— А я вот так не думаю. И поэтому ничего не хочу. До свидания.
Катя положила трубку раньше, чем Коновалов успел что-то сказать. Но телефон зазвонил снова. Помедлив, она сняла трубку и услышала чье-то прерывистое шумное дыхание, с трудом пробивавшееся сквозь громкую музыку. Потом все оборвалось треском и гудками отбоя. Катя надавила на рычаг, и аппарат тут же зазвенел опять. В этот раз все-таки звонил Коновалов.
— Алло, вы слышите? Пожалуйста, дайте мне договорить! Я все отлично понимаю, но увидеться нам все-таки придется. Один раз и ненадолго. Больше я вас тревожить не буду, обещаю. Вас устроит в понедельник утром, в половине одиннадцатого? Запишите адрес… Кабинет номер четырнадцать, на втором этаже. Алло! Вы обязательно должны прийти, понимаете? Один раз, и больше никто вас не будет тревожить.
— Хорошо, я приду. Один раз.
Пятница выдалась для Гены крайне неудачной.
Проснувшись рядом с Леной — миниатюрной восемнадцатилетней студенткой Юридического института, у нее были бездонные карие глаза и склонность к восточной философии, — Гена взглянул на часы и выругался. До назначенной у Горгаза встречи оставалось минут двадцать. Уже сейчас он должен быть у Вовы, которого на всякий случай решил взять с собой. Повезло, что Вова тоже ночевал не дома, а завис у какой-то новой подруги, относительно недалеко. Через несколько минут Гена, небритый и голодный, остановил «ниссан» около нужного подъезда, рядом с пыльной «семеркой» друга.
Вова, видимо, встал вовремя, и ждать его не пришлось. Жизнерадостно улыбаясь, он сбежал по ступеням обшарпанной лестницы и плюхнулся на соседнее сиденье.
По дороге их остановил и оштрафовал за превышение скорости наряд ГАИ, усиленный двумя омоновцами в пятнистой форме. Пока пожилой угрюмый капитан заполнял бумаги, омоновцы сноровисто обшарили салон джипа. Один из них, с погонами старшего сержанта и рваным шрамом на виске, откуда-то из-под заднего сиденья вытащил грязный белый лифчик, и спустя мгновение замершего Гену обдало жаром: это была вещь той девчонки из Яблоневки! Омоновцы переглянулись, и Гена уже открыл рот, чтобы поклясться в том, что видит это в первый раз, но капитан закончил оформлять штраф и протянул ему квитанцию. В салоне патрульного «форда» заговорила рация, требуя, чтобы наряд срочно направился на какой-то перекресток для разбора дорожно-транспортного происшествия: междугородный автобус вылетел на остановку и сбил несколько человек.
Старший сержант перекинул лифчик через подголовник водительского сиденья «ниссана», вразвалку подошел к Гене и, пристально глядя на него маленькими злыми глазами, негромко сказал:
— Может, тебе его на башку намотать? Козел!
Стоявший рядом Вова нервно дернул коленом. В коренастой фигуре омоновца, туго обтянутой выцветшей пятнистой формой, и особенно в его лице, на котором вблизи стали заметными еще два старых шрама, было нечто такое, что заставляло относиться к сказанным им словам серьезно. Но ничего не произошло. Смачно плюнув под ноги Гене, омоновец направился к распахнутой задней двери «форда», возле которой стоял, придерживая на плече автомат, его напарник.
Глядя вслед удаляющейся патрульной машине и чувствуя, как по спине и бокам стекают капли пота, Гена с чувством произнес:
— Я ему весь хлебальник разобью!
Сказанное, естественно, относилось не к старшему сержанту ОМОНа, а к Саше. Вова это понял и молчаливым кивком поддержал шефа.
Однако лицо у Саши в этот день осталось целым, а вот близкое, а оттого особенно неприятное знакомство друзей и коллег с милицией только началось.
Выбросив опасную улику в открытый канализационный люк, Гена, теперь уже более осмотрительно, повел машину к месту встречи. По дороге он остановился и купил себе безвкусный холодный гамбургер и двухлитровую бутылку яркого синтетического лимонада. И без того плохое настроение стало совсем никуда не годным. Почувствовавший это Вова молча трясся на своем сиденье, сжимал коленями лимонадную бутылку и слушал магнитофон.
— Хорошо, хоть газовик свой не взял, — буркнул Гена, сворачивая к большим железным воротам с кривой надписью «Горгаз», — а то этот мудак совсем докопался бы.
Машина замерла, ткнувшись передними колесами в поребрик перед проходной.
— Ну, и где этот козел старый?
Гена покрутил по сторонам головой и выругался, Вова начал свинчивать пластмассовую пробку с горлышка бутылки.
Появление серого «ниссана» с помятым задним крылом было с облегчением встречено оперативниками 15-го отделения милиции. Эту машину, а точнее — ее пассажиров, они дожидались уже больше получаса и постепенно начали склоняться к мысли, что никто не приедет.
Рано утром в отделение пришел начальник автоколонны Горгаза и подал заявление. Опрос водителя тягача занял почти все оставшееся до назначенной встречи время, но в конце концов уместился на одной странице стандартного бланка объяснения. Уговорить водителя выйти к «ниссану» так и не удалось, потому было решено задерживать бандитов по мере их поступления.
Вова подавился лимонадом, когда около джипа неожиданно появились какие-то мужики с пистолетами в руках. Правая его рука инстинктивно вцепилась в дверную ручку-подлокотник, но после сильного рывка снаружи дверь распахнулась, и Вова, залив лимонадом брюки и кашляя от попавшей в горло воды, вывалился на асфальт. Младший лейтенант Браун, находящийся под служебным расследованием в связи с утратой табельного оружия и горящий желанием реабилитироваться, придал телу Вовы нужную форму и сцепил толстые запястья наручниками. Из опрокинутой бутылки гулкими толчками вытекал лимонад, и липкая лужица постепенно увеличивалась, приближаясь к Вовиной голове, послушно уткнувшейся в асфальт.
Гена при задержании успел сделать больше. Он не только вцепился в рулевое колесо, но и вдавил ноги в пол, а также выругался.
Когда дверь распахнулась и в проеме появились две фигуры с недобрыми лицами и ПМ в руках, он повернул голову и срывающимся голосом спросил:
— В чем дело?
Финал оказался таким же, как и в ситуации с Вовой: жесткий, с чувствительными выступами асфальт под животом и холодные наручники на сведенных за спину руках.
Точку поставили синие «Жигули», которые с оглушительным воем сирены затормозили около «ниссана». Захлопали дверцы, и кто-то напряженно спросил:
— Всё, готовы?
В течение следующего получаса Вова и Гена пребывали в каком-то трансе. Их рассадили по разным машинам и целую вечность везли в отделение.
В прозрачное, нетонированное стекло, прорываясь сквозь листву деревьев, попадали яркие солнечные лучи, заставляя Вову щуриться и моргать. Машину постоянно трясло на ухабах, и пружины продавленного сиденья впивались в тело, стиснутое с двух сторон плечами оперативников. Водитель и сидевший на переднем сиденье человек непрерывно курили вонючий «Беломор». Обмотанный синей изолентой динамик рации на каждой выбоине издавал какие-то всхлипы и хрюканье. Руки затекли, но на просьбы ослабить браслеты, так же как и на вопросы о причинах задержания, никто не реагировал. Мокрые брюки и рубашка противно липли к телу, на лоб, тоже подвергшийся воздействию тонизирующего напитка, норовила сесть залетевшая в салон наглая жирная муха. Периодически встряхивая головой, чтобы отогнать назойливое насекомое, Вова думал об одном: главное, ни в чем не сознаваться. Даже когда будут бить. В том, что его будут бить, и бить сильно, он нисколько не сомневался и тоскливо представлял в уме суммы, которые придется выложить за восстановление здоровья. Гадать, за что именно его задержали, было бесполезно — слишком много всякого на нем «висело». А потому главное — ни в чем не сознаваться. И ничего не подписывать. Продержат эти тридцать суток по «бандитскому указу» и отпустят, никуда не денутся.
Гена испытывал примерно те же муки, но мысли его были разнообразнее и сводились в общем-то к одной главной: ничего, бывает и хуже, самое плохое уже позади, скоро придет адвокат и все уладит. Какой именно адвокат должен прийти, что конкретно и как он будет улаживать, Гена и сам не знал. Но после тог,о, как адвокат все утрясет, надо будет непременно направиться в прокуратуру и подать жалобу на незаконные действия ментов. Прокурор быстро их приструнит, они еще и извиняться прибегут.
В отделении их рассадили по разным камерам. Вова сразу попросился в туалет, зачем-то сказав, что у него больные почки и он не может долго терпеть. Гена, заметив, что перед разделяющим дежурную часть надвое высоким барьером стоят три пожилые женщины и старик с рядами орденских планок на пиджаке, начал громко жаловаться на то, что его избили, и требовать телефон и адвоката. Прижимая к себе авоськи с продуктами, женщины смотрели на обиженного бандита испуганно и жалостливо одновременно. Ветеран сурово поджимал тонкие губы.
Заталкивая все больше распалявшегося Гену обратно в камеру, помощник дежурного думал о том, что на пенсию старика не купишь даже одну покрышку для застывшего под окнами отделения джипа.
К вечеру друзей отпустили. Все обошлось гораздо проще, без избиений и адвокатов. Начисто отвергнув все обвинения в вымогательстве в отношении водителя «КрАЗа» и поняв, что других претензий к ним не имеется, они, успокоившись, подписали свои объяснения. Вызванный следователь, не усмотрев в представленном ему материале никаких признаков состава преступления, написал соответствующую справку и посоветовал операм вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.
Шел мелкий дождь, патрульные весело затаскивали в двери отделения упирающегося алкаша. Гена долго не мог справиться с дверным замком джипа и ругался.
Опасаясь какой-либо провокации со стороны ментов, Гена направил «ниссан» в сторону районного травматологического пункта, где, обнажив перед дежурным врачом свои мускулистые торсы, друзья пожаловались на головную боль и неприятные ощущения в ребрах и почках.
Покончив с медицинскими формальностями, Гена и Вова поехали в пиццерию на «своей» территории, чтобы спокойно обсудить создавшееся положение и подкрепиться.
Пока они ели пиццу с грибами, оперативный дежурный 15-го отделения милиции принял две телефонограммы из Правобережного травмпункта, в которых сообщалось о том, что два не работающих молодых человека избиты сотрудниками уголовного розыска, им поставлены диагнозы: сотрясение головного мозга, ушибы мягких тканей живота и поясницы и назначено амбулаторное лечение. Зарегистрировав телефонограммы в журнале, дежурный отдал бланки помощнику, и тот отнес их начальнику отделения, после чего в соответствующей графе появилась резолюция, предписывающая заместителю по работе с личным составом провести проверку и принять решение.
Руслан Осипов проснулся только к обеду. Обмывание купленной машины завершилось далеко за полночь в каком-то загородном кабаке, куда вся компания прибыла уже изрядно навеселе. Тон задавал Гоша Сысолятин. Обычно не отличавшийся ни остроумием, ни веселым настроением, в этот вечер он разошелся, как никогда. Причиной этому, видимо, послужило успешно осуществленное дело, принесшее хороший доход: бумажник Гоши распирала пачка двадцати— и пятидесятидолларовых купюр, а на его худой жилистой шее появилась массивная золотая цепь.
Сдвинутые вместе столы буквально ломились от разнокалиберных бутылок и тарелок с закусками. Состав компании, в которой начинался праздник, сменился почти полностью, о причине торжества давно забыли, и тосты становились все короче, а промежутки между ними постепенно увеличивались. В углу зала вспыхнула пьяная драка, но уже через несколько минут все ее участники сидели за одним столом, обнимались и наполняли друг другу рюмки. За отдельную невысокую плату три танцовщицы, до этого лениво топтавшие сверкающую огнями низкую эстраду, исполнили стриптиз. Техникой исполнения, так же как и красотой тел, они не блистали, но работали бойко, чем и заслужили восторженный свист и пьяные выкрики сидевших в зале бандитов — единственной клиентуры в этот час. Когда выступление закончилось и свет в зале загорелся в полную силу, Сысолятин, швырнув на эстраду несколько смятых зеленых банкнот, схватил бутылку шампанского и, выкрикивая что-то нечленораздельное, принялся поливать танцовщиц. Две из них, визжа, убежали за кулисы, но главная солистка осталась и начала извиваться под струёй шипучего напитка, изображая безумную страсть и считая себя неотразимой звездой.
Осипов отодвинул стул и пошел на улицу освежиться. Его шатало, блестящие стекла и крыши припаркованных на площадке машин превращались в разноцветные пятна и кружились перед глазами. Задрав голову, Руслан с трудом разглядел мерцающие в темном небе звезды и громко икнул на них, после чего, умиротворенный, обхватил руками ствол ближайшей березы и осел на землю. Желудок сорвался с места и носился по всему организму, в висках тяжело стучала кровь, а когда Руслан закрывал глаза, то ему казалось, что он сидит в кабине вертолета рядом с безумным пилотом, который показывает фигуры высшего пилотажа во время урагана.
Доносившаяся из кабака музыка на несколько мгновений стала громче, потом опять стихла. С трудом покинув кабину кувыркающегося вертолета, Осипов повернул голову в нужном направлении и различил три долговязые фигуры, двигающиеся в его направлении. Приблизившись вплотную, три фигуры слились в одну и приняли знакомый облик Гоши Сысолятина. Руслан начал подниматься и целую вечность карабкался по предательскому стволу березы, сжав зубы и царапая носом шершавую кору. Потом началось землетрясение, звезды на небе устроили оргию, и Руслан потерялся в пространстве…
Очнулся Осипов только на заднем сиденье Гошиного «форда». Подъезжали к городу. В открытые окна задних дверей врывался приятный прохладный ветер, негромко играла музыка, светились лампочки на панели приборов. Вцепившись в подлокотник, Осипов с трудом принял вертикальное положение и высунул голову в окно.
На контрольном пункте перед въездом в город они простояли несколько минут. Перекрыв дорогу турникетом, гаишники и омоновцы пропускали машины по одной, тщательно проверяя документы и шерстя салоны. Руслан с трудом выбрался наружу, предъявил свое удостоверение охранника и дурашливо развел в стороны полы куртки, демонстрируя, что ничего запретного у него с собой нет.
Гоша дождался разрешающей отмашки жезла, спокойно отъехал от поста, а потом вдавил педаль газа и понесся по крайнему левому ряду, обходя попутные машины и пугая встречные. На его лице играла довольная усмешка. Несколько раз оглянувшись на Руслана, он не удержался, сунул правую руку под соседнее пассажирское сиденье и из специального тайника вытащил тяжелый, тускло блеснувший длинным вороненым стволом пистолет. Осипов сразу определил, что оружие настоящее, а не газовое, и протянул руку, но Гоша, крутанув пистолет вокруг пальца, убрал его обратно.
— Не дорос еще, — небрежно пояснил он и, одной рукой повернув руль, с шиком обошел просевшую белую «копейку» с прицепом и загруженным багажником на крыше.
Осипов кивнул и опять откинулся на спинку сиденья; вид боевого оружия произвел на него должное впечатление.
Скосив глаза на зеркало, Гоша некоторое время наблюдал за выражением лица Руслана, потом убавил громкость магнитолы и спросил: