- Как это я напутал! - запетушился Протопопов. - Ты сам все путаешь!
Кириленко сжал челюсти и недобро взглянул на директора магазина.
- Ну, вот что, товарищ Протопопов! Я промолчал, когда ты следователю пять минут тому назад дал справку, что воры украли сорок часов. Теперь молчать не буду. Мы тебе всего двадцать пять часов выделили, а откуда это ты еще пятнадцать взял? За счет воров резерв создать хочешь! Так честные люди не делают. Как только следователь осмотр закончит, сразу же инвентаризацию проведем и сличим с документами. Вот тогда посмотрим, какая песня получится!
Протопопов пробормотал что-то неопределенное и отмахнулся от бухгалтера.
Коробку, о которой говорил директор, нашли в другом месте. В ней лежало три рублевых бумажки. И все. Никаких тысяч!
- Как же ты деньги на ночь в коробке оставляешь? Почему в госбанк не сдал? - вновь набросился на Протопопова главбух.
- Да, понимаешь, Федор Федорович, инкассатор не приехал. Нести сами деньги ночью не решились. Мороз к тому же. Халатность, конечно, готов отвечать по суду.
На чердак первыми забрались майор и Петров.
Чердак был засыпан шлаком, крупным и хорошо слежавшимся, и сразу же стало очевидным, что отыскать следы ног не удастся.
Петров подошел к слуховому окну и даже вздрогнул от неожиданности. Вот она, наконец, главная улика! Неумолимая, железная. Именно нечто подобное искал Василий Иванович все время, с самого начала заподозривший, что в магазине орудовали не воры, а инсценировщики. Он уловил фальшивые нотки в поведении Протопопова и Сунгатуллина, какую-то неестественность во всех следах, "нарочитость", как говорят следователи.
Что же все-таки увидел в слуховом оконце Петров?
Паутину! Оконный проем затянут толстым слоем старой паутины! Настолько толстым, что ее не может разрушить ни ветер, ни дождь, ни буран. Именно на паутину и обратил Петров внимание Ирины Владимировны, майора и понятых.
Ирина Владимировна нагнулась над люком и крикнула:
- Граждане Протопопов и Сунгатуллин, поднимитесь, пожалуйста, сюда!
Все обернулись к люку, но в этот момент с улицы донесся шум, и капитан объявил:
- Служебную собаку привезли.
Между тем в отверстии в потолке показался Протопопов, а за ним следом на чердак выбрался и Сунгатуллин.
При молчании всех собравшихся на чердаке Ирина Владимировна подвела их к слуховому окну. Она хотела их о чем-то спросить, но внимание ее привлекло происходящее на крыше. Заснеженное железо крыши начало потрескивать. Послышались тяжелые шаги. В оконце мелькнула собачья морда, затем его заслонила темно-синяя шинель. Еще полминуты и, судя по звукам, проводник с собакой стали спускаться.
- Тихо ты, не тяни так, а то оба сорвемся! - ворчал проводник.
- Не поможете ли вы мне понять, - нарушила молчание Ирина Владимировна, - как можно с крыши пролезть через оконце на чердак, не повредив вот эту паутину?
Протопопов и Сунгатуллин, видимо, не замечали направленных на них укоризненных взглядов, не слышали возмущенных голосов понятых. Как-то сгорбившись, они не отрывали глаз от оконца.
Прошла секунда, другая... Протопопов с тоской посмотрел на Ирину Владимировну. Он ждал вопроса, на который, хочешь не хочешь, придется давать ответ. И такой вопрос последовал.
- В темноте паутину не заметили?
- Да... - пролепетал Протопопов пересохшими губами, - нехорошо получилось... Когда Сунгатуллин лазил на крышу...
- Врешь! - не закричал, а завизжал Сунгатуллин. - Зачем врешь?! Ничего я не знаю. Ты...
Докричать фразу он не успел и, взмахнув руками, полетел на шлак. Его мгновенно накрыла серая, лохматая масса.
"Собака! - сообразил Петров. - Его сбила и держит собака!"
Сунгатуллина выручил тут же появившийся проводник. Собака послушалась окрика, отошла и села.
- Как это получилось? - резко спросил майор.
- Виноват, товарищ майор! "Кольт" рывком взял лестницу и выскочил по следу на чердак.
- Вы и теперь отрицаете, что были ночью на крыше? - спросил Петров Сунгатуллина.
Сунгатуллин молчал, с опаской косясь на собаку.
Г.СМИРНОВ,
полковник милиции
ФИНКА
I
Косаев чуть приподнялся. Тупой болью отозвались на это движение голова и левый бок. Осторожно оперся на локоть, сел. С трудом раскрыл глаза. Выплюнул изо рта песок с кровью. Увидел вдруг свои босые ноги. Осмотрелся: незнакомое место, в нескольких шагах железнодорожная насыпь. Пошарил в карманах, отыскивая папиросу и спички, но, кроме носового платка, ничего не нашел. Лицо саднило. Вытер, не спеша, лоб, щеки, губы - на платке остались густые полосы крови. Почувствовал смутное беспокойство, тревогу. Тупая, давящая боль и шум в голове мешали вспомнить что-то неприятное, тяжелое, происшедшее накануне.
"Где я? Почему?" Поднес к глазам левую руку - посмотреть, сколько времени, но часов на руке не оказалось.
"Ограбили", - понял Косаев. Осторожно поглаживая кровоточивший висок и рассеченную бровь, начал смутно припоминать, как все случилось.
II
...В вагоне-ресторане Косаев сидел против степенного железнодорожника, с тремя рядами орденских планок на груди. Есть не хотелось, поэтому Косаев запивал водку пивом.
Награды на груди железнодорожника уже начинали двоиться, куда-то исчезать, опять появляться. Косаев пробовал запеть "Шумел камыш", но железнодорожник все время спрашивал его о чем-нибудь.
- Куда еду, говоришь? Домой еду. Отдохну малость, а там ключи в руки и в мастерскую. Кормильца своего, значит, лечить. Тракторист я... А ты пей, браток, пей! - Косаев, не рассчитав движения, сбил рукой стакан, но даже не заметил этого, вынул из кармана пиджака пачку сотенных.
- Видал, брат? - тряс он деньгами перед носом железнодорожника. Видал, брат? А? Видал?
К столу подошли двое мужчин в серых лыжных костюмах, один из них с усиками.
- Привет хорошей компании!
- Прошу к нашему шалашу, давай ближе, братва, - пьяно приветствовал Косаев незнакомых людей.
На столе появилось четыре стакана водки. Косаев залпом вылил стакан в горло, сплюнул на пол и неуклюже вытер рукавом отвисшую губу.
- Житуха, брат, - начал было Косаев, но его взяли под руки, вывели на перрон и потащили к "Москвичу". Железнодорожник шел позади. Неизвестные усадили Косаева в машину, захлопнули дверцы.