— Я не знаю, — пробормотал Стае, не поднимая головы и напряженно раздумывая.
— Да брось ты, «не знаю»! Все ты знаешь. Разговор-то не об этом. Все, что нам надо, — фамилия, имя и адрес. Так да или нет?
— Да я не знаю…
— Да или нет? Хватит выделываться, времени уже много, спать пора. Решайся! Да или нет?
Стае лихорадочно думал. Ничего нового он не услышал. Другие люди, в других кабинетах, неоднократно говорили ему такие же речи, а то и получше. Накушался за пять лет. И насчет камеры или своих похорон — тоже не очень-то он испугался. Одного желания оперов посадить его мало, над ними еще и следователи, и прокуроры, и судьи с адвокатами — много еще кого, кто проверяет и руководит. И «подставу» ему они вряд ли будут делать — хлопотно, да и не совсем это по правилам, хотя какие сейчас правила, если бандиты сами первые беспредел начали. Но все равно вряд ли. А вот устроить ему кучу мелких неприятностей они вполне могут. И усилий тут особых не потребуется, и прокурор с адвокатом не спасут. Начнут омоновцы его «стекляшку» трясти, ставить клиентов к стенкам и равнять прикладами автоматов. Раз приедут, другой. А потом зайдет эта парочка, попьет культурно кофе и намекнет между делом директору, кто виновник всех этих неприятностей. И останется Стае без работы. В другое место перейдешь — и там та же история. И что остается? Опять грабить и воровать? Тогда уж точно после первой же кражи — камера, суд, этап и зона. Лет так на пять-восемь. Уже сейчас здоровье ни к черту, а после третьей отсидки вообще инвалидом выйдешь. Если выйдешь… Неохота за чужие дела так подставляться.
— Да или нет?
Стае почувствовал увесистый пинок по ножке стула. Наверное, этот толстый, который сзади, нервничает.
— Да… чего уж там… Да!
Стае поднял голову, посмотрел на Ковалева безразлично и устало. Это был уже не тот человек, который пил коктейль в «стекляшке» или в начале разговора вертелся на стуле и растопыривал пальцы.
— Запоминай, командир, все равно ничего подписывать не буду. Насчет квартиры меня спрашивал Олег Насибуллин. Он не судимый, мы с ним по другим делам сошлись. Живет где-то в новостройках, по-моему, улица Спортивная, дом шесть или восемь, не помню точно. Шестнадцатиэтажная «точка», там еще внизу видеосалон и магазин коммерческий. Последний этаж, дверь направо от лифта. Металлическая, зеленая, она одна такая. Он интересовался квартирой. Именно в этом районе. И чтобы хозяин был алкаш или одинокий. Я и свел его со Стасом. Мы с ним последний срок вместе мотали. С Олегом еще такой Шурик ходит, фамилии не знаю. Он наркоман, на «черном» [9] и сидел когда-то за наркоту. Живет где-то в области, но недалеко, адрес не знаю. Видел раз с ними еще пару человек, но кто такие — не знаю. Все.
— Машина у них какая?
— У Олега раньше «копеечка» была, белая. Битая вся, он ее продал недавно. А последний раз я его на «рафике» желтом видел, тоже старом.
— А это кто? — Костя показал фоторобот.
— Не знаю. — Повертев карточку в руках, Стае пожал плечами. — Похож на одного, он со мной в одной зоне сидел, за разбой. Но его деревом придавило, в самом конце срока. Не, не знаю.
Самое страшное было позади, и Стае чувствовал себя уверенней, становился раскованней и разговорчивей, даже попросил закурить. Стае был судим два раза, и оба раза его ловили только потому, что кто-то из знакомых или подельников его «закладывал». По крайней мере, Стае считал именно так. Впоследствии ему и самому не раз приходилось «сдавать» операм ценную информацию, и ничего страшного он в этом для себя не видел, давно разобравшись, что воровские законы и бандитские понятия более чем условны, нарушаются постоянно теми же бандитами и ворами и служат в основном дня того, чтобы держать в узде молодых. Стае предпочитал жить «по здравому смыслу», и с позиций этого самого здравого смысла его сейчас беспокоил только один вопрос: как бы о состоявшемся разговоре не узнали друзья и «коллеги», а также те, кого он только что благополучно «сдал». Но уверенный тихий голос и усталый взгляд худощавого опера внушали определенное доверие, и Стае понемногу убеждался, что все для него обойдется нормально. Сделав самый трудный первый шаг, на все остальные вопросы он отвечал спокойно, обдуманно и достаточно правдиво. Стае утаил только дошедшие до него слухи о пятом члене банды, том самом, чей фоторобот ему показывали. Этого пятого Стае видел один раз, да и то мимоходом, так что ложь далась легко и получилась правдоподобной. Ковалев даже ничего не заметил.
Ответив еще на несколько вопросов, Стае отправился в «аквариум», где, спихнув на пол какого-то алкаша, устроился на скамейке и задремал.
Когда отводивший его Ковалев вернулся обратно в кабинет, Петров уже включил электрический чайник и достал банку кофе.
— Ну что, Олега надо снимать?
Костя пожал плечами:
— Сам понимаешь, если по-умному все делать, то торопиться нельзя. Может соскочить. Но у нас же, как обычно, ни времени, ни сил. Придется снимать. Будем «колоть», пока не развалится, а может, и «терпилы» его опознают… Мне половинку налей. Спасибо!
Выпив кофе, оперы на машине Петрова отправились искать жилище Олега. Какого-либо четкого плана действий они так и не выработали, решив действовать в зависимости от обстановки, определившись на месте. Было уже почти половина седьмого утра, рассвело, по улицам ползали запоздавшие поливальные машины, на остановках собирались первые пассажиры. Кофе и сигареты немного взбодрили, но напряженная бессонная ночь напоминала о себе. Разговаривать не хотелось, тело было медлительным и тяжелым, в глазах ощущалась противная резь. В конце дороги Костя даже немного задремал и проснулся от толчка Петрова, когда они повернули на Спортивную улицу.
Единственный точечный дом значился под номером четырнадцать, но все остальные приметы — видеосалон с магазином и этаж с зеленой дверью — совпадали. Более того, среди десятка припаркованных вокруг дома машин Костя сразу увидел кособокий «рафик» желтого цвета, с полосой вдоль борта.
Осторожно приблизившись к двери, Ковалев замер. Из квартиры явственно доносились голоса: два мужских и женский. Говорили в прихожей, и, хотя слов разобрать было невозможно, Костя почувствовал, что сейчас кто-то собирается выходить. Двух человек для штурма квартиры явно было недостаточно, и Костя бесшумно отошел от двери, сделав напарнику знак следовать за собой.
Они встали на площадке, около закутка с мусоропроводом, сбоку от дверей лифта. Чувствуя, как сердце начинает учащенно стучать, Петров закурил сигарету.
Время тянулось мучительно медленно. Стоять на одном месте было невыносимо, сдерживаемая энергия требовала выхода, и Костя про себя последними словами крыл неизвестных, застрявших в квартире Олега. Через десять минут он решил, что ошибся, и хотел еще раз подойти к двери квартиры, но более выдержанный Дима отрицательно покачал головой и показал два растопыренных пальца: подожди две минуты. Они выждали этот срок и стали ждать дальше, переминаясь с ноги на ногу. На исходе четвертой минуты лязгнул отодвигаемый засов металлической двери, тонко пискнули петли, и до оперов донеслись шаркающие шаги двух человек. Костя толкнул Диму в темноту, к приоткрытому вонючему люку мусоропровода.
На стекло двери, отделявшей площадку от коридора, легли две неровные тени. Опять скрипнула дверь, и шаги приблизились. Негромко матюгнувшись, мужчина нажал кнопку вызова лифта и отшатнулся, когда двери тотчас же раскрылись: Петров заблаговременно вызвал на этаж оба лифта — и пассажирский, и грузовой.
Присев на корточки и сдерживая дыхание, Костя выглянул из-за угла и в последний момент в ярком свете кабины успел разглядеть двоих: невысокого худощавого мужчину с большой абсолютно лысой головой и его спутницу, нездорового вида женщину с короткими сальными волосами, в длинном красном свитере.
Загудев, кабина пассажирского лифта отправилась вниз. Оперы вскочили в грузовой. На пятом этаже кабина остановилась, видимо, чтобы подобрать кого-то из жильцов, но Дима, сквозь зубы яростно матерясь, быстро переключил кнопки, и они отправились дальше.
Судя по сообщенным Стасом приметам, лысый большеголовый мужик и был Шариком. Когда оперы выскочили из дома, парочка наркоманов успела отойти достаточно далеко и намеревалась, очевидно, тормознуть такси, так как удалялась в сторону от ближайшей остановки общественного транспорта. Шли они не спеша, не оглядываясь, женщина несла в руке полиэтиленовый пакет, а мужчина обнимал ее за талию и что-то говорил. Отпустив их метров на сто, Дима направил свою машину следом, регулируя скорость таким образом, чтобы место их встречи пришлось на пересечение Спортивной улицы и бульвара Чемпионов.
Так и произошло. Когда Шарик сошел с тротуара на проезжую часть и, подняв руку, развернулся, намереваясь остановить какую-нибудь машину, рядом с ним резко затормозила белая «шестерка». Затуманенный наркотиком, мозг среагировать не успел, да и тело не оказало ни малейшего сопротивления. Выскочивший из машины мужчина толкнул Шарика на капот, легко заломил ему руки за спину и защелкнул наручники, после чего похлопал по одежде в поисках оружия. Единственным оружием Шарика оказались два пустых шприца с иглами, издающие резкий запах наркотического раствора.
Женщина от испуга выпустила свой пакет, и тот с металлическим звоном упал на асфальт. Через несколько секунд она поместилась рядом со своим кавалером на заднем сиденье машины, хлопнули дверцы, и белая «шестерка» рванула на «базу» — в Правобережное РУВД.
Еще через три часа взяли Насибуллина. Прямо на лестничной площадке, когда он открыл дверь, чтобы вывести ведро с отходами. Активного сопротивления он оказать не успел, только криво улыбался, пыхтел и напрягал мускулы рук, стараясь не дать надеть наручники. Исход встречи решил удар по печени, проведенный одним из оперов, мастером спорта по боксу.
Ковалев и Петров, «передав эстафету», отправились по домам. Костя собирался поспать до обеда и вернуться на работу, а Дима планировал заняться домашними делами. Как оказалось впоследствии, он поступил более благоразумно: приехав в РУВД, Костя опять застрял на всю ночь.
К восьми часам вечера задержали еще двоих членов группы, занимавшейся налетами на квартиры. Они были братьями и профессиональными спортсменами. Старший тренировал начинающих кик-боксеров, а младший выступал в городской гандбольной команде. Забирали их прямо из квартиры. Наибольшую трудность при задержании представляли не тренированные мускулы и молниеносная реакция братьев, а их мать. Загородив своим сухоньким тельцем богатырские фигуры сыновей, она пятилась по коридору в глубь квартиры, выкрикивала ругательства в адрес распоясавшихся ментов, взывала к прокурору и резкими ударами швабры пресекала попытки прорвать оборону или обойти ее с флангов. Отступая за спиной матери, братья оказались в комнате. Квартира располагалась на втором этаже, и они приняли мудрое решение: сиганули в открытое окно.
Это и решило дело. Благополучно приземлившись, братья были радостно встречены омоновцами, взятыми для усиления группы задержания. Опускаясь на скамейки в тесных «стаканах» двух «уазиков», братья, наверное, впервые в жизни пожалели о том, что выросли такими большими и сильными, — им досталось прямо пропорционально массе и обратно пропорционально уму.
Большинство потерпевших опознали предъявленную им четверку. Братьев в основном опознавали по комплекции — со времен неожиданных визитов в квартиры их лица значительно утратили былую мужскую привлекательность и обычный цвет. На обысках изъяли некоторые из похищенных вещей, в основном мелочи, так как почти все наиболее крупное и ценное они успели продать. На допросах Насибуллин дал подробные показания. Шарик «ушел в полный отказ» и с тоской ожидал в камере того момента, когда у него начнутся «ломки». Старший брат признался частично, очень расчетливо и осторожно. Младший, со слезами умолявший следователя отпустить его под подписку о невыезде, «сдал» всех и очень сожалел о том, что не знает больше ничего интересного.
Всего ими было совершено семь квартирных грабежей, все на территории Правобережного района. Под подписку о невыезде никого не отпустили. Пока шло предварительное следствие, мать братьев засыпала жалобами все мыслимые инстанции.
Все было хорошо. За исключением одного — «мексиканского киногероя» так и не нашли. Судя по показаниям задержанных, именно он некоторое время назад организовал всю группу. Он же получал информацию о квартирах, которые следовало брать, и составлял планы нападений, но непосредственного участия в акциях не принимал, а осуществлял только общее руководство. Называли его по имени — Борис, но Насибуллин, давший наиболее подробные показания, заявил, что это псевдоним.
— Я один раз видел у него три или четыре паспорта, на разные фамилии, но все с его фотографиями. И потом, он как-то раз звонил по межгороду — так вообще Славой назвался. Только вам его все равно не поймать.
— Почему это не поймать? — угрюмо поинтересовался Ковалев.
Он провел на работе вторую бессонную ночь, такую же напряженную и нервную, у него болел зуб, и хотелось наконец отправиться домой, чтобы нормально пообедать и отоспаться.
— Да потому! — Насибуллин одной затяжкой прикончил сигарету, аккуратно раздавил окурок о стенку пепельницы и только потом поднял голову. — Он ведь ваш.
— Что значит «наш»? — подозрительно спросил Петров, только что приехавший из дома и потому энергичный. — Ты можешь яснее выражаться?
— Ну, мент он или кагэбэшник. Не знаю, работает он сейчас или нет, но опером он был. Где-то в Москве или в Питере, не знаю. Где-то в столице.
— С чего ты взял? — взвился Дима, многозначительно посмотрев на Костю. — Он тебе что, сам говорил?
— Нет, конечно. Он про себя вообще ничего не говорил. Но мне интересно было, я и попробовал справки навести. Я так понял, что он или родился у нас, или работал здесь когда-то. Во всяком случае, связи у него здесь крепкие. Он ведь и про квартиры все точно узнавал, ни одной осечки у нас не было. Я так думаю, он во всем этом деле не меньше полусотни тонн баксов заработал. Мы ведь только на одной квартире — той, что на Ударников, — почти шестьдесят «лимонов» взяли, а еще золото, иконы. А он почти все себе загреб. У него ведь и лежбище где-то здесь свое было, только я думаю, что не в самом городе, а в области. Он его вообще от всех скрывал. И баба наверняка где-то осталась. Ищите! Про машину его я вам говорил. Найдете — я вам на него весь расклад дам, и в суде все расскажу, А то нагрелся, ментяра, за наш счет, нам теперь сидеть, а он гулять будет?
— Ты о нем у кого справки наводил? — поинтересовался Костя, размышляя об услышанном.
— А-а, да это вам не поможет. Был такой Паша Кожин, кличка у него Зима. Из «омской» команды. Вот он и говорил. Я так понял, что он с этим нашим Борисом сталкивался когда-то. Только Пашу убили месяца два назад, а больше вам никто ничего не скажет. Наши ребята еще меньше моего знают.
I