбитый кем-то из многочисленных просителей. Та, как водится, вначале отмахнулась, но, узнав Федьку, раздобрилась и даже приложила к стакану несколько завалящих сухарей.
Федька небрежно, по-взрослому поблагодарил ее и поспешил к дружкам. В этом местечке все хорошо и давно, со школьных парт, знали друг друга и не только по уличным кличкам или законным именам. Знали, кто кому и что должен, кто с кем встречается, кто каждый заработанный рубль несет домой, в семью, а кто шаромыжничает в районе близкого кладбища, пугая захожих старушек бесцеремонным обращением с кладбищенской оградой.
По шоссе мчались рейсовые автобусы и случайные машины. Было жарко и тесно в летней одежде. Солнце готовилось вот-вот повалиться за высокие карагачи, но почему-то задержалось на их верхушках и висело, висело...
Да, случилось так, что эти шестеро в этот день и час встретились на этом месте. Спустя девяносто две минуты один из них будет мертв, а пятеро остальных станут подозреваемыми в жестоком, преднамеренном убийстве. Придет время, и они, протрезвев и осознав весь ужас происшедшего, будут оправдываться, путать следствие не столько в попытках спасти самих себя, а потому, что после принятой порции спиртного они очень смутно припоминали происшедшее, пытаясь в отуманенной алкоголем памяти отыскать хоть малейшие убедительные доводы того, что это не они убийцы, что все это фантастически несправедливая ошибка следствия.
Но это еще надо было доказать. И здесь они, пятеро взрослых людей, почувствовавших, как почва уходит из-под ног, были бессильны почти так же, как и погибший Василий Квочкин.
В жизни порой бывает так, что незначительные в отдельности обстоятельства, в какой-то определенной последовательности следуя друг за другом, создавая или разрушая мимолетные связи, вдруг приобретают огромную власть над человеком, направляя его поступки и исподволь готовя для него крутые повороты, тем более поразительные, если речь идет о судьбе, в которой уже все сложилось, все выяснено, и которая развивается без всплесков романтики, без тяги к приключениям одинаково каждый день и каждый год. И нельзя, конечно, сказать, что обстоятельства возникают сами по себе, независимо от людей, в жизни которых они сыграют особую роль. Скорей всего именно образ мыслей этих людей, их поведение и отношения друг с другом и порождают эти обстоятельства.
О встрече в сквере эти шестеро заранее не уславливались. Все получилось случайно. Загнав машины в гараж, разговорились у ворот Сергей Коромыслов и Коля Коротких. К ним подошел Федька, огорченный тем, что единственная среди таксистов женщина, Зоя Крупенева, презрительно отозвалась о его шоферских способностях, и теперь Федька испытывал жгучую и непреодолимую потребность поделиться своей обидой хоть с кем-нибудь и заодно поругать руководство таксопарка, которое берет баб на эту сугубо мужскую работу. Было и еще одно желание у него, о котором он и сам не догадывался, но жило оно где-то глубоко внутренне, вынуждая его искать собеседников, чтобы в их ответных, таких же усмешливых словах по отношению к Зое Крупеневой обрести на мгновение утраченную уверенность в себе, сгладить и смыть в душе неприятное ощущение неполноценности, возникшее после язвительных слов Зои.
Поэтому, едва обнаружив в Сергее и Николае именно, тех, кого искал, и желая еще и еще утвердиться в их и своих глазах, предложил он отправиться на знакомую лужайку и спрыснуть спокойно уходящий день.
Втроем идти было как-то несподручно. Сергей и Николай вдосталь наговорились сегодня, чуть не полдня околачиваясь в таксопарке из-за неповоротливых слесарей. Федьку же как собеседника они в расчет не брали молод еще, жизнь лаптями не хлебал, только слушать может, широко раскрыв рот, а что ему говорить-то, все старые байки были давно рассказаны, а новые не придумывались, настроение было не то.
Но тут с Фабричной вывернула серая "Волга", и все стоящие у ворот тут же признали в ней свою, а за рулем увидели говорливого и надежного напарника Василия Квочкина. Все разом замахали руками. "Волга", взвизгнув тормозами, остановилась, и Квочкин, понимающе оглядев компанию, сказал, не задумываясь: "Минутку, ребята, все ясно, машину загоню и от присутствия с вами не откажусь".
Федька ожил, стал о чем-то спорить с Николаем. Покопался в кармане, нащупывая две припасенные на всякий случай трешки, с которыми, признаться, расставаться ему не хотелось, такие они были новенькие, только из Госбанка, и, возможно, первыми попавшие именно к нему. Но это были деньги заработанные им, и поэтому Федька, нисколько не колеблясь, решил истратить их сейчас же, как только представится возможность.
Может быть, цепь роковых случайностей была бы нарушена, когда подошли к ним еще двое: однофамилец Федьки, длинноухий и узкоскулый Лешка Тарасов и его вечный спутник, маленький, какой-то весь неухоженный Витька Замирайло, от которого недавно с двумя детьми ушла жена, отчаявшись дождаться увидеть в Витьке Замирайло человека семейного и серьезного.
Они стали уговаривать пойти не к "Авангарду", где душно и жарко сейчас, где можно вполне нажить неприятности, если появятся несговорчивые дружинники, а развернуть баранку круто влево и отправиться к кладбищу, поваляться там в высокой траве, где чинно и мирно можно вдоволь набраться спиртного, а потом без всякого шума податься по домам.
Но и Федька, и Василий, и Николай уже вполне определенно настроились на сквер за кинотеатром "Авангард", и после недолгих препирательств, в которых Федька задавал тон, настояли на своем.
Так начался их путь навстречу трагической развязке, которая и чуть позже могла не состояться, и никто из этих шестерых никогда бы и не подумал, что так могло произойти.
...Пили и разливали быстро, не церемонясь, без тостов и обязательных в другой, более спокойной обстановке, речей. Похваливали принесенные Федькой сухари. Заедали огонь в горле тридцатикопеечной килькой, консервы которой неведомым гением были изобретательно названы "дружными ребятами". Время от времени кто-нибудь, испытывая потребность побродить, покидал компанию, подходил к кинотеатру, пошатываясь, спускался в овраг, на дне которого валялся выброшенный домашний скарб: обрывки старых газет, битые бутылки, поржавевшие колеса детских автомобилей и что-то еще. По возвращении ему наливались штрафные, он морщился, но пил, понимая, что компанию обижать нельзя.
Хмель быстро ударил им в голову. Деревья поплыли над улицей, вытанцовывая что-то свое. Гомон отдыхающих, толпящихся у входа в кинотеатр, потускнел и отдалился.
Федьку сгоняли за добавкой. Он немного поворчал, но, сникнув под распорядительными взглядами, мигом собрался, теша себя тем, что сможет перекинуться парой простых, но значительных фраз с бойкой продавщицей винного отдела, которая умела ответить так, что голос у Федьки начинал срываться, а в голове что-то отдаленно и приятно шумело.
Василий, ударяя себя в грудь, неведомо с кем заспорил. Его поначалу слушали, а потом заговорили вдруг все разом, перебивая и суетясь.
...Выяснилось, что все наличное выпито, а раскошеливаться никто не решался. Разве что Федька, раз и навсегда решивший доказать свою причастность к миру мужчин, но две его трешки давно уже перекочевали в ящик продавщицы винного отдела.
Все одновременно поднялись и пошли к узкой улочке Садовой, выбегающей слева из-за низких, вихрастых домишек, чтобы потом, простившись, разбрестись по домам, где привычно ждали семьи.
Над ними плыли выгоревшие крыши деревянных и кирпичных строений, пушисто распускали лапы карагачи, в огнях стоватных ламп расцвеченно стоял кинотеатр. Кого-то потянуло в сторону от нахоженной тропинки, и круг роковых совпадений замкнулся.
Когда они, прорвавшись сквозь кусты, перешли дорогу, Квочкин упал. Его спутники, еще ничего не поняв, столпились вокруг него и стали поднимать. Василий не шевелился, а под ним тускло расплывалась красная лужица, вбирая в себя дорожную пыль, прошлогодние листья, примятые, изжеванные окурки папирос.
Василий был мертв. Но чтобы это понять, людям, шедшим с ним, потребовалось еще несколько часов.
Так они стали подозреваемыми в убийстве.
Как всегда бывает в таких случаях, любопытные не заставили себя ждать. Тесное кольцо вокруг лежащего на земле Василия собралось быстро и все росло. Кто-то бросился вызывать "скорую" и милицию. В центре кольца, гомоня и нервно жестикулируя, стояли пятеро спутников Квочкина. Мнение толпы поначалу было едино - что парня этого, на земле, порезали его же друзья в пьяной ссоре, и антипатии окружающих к пятерым таксистам быстро нарастали.
Однако, когда сюда прибыла оперативная группа, ни свидетелей, ни очевидцев не нашлось. И не потому, что люди не хотели брать на себя обременительный труд, не желая иметь дело с бесконечными вызовами на опросы и очные ставки, а потому что и на самом деле никто из стоящих здесь ничего не видел и ничего не знал.
А двое пареньков, Нифонтов и Семенов, которым кое-что было известно, потолкавшись на перекрестке, торопливо исчезли в темноте ближнего переулка.
И тут Федька Тарасов совершил поступок, из-за которого на свет появилась версия номер два, которая была версией основной и отрабатывалась следователями долго и тщательно.
Заметив идущего от кинотеатра Борьку Шварца, парня хулиганистого и сквернослова, Федька растолкал стоящих и кинулся ему навстречу, растерянно говоря окружающим, что это вон тот ударил Василия.
У Федьки были стародавние счеты со Шварцем, который, как он твердо знал, никогда на улицу не выходил без ножа и был скор в его применении.
И знай Шварц, что произойдет дальше, не стал бы он, при виде бегущего к нему Федьки, вытаскивать нож, пытаясь блеском его остановить и напугать Тарасова. Но все это произошло, и чуть позднее, когда он увидел, что на помощь к Федьке спешат еще десятка два парней, Борька струсил, развернулся и кинулся бежать по Садовой, понимая, что его крепко могут побить и, как ему казалось, ни за что.
Вид бегущего с ножом в руке воодушевил толпу, она взорвалась криками и ругательствами. Борьку быстро настигли, вывернули ему руку с ножом и злого, ошалевшего от боли и неожиданности, доставили обратно к перекрестку.
Обследование места происшествия ничего не дало. Кровь у Василия Квочкина хлынула неожиданно и как-то разом после того, как он упал.
Таксисты и удачно пойманный предполагаемый убийца Шварц были порознь доставлены в отделение милиции, где дали первые и, как оказалось впоследствии, самые путанные показания.
Неудивительно, что в убийстве никто из них не признался, негодуя и возмущаясь, ругая друг друга и изумляясь происшедшему.
Когда на другое утро начальник городского управления милиции полковник Кусмангалиев вызвал к себе одновременно двух следователей по особо важным делам майора Александра Морковкина и старшего лейтенанта Владимира Шумейко, те уже догадывались, к чему это. Кабинеты управления гудели разговорами о происшествии на улице Садовой, у каждого были свои предположения, но толком никто ничего не знал.