Когда, подавив бешенство, эти два шутника наконец уехали, я отправился разыскивать Кати. Ни в саду, ни на кухне ее не было. Я поднялся по лестнице в нашу спальню. Кати лежала ничком На кровати и рыдала.
Я сел рядом на покрывало.
— Ты так горюешь о смерти Жо, Кати?
Она заплакала еще сильней.
— Знаю, он был хороший мальчик, милый, сердечный… По-моему, он вообще был немного в тебя влюблен.
Она выпрямилась, рыдания внезапно прекратились, я увидел, как сквозь слезы сверкнул ее взгляд.
— Я запрещаю тебе так говорить о нем, Боб! Ты не имеешь права…
— Но…
Она подошла к двери, проверила, нет ли поблизости лакея, и заперла дверь на ключ.
— Теперь я знаю, что ты его убил! У меня есть доказательство! Ты меня слышишь, Боб! Доказательство!
Опять! У меня больше не было сил… Все вокруг завертелось…
— Умоляю тебя, Кати, замолчи… Мы сойдем с ума, неужели ты не понимаешь? Ты с самого начала вбила себе в голову эту мысль и…
Она спрыгнула с кровати и подбежала к шкафу… Я увидел на плечиках свое пальто… То, которое еще сегодня утром находилось в голубятне… Вспомнил о запачканном кровью гаечном ключе, оставленном в кармане.
Мне нечего было сказать, абсолютно нечего. Все слова улетучивались у меня из головы, а я превращался в льдину — белую, холодную, скользкую, ровную.
— Сегодня утром, когда ты ушел, мне вдруг ужасно, захотелось поговорить с тобой… Я бросилась тебя искать, заглянула в голубятню…
Я слушал ее с невозмутимым видом. У меня было ощущение, будто она рассказывает какую-то гнусную историю, но ко мне эта история не имеет никакого отношения.
— Послушай, Боб… Ты меня слышишь?
Я заставил себя утвердительно кивнуть.
— Я почувствовала, что ты убил Жо еще до того, как сообщили о его смерти. Видишь ли, когда столько лет живешь вместе с человеком, которого любишь, следуя за ним как тень, не отходя от него ни на шаг, то проникаешься его мыслями, чувствами, понимаешь?
— Да, Кати…
— Вчера, когда ты пришел и я увидела…
— Ты уже говорила об этом…
— Не перебивай меня! По твоему виду я поняла, что ты совершил нечто такое… Нечто ужасно серьезное…
— Ах так?
— Да… И когда по телевидению сообщили о… о гибели Жо, я ни секунды не сомневалась, что это ты его убил!
Наступило длительное молчание. Я поглаживал шелковистую бахрому покрывала, по-прежнему не зная, что сказать… Я ждал конкретного вопроса, и он последовал:
— Почему ты сделал это, Боб?
Я задумался.
Теперь я уже и сам не знал толком почему.
— Понятия не имею, Кати. У меня возникла потребность…
— Все твоя гордыня!
— Не говори так, Кати…
Она разглядывала меня с каким-то недоверием во взгляде.
— А я знаю, что толкнуло тебя на убийство… Ты испугался второго матча. Тебе это показалось единственным решением, не так ли, Боб?
— Возможно…
— Ты… Такой, однако, храбрый…
— Пойми, Кати, я боялся не его ударов, а своего поражения… Мне казалось, что после этого я… я не смогу больше жить…
— И тогда ты решил, пусть лучше умрет он?
— Да. Я люблю жизнь, потому что есть ты… Ты не можешь знать…
— Почему же, я знаю… Я тоже люблю жизнь, потому что у меня есть ты, Боб.
Мне были неведомы ее мысли.
Она вовсе не была напугана… Самое главное, я не внушал ей отвращения.
— Что ты думаешь обо мне, Кати?
— Я разочарована, Боб. Я верила, что ты сильнее…
— Ты…
— Что «я»?
— Ты не боишься?
Она удивилась.
— Боюсь? Почему, ты думаешь, я должна бояться?
— Убийцы внушают страх… обычно!