Храм Анубиса. Мурашки по коже.
Фредерик тяжёлым задумчивым взглядом окинул помещение с высоким потолком и причудливой цветной росписью на стенах, ещё недавно скрытое под многовековым слоем забвения. Всё как и в первый день с момента обнаружения храма под землёй. Храма, почти не тронутого временем, непостижимым уму образом сохранившегося в течение стольких тысячелетий, будто накрытого куполом. Храма, стены которого претерпели всё: безжалостные воды Нила, зыбучие пески Сахары, знойно палящее солнце Египта. Здание, словно чудесный чертог из древней сказки по мановению волшебной палочки, появилось посреди кажущейся бесконечности и унылости сыпучего золота пустыни.
Барон услышал лёгкий переливчатый смех с каплей хрипотцы в его окончании и неосознанно улыбнулся, почувствовав, как желание начало свой кипучий танец в его крови. Линда… Женщина, которую хотелось завоевать, хотелось, чтобы она смотрела на него преданными глазами и только в его сторону. Женщина, которая чувствовала себя равной ему, дала ему это испытать на своей шкуре равнодушием, от которого снесло голову.
Он прислушался к её хрипловатому смеху, неожиданно перехваченному словами подруги. Мужчина бесшумно сделал несколько шагов в сторону женщин и замер в тени, отбрасываемой многочисленными колоннами. Девушки непринуждённо и весело болтали, сидя на ступеньках у входа в высокий проём в ещё одно небольшое округлое помещение, ничего из себя интересного не представляющее, кроме огромной дырки в потолке, заваленной мусором, да и то только потому, что интересно было узнать, для чего использовалось такое нефункциональное помещение, каким целям служило.
— Очень хочется жрать, — проговорила Кэт и печально взглянула сначала на подругу, затем на вещи, скинутые в углу залы, среди которых виднелся пакет с пустыми контейнерами из-под еды.
— Ты должна быть сыта одними только видами открывшегося нам чуда, — шутливо ответила Линда и, небрежно кинув блокнот и ручку в сторону, вскочила на ноги, имея намерение немного размяться.
— Угу, не все готовы поститься ради Инпу, — мрачно заметила коллега и с некоторой оторопью обнаружила, когда та встала на цыпочки и потянула руки вверх, встряхивая попеременно обеими ногами, её обострившуюся худобу. — Ты вообще что-нибудь ешь? — уже обеспокоенно.
— Как видишь, — ответила Линда, с трудом вспоминая, когда в последний раз ела полноценно и от души, чувствуя, как тело расслабляется, приятно хрустя косточками.
Кэт кинула взгляд на полупустую ёмкость с едой, которую её подруга с безразличием отставила в сторону от себя, и тяжело сглотнула.
— Ещё чуть-чуть, и ты будешь светиться, — резюмировала Кэт.
Линда невесело улыбнулась и подумала про себя:
«Если это чуть-чуть когда-нибудь настанет».
На ум пришли разговоры с Бинцем и Евой о комитете, вакцине и противоборствующих силах в этом мире, и что именно эти гири держат мир на весах в относительном покое и равновесии — «система сдержек и противовесов». А кто она в этой системе? Простой человек? Ладно, не совсем простой, учёная, которой доступно многим больше, чем обывателю. Но всё же? И если открытие случится, то сможет ли она осуществить всё то, что было ею задумано: найдёт ли она лекарство от рака и получится ли донести знания о нём до сообщества врачей? И кем окажется на этом пути барон, так жаждущий её женского расположения? Врагом или спасителем? Ни другом, ни любовником она его не считала, но и отвергать окончательно не решалась, понимая, что исход их экспедиции непредсказуем.
Линда вздохнула. Девушка не могла знать, что будет завтра, но чувствовала, что в этом случае она должна оставаться профессионалом, а дальше действовать по ситуации. Выйти бы на ту группу людей, что противостояла тем, кто стоял за фон Бинцем…
— Кэт, ты понимаешь, что мы столкнулись с чудом? — Линда пожелала перевести разговор в иное русло.
Та неопределённо кивнула. А она, встав в позу, в которой обычно изображались люди на египетских барельефах, повела бёдрами из стороны в сторону, затем отвела пятки сначала вправо, потом влево и вновь двинула тазом, только чуть резче, взмахнув руками и устанавливая их в типичное положение — такое же, как на фресках в этом храме. Девушки рассмеялись, и Линда расслабила тело, обводя зал долгим внимательным взором. Фредерик перестал дышать, ему показалось, что от её танца откуда-то потянуло свежим ветерком, хотя этого не могло быть, так как крыша храма, а значит, и встроенные в неё малькафы были погребены под огромным пластом пустыни.
— Ты понимаешь, что все остальные комнаты этого дворца завалены песком до такой степени, что мы ещё долго будем копаться, расчищая путь к ним, но этот зал словно бы перенёсся сюда из того времени, он словно бы был в вакуумном пузыре, наверняка инженеры найдут этому объяснение, но всё настолько невероятно… — Линда редко была на столь высоком эмоциональном подъёме. — Я не думала, что Анубису вообще возводили храмы, ведь в Египте нигде больше такого нет, это единственная цитадель бога мёртвых, — она обвела зал ладонью. — Инпу предпочитал кладбища, видимо, для того, чтобы упиться людскими страданиями… — зубы непроизвольно скрипнули от злости.
Эта злоба и ненависть была настолько иррациональна, что пугала даже саму Линду. Но та объясняла себе это просто: бессознательное играло с ней, чтобы девушка в своё время не умерла от горя вслед за сыном. Ей нужен был образ врага. Им стал мифический бог. И в то же время она была поражена его обликом в людских сказаниях. Он выбивался из придуманного ею же амплуа, если верить древним мифам и легендам. Линда испытывала симпатию. Грань между ней и неприязнью была тонка. Как человек рациональный, она себе объяснила всё играми подсознания, а психотерапевт, которого почти год посещала учёная, укрепил её в этом понимании. Тема смерти влекла неизвестностью, и в то же время девушка знала о ней не понаслышке, знала её безжалостное дыхание, её неумолимость. Но ставит ли она знак равенства между стариком и ребёнком, когда приходит её час в их жизнях? И как оценить объективно, когда субъективное горе съедает душу и всё время задаёшься вопросом: почему смерть взяла так рано и самое дорогое, ведь не надышалась той детской простотой и безусловной любовью?.. А потом впадаешь в отчаяние, чувствуя, что твоя просьба НЕ ЗАБИРАТЬ продиктована твоим же собственным эгоизмом, ведь самое дорогое для тебя существо испытывало неимоверную боль, а в последнее время — в большую часть — его мозг был затуманен обезболивающими. Так смерть может быть во благо?
— Судя по фрескам, здесь не было скучно, — Кэт сально улыбнулась, тем самым выводя учёную из глубокой задумчивости.
Фредерик помрачнел, глядя на то, как Линда тяжело вздохнула, фокусируя внимание на словах подруги, прежде чем ей ответить.
— Наоборот, в отличие от многих культов, судя по барельефам, здесь царила атмосфера строгости: посмотри, как сдержанно одеты жрицы, здесь хранили девственность девушек — по легенде, за самой красивой раз в год приходил сам Анубис, у них случался ритуальный секс, и он забирал девушку в свой гарем, — она повела рукой, указав на стены, — а вот здесь, — пальцем тыкнув в провал тёмного проёма, — реальность была такова, что, скорее всего, висел огромный кусок ткани и там жрец или его помощники в честь поклонения Инпу дефлорировали древних красавиц…
— А потом убивали, принося в жертву… — Кэт, подойдя к стене, показала на рисунок.
Линда двинулась следом и улыбнулась, отрицательно мотнув головой.
— Культ этого божка не был кровавым, удивительно, в древних летописях никогда не упоминается нечто подобное, но в одно время популяризировалось поклонение солнечно-кровавому богу Амон-Ра, и можно найти кое-где кое-какие упоминания, но это скорее апокрифы, нежели канон, поэтому я склонна думать, что девушек, уже лишённых чести, отдавали замуж за очень влиятельных господ или в гарем к фараону, а если девушка была красива, умна и терпелива, она могла извлечь из столь патового положения выгоду для себя…
— П-ф-ф-ф, — презрительно фыркнула Кэт, — мрак, если честно…
— И сейчас такое есть, когда женщина не сама по себе самостоятельный человек, а продолжение отца, брата, мужа, а потом сына, и мужчина волен поступать с ней, как ему вздумается, — печально резюмировала та.
Подруга кивнула и вновь осмотрелась, обшарив стены глазами.
— В углу не до конца разобранный хлам, уберём завтра? — спросила Кэт, скорее, для очистки совести.
— Да тут немного, давай сейчас, — с энтузиазмом подхватила учёная.
— Не иначе как Сет дёрнул за язык, — недовольно проворчала рыжеволосая, но вынужденно поплелась за улыбнувшейся на фразу подругой.
Через непродолжительное время угол был очищен от нагромождения рухляди.
— О, смотри, — указала глазастая Кэт в его темноту.
Линда вынула из заднего кармана брюк телефон, подсветила слегка выщербленную поверхность, а её коллега решила сбегать за портативными фонарями.
— Матерь Исида… — изумлённо прошептала она и тут же вслед за мелькнувшей мыслью выкрикнула Кэт, — мой блокнот захвати…
— Хорошо, — подтвердила та и, схватив бумагу и ручку, ушла к куче вещей, так ими и не разложенной из-за вечной нехватки времени, а просто оставленной валяться посреди залы.
Когда Кэт вернулась к подруге, та скурпулёзно рассматривала то, что было изображено на стене.
— Что это? — она остолбенела и во все глаза смотрела на свою начальницу.
— Блокнот, — потребовала нетерпеливо девушка, а получив бумаги, стала лихорадочно перелистывать страницы, пока не добралась до той, которая ей и была нужна.
Она повернулась к подруге с огромными, горящими от удивления глазами и зажала рот рукой, чтобы не закричать, на глазах тут же появились слёзы.
— Что? — Кэт сглотнула мигом образовавшийся ком в горле.
Линда отняла ладонь от лица, на секунду повернулась к стене, отёрла проступившую влагу с глаз и прошептала:
— Помнишь, мы не могли расшифровать последний символ, нам не хватало информации, знаний, источников не было, такое ощущение, что как будто люди тех веков сказали «а», так и недосказав «б»? — Линда сжала руки подруги и договорила. — Так вот, мы нашли то, что скрывал этот иероглиф.
Девушки придвинулись к стене, рассматривая рисунки.
— Интересно то, что рисовались они как будто впопыхах, краска не нанесена так добросовестно, как должна бы для профессионального храмового художника, такое упущение каралось смертью, а значит, это допускалось с величайшего разрешения, или у него не было времени, возможно, из-за форс-мажорных обстоятельств, — в задумчивости рассуждала Кэт.
— Необычно для древнего Египта той эпохи изображать Инпу в виде чёрного саба, ведь в те времена, к коим относится храм, его уже отображали в виде существа с телом мужчины и головой волка или шакала, а здесь же он анимализирован… — Линда потянула последнее слово, продолжив: — Смотри, здесь нарисованы два жреца, один относится к культу Инпу, у него леопардовая накидка, а вот второй показан как глава, — девушка пробежала глазами по его одежде.
— Жрец Амон-Ра, посмотри, на его одежде глаз Ра, — опередила её подруга.
Девушки, переглянувшись, улыбнулись друг другу и вновь уставились на стену.
— Да, точно, — Линда уже изучала следующую сцену. — Они повздорили, смотри, тут присутствует и старая женщина, стоящая на коленях, может, в трансе, пророчица или умеющая слышать и говорить с богами? — предположила она. — А вот на следующей картинке появляется Инпу в виде волка, он ранен, и некий, уже третий мужчина, лежит у его ног, — девушка смутилась.
— У меня такое ощущение, что я слушаю полицейские хроники… — прошептала Кэт.
Линда улыбнулась на слова подруги, сказанные с детской непосредственностью.
— Почти угадала, — она просияла и ткнула в очередную фреску пальцем. — Смотри, тот мужчина, что лежал у ног волка, теперь стоит рядом с ним, что же может значить Анх на его груди? Анх, который носит Инпу, как ключи от жизни и смерти? Может, то, что этот мужчина стал подобен богам? — девушка умолкла, сражённая догадкой.
— Что ты хочешь сказать? — Кэт недоумевала, стараясь собрать увиденное воедино у себя в голове для реальных выводов.
— Я хочу сказать, что мы ищем тело, — ошарашенно выдавила из себя Линда.
— Что?! — удивлённо переспросила Кэт.
— Браво, Линда, — из-за колонн, словно паук, так же тихо и неотвратимо, появился барон.
Обе учёные вздрогнули и со страхом воззрились на главу экспедиции.
— Нам неизвестно, где находится то, что мы ищем, — переборов некоторую оторопь, бодро произнесла девушка.
— Найти его — теперь вопрос времени, — резюмировал мужчина, подходя ближе к ним. — Что это может быть? — спросил он у девушки.
— Предположительно… тело, — Линда повернулась и показала на символ, словно татуировку, впечатавшуюся в его грудь.
— Тело? — теперь пришла очередь удивляться барону. — Как символ, как сосуд?..
— Ты не понял, Фредерик, тело как тело, скорее всего, мумия, — предположила исследовательница.
По его лицу было понятно, что искал он нечто другое. Но барон был открыт всему новому, в том числе и тому, что отличалось от его настроя, и не осмеял Линду, а значит, и в дальнейшем будет настроен на то, чтобы прислушиваться к ней.
— А где именно? — мужчина подошёл ближе к барельефам, его руки привычно покоились в карманах брюк, внешне он выглядел спокойным, но Линда заметила, как его взгляд загорелся, когда он подошёл к рубежу исполнения своей миссии или задания комитета.
От страха или жажды открытия? Или для него свои и цели комитета неразделимы? Может ли он быть одновременно и в системе, и вне её?
— Нам только предстоит выяснить, — затем она, уставившись на последний рисунок, задумчиво протянула. — Наверное, где-то здесь… — и осмотрелась по сторонам, ища выщерблинку, скол, неровность, которые бы смогли пролить свет на очередную тайну.
— Почему так думаешь? — с интересом спросил барон.
— Это нечто необычное, судя по рисункам, которые к тому же делались наспех, художник явно опасался чьего-то гнева, а также судя по главному факту, что во всей истории не было ещё более сокровенной тайны, разгадка которой пусть пока лишь призрачно маячит перед нами, — произнеся предположения, Линда повернулась к Фредерику и попросила. — Инженерам нужно осмотреться здесь и дать нам заключение по помещению, есть ли скрытые полости в стенах, полу…
— Не проблема, — ответил Рико. — Ради находки я взрою пустыню! — радостно проговорил тот.
Линда без энтузиазма утвердительно кивнула. Её переполняли смешанные чувства. С одной стороны, исследование последних лет её жизни завершится, и открытие, если и не такое чудесное, как на то надеется барон фон Бинц, но всё же случится, то можно писать диссертации до конца своих дней, изучая этот прекрасный храм, единственный в своём роде. С другой стороны, произойдёт совсем иное, если она найдёт то, что действительно жаждет найти. Она и барон. Чудесное избавление от болезней. То, что обещано древними манускриптами, которые девушка так скрупулёзно, по разрозненным частицам собирала долгие годы. Это всё привело её к тому, что сейчас и здесь она пребывала в храме, где и не думала появиться, возможно, в шаге от чего-то грандиозного. Но только какое знание могло им дать тело человека?
Ещё немного оглядевшись, троица вышла из храма, выключая светильники, оставляя храм в кромешной тьме, в той, в которой и рисовались фрески на стенах, ведь единственным источником света художнику могла служить только лучина.
Храм Анубиса. Несколькими тысячелетиями ранее. Перед входом в вечность.
Камазу растерянно смотрел на закрытые двери своих же покоев, в которых поселился фараон, и не мог понять, почему его не пускают к Светлейшему. Догадка несколько дней до этого удручала его, но он старался гнать мрачные мысли прочь из своей головы. Ограничение общения со жрецом, стягивание военной мощи к храму, нежелание фараона слушать ближайших соратников, которые сразу же переметнулись на сторону сына Ра, всячески потакая тому в крамольных рассуждениях. Как и предполагал Камазу, тот не справился с тяжким бременем, возложенным на того Самхет. Влекомый своими желаниями и поддерживаемый в невоздержанности слугами, фараон, выздоровев, захотел стать… бессмертным.
— Ты понимаешь, что ты делаешь, Акил? — Камазу уже не сдерживался ни в проявлении гнева, ни в том, что давным-давно наплевал на условности, опутывающие правящий мир Египта. — Он должен был сдержать слово, данное… — жрец запнулся, глядя в самодовольное лицо прислужника фараона.
— Его Свет, Сын Ра, никому ничего не должен, — невозмутимо и одновременно угрожающе промолвил тот.
Камазу покраснел от гнева, лысина покрылась по́том.
— Богу Инпу, — попробовал он хоть как-то вразумить зарвавшегося слугу, подчёркнуто мрачно улыбнувшись, — богу, который за каждым из нас придёт в своё время, тому, кто умаслит твои погребальные пелена, кто прольёт елей на твою боль при умирании, кто проведёт тебя через все муки, взвесит твоё сердце и замолвит слово на суде Эннеады…
Тот покраснел и как-то сразу сник, шрам, прорезающий всё лицо, стал почти багровым.
— Он обещал… — начал было особо приближённый верноподданный, заикнувшись, чем и воспользовался жрец.
— Вечность? Тебе? — Камазу расхохотался ещё и потому, что прислужник испуганно посмотрел на закрытые двери покоев насколько великого, настолько и несчастного правителя земель Египта.
— Да, господин сказал… — вновь запинка, и задумчивость поселилась в его лице.
— Будет ли делиться своим могуществом кто-то с тем, кто в будущем станет для него ничем, для того, кто вскорости приобретёт для себя вечность и бессмертие? — задал вопрос умный жрец. — Ведь это огромная ответственность, хоть и большое преимущество перед всеми остальными, что заставит любого задуматься над вопросами: как удержаться от гибельности абсолютной власти, как стать богом, выбравшись из кокона людской души, как не испортиться, как не начать вершить собственное правосудие или установить свой миропорядок, бросив богам по природе своей вызов?
Привратник остолбенел, понимая, к чему ведёт пожилой мужчина.
— Не отвечай сразу, верный слуга, — медленно произнёс Камазу. — А увидев тревожные признаки, пойми, как надлежит действовать.
Ничего не ответил тот. А жрец склонился перед ним в лёгком поклоне и ушёл, понимая, что сегодня вряд ли получит высочайшую аудиенцию, но зная, что посеял зерно сомнения в сановнике, провожаемый его отяжелевшим думами взглядом.
Храм Анубиса. Наше время. Пусто́ты в полу и в знаниях.
— Вставай, Линда, — в палатку к девушке вбежал барон.
Учёная встрепенулась и непонимающе взглянула сначала на него, потом, развернув руку, на свои часы и вновь грохнулась на подушки.
— Давай завтра, — пробормотала она. — Ещё только три часа… Я только легла.
— Уже три часа! — нетерпеливо выкрикнул Фредерик, нотки ошарашенности в голосе заставили Линду приоткрыть один глаз.
Выражение лица мужчины всё сказало девушке, а дальнейшие действия заставили её только жалобно пискнуть и почувствовать себя по-настоящему обезоруженной: Фредерик схватил её вместе с одеялом, при этом крепче скрутив его, и перебросил через плечо.
— Отпусти, — предупредила она его глухо, поняв, что голос и чёткая аргументация — последнее, что у неё осталось.
— И не подумаю, — ответил он, сдерживая в себе смех.
— Я буду орать, и все сбегутся… — начала было она.
— Все сбегутся посмотреть на то, что куратор несёт главу экспедиции, будут ненужные вопросы, я не учёный — мне всё равно на репутацию, у других возникнут вопросы, каким же образом тебе, столь молодому специалисту, удалось получить такое ответственное задание… и… — он выдержал театральную паузу, почувствовав, что она прекратила отбрыкиваться, вслушиваясь в его слова. — Мы нашли то, что ты искала.
— Отпусти, — попросила та.
— Песок ночью в пустыне холодный, я донесу, — он шёл несбивающимся шагом, и голос его не дрогнул, словно бы Линда была пушинкой.
Не сдержавшись, девушка зевнула, пытаясь подавить физиологическую потребность организма.
— Кофе пока не обещаю, — проговорил он, услышав её, — но думаю, прохладный воздух взбодрит тебя.
— Ты собрался нести меня до храма? — спросила уже полностью смирившаяся с положением девушка.
— И обратно, и снова туда, и обратно, — затем добавил, сжав её бёдра, — если потребуется.
Линде захотелось отодвинуться, как-то сжаться, но то было невозможно. Препираться не хотелось, тем более скоро она увидит то, что так взбудоражило барона. Мерная качка, надёжные руки и рассветный холодный, даже пронизывающий ветер пустыни окончательно выветрили остатки сна. Хотелось действовать.
Учёная заметила по местности вокруг, что они вот-вот войдут в храм.
— Погоди, — выкрикнула она, почувствовав, как он замер, не решаясь идти. — Это то, о чём я говорила?
Барон с кем-то поздоровался, видимо, с охраной. Повисло молчание, он немного сдвинул её ближе к груди, пригибаясь, склоняя голову перед низким входом. Темнота отступила, в глаза брызнул свет от многочисленных осветительных приборов. Линда на несколько мгновений закрыла веки.
Ступенями вниз, далее по коридору вперёд, направо… Линда улыбнулась, она могла и с закрытыми глазами пройти к ритуальной зале.
«Путь жрицы Анубиса, — подумала она, — священной шлюхи, способной ублажить похотливого божка, ну или прикрывающихся его именем сластолюбивых служителей культа, или помогающих в погребальном деле; сейчас бы жрицами или жрецами были все патологоанатомы», — эта мысль повеселила её, ведь, если судить по этому признаку, и она отчасти служила жрицей Великому Тёмному.
Фредерик прекратил движение и поставил девушку на ноги перед собой.
— Ты готова? — спросил он заговорщицки.
— Более чем, — девушку забила лёгкая дрожь, возможно, от волнения предстоящего открытия, а ещё частично оттого, что голые пятки соприкоснулись с холодом каменных плит.
Фон Бинц развернул её к себе спиной, и Линда ахнула, непонимающе повернув голову к барону.
— Как сюда попал этот бедолага… — затем побледнела, и её зрачки расширились так, что глаза цвета тёплого молочного шоколада стали почти обсидиановыми. — Или это то, о чём я думаю?
Фредерик развернул голову девушки к предмету её удивления. На полу лежало тело человека. На первый взгляд, мёртвого, абсолютно. В погребальных пеленах, на вид которым было несколько тысяч лет. Но сам мужчина пребывал в таком состоянии, что можно было, глядя на него, сделать вывод о том, что тот умер… только что.
— Это он? — переспросила девушка и сбросила со своих плеч одеяло, оставшись в длинной футболке, впрочем, не скрывавшей стройных бёдер, правда, прикрытых наполовину тонкой тканью от назойливого взгляда мужчины, но сейчас ей было не до любовных игр.
Линда решительно подошла к «трупу», лежавшему в саркофаге, сдвинутая крышка которого была наспех и небрежно поставлена рядом, и ещё раз изумилась. Ведь создавалось такое впечатление, что он просто спит и в любой момент может проснуться.
— Ты шутишь надо мной… — пробормотала она, обратившись к барону, жадно оглядывая покровы тела мужчины, пролежавшего в храме. — На его коже нет и намёка на разложение. Как такое возможно?!
— А вот на этот вопрос предстоит ответить вам с биологом… — в голосе Рико слышалось нетерпение, и он подошёл к Линде, встав рядом. — Видишь белый шрам на его руке? — он вынул из кармана помятых льняных брюк перочинный ножик, открыв его почти перед самым носом Линды, та вздрогнула, но не отстранилась, пытаясь понять мотивы барона, лезвие было кровавым. — Я сделал надрез, — щёлкнул механизмом на рукояти ножа, так что он вновь сложился, становясь относительно безопасным, и передал его Линде — та на автомате взяла, вопросительно подняв бровь. — Пусть будет у тебя, — он улыбнулся, как будто зная что-то больше, чем она. — Так вот, кожа нашей находки регенерирует и довольно быстро, правда, оставляя лёгкие отметины.
— Этого не может быть, — когда-то Линда убеждала себя, что смирится с любой находкой, что бы это ни было, но увиденное теперь ею не укладывалось в существующую научную картину мира, ведь всему бренному надлежит гниение и распад, забвение, перерождение в неживое, в почву, пепел, прах…
— Может, — заверил тот спокойным голосом. — Не ты ли предрекала нечто подобное, ты говорила о теле…
— Я думала, что это мумия! — вскричав, возразила девушка. — Ну, максимум упоминание о каком-то лекарстве, но тело?!
Линда пыталась собраться с мыслями, вздохнув, а досчитав про себя до пяти, уже более твёрдо попросила:
— Нужно перенести его в лабораторию…
— Нет, — сказал как отрезал Фредерик.
Учёная удивлённо посмотрела в его лицо.
— Работать будете здесь, — а на её взгляд, кричащий требованием дать ответы, продолжил, — всё необходимое вам доставят сюда.
— Вам? — решила уточнить Линда, ей хотелось, чтобы не одни они с биологом увидели это чудо.
— Кассиль будет с тобой работать, — пояснил барон, улыбнувшись на то, как изменилась девушка в нестандартной ситуации, как растерялась, не веря тому, что всё, что она когда-то предполагала, с догадками о чём выступила на конференции, осмеянная другими, теперь оказалось истиной, её гений и упорство и тут привели её к результату.
— Только он? — уточнила она.
Барон утвердительно мотнул головой.
— Нам хотя бы позволят спать в палатках? — проворчала недовольно девушка.
— Разумеется, но, поднявшись сейчас наверх, ты подпишешь соглашение о неразглашении и пройдёшь необходимый инструктаж.
— И всё? — саркастично переспросила она.
Фон Бинц нахально ухмыльнулся.
— Остальное по моему желанию, — бас барона неприятно осел где-то в районе живота, и Линда предпочла сделать вид, что пропустила его слова мимо ушей.
Поняла, что не хочет тратить время на бессмысленные препирательства и пустой флирт, исследовательница на секунду задумалась, глазами шаря по помещению, что-то ища. Несколько решительных шагов к груде наваленного друг на друга мягкого инвентаря, и она извлекла перчатки.
Перед тем, как притронуться к телу «странного» мужчины, Линда мысленно собралась с духом. Почти благоговейно притронулась к его руке.
— Он же… — шёпотом, почти неслышно, однако он отразился от стен храма, аукнувшись где-то в сердце, многочисленные мурашки побежали по коже.
— Тёплый, — послышался приближающийся к ней голос биолога, он несколько оторопело осмотрел её тонкую фигурку в длинной футболке, но ничего не спросил из-за деликатности, не желая смущать коллегу.
Линда слегка вздрогнула и повернулась к Кассилю. Тот не был удивлён настолько сильно, насколько она, значит, он уже видел находку и успел свыкнуться с мыслью о её чудесности, о её инаковости, о ней, не укладывающейся ни в одну картину мира. Мужчины обменялись странными взглядами. Было видно, что оба на дух друг друга не переваривают, но поскольку Кассиль по складу характера спокойный и рассудительный, а барон высокомерный и не желал вступать в конфронтацию с подчинёнными, считая это ниже своего достоинства, зная, что те всё равно так или иначе выполнят его поручение, задание, миссию, то ссоры за этим не последовало.
— Что предполагаете, коллега? — по-деловому спросила Линда, понимая, что терять время на излишние эмоции было очень глупо.
— Предстоят исследования, завтра храм оборудуют под лабораторию, и мы сможем спокойно заняться исследованиями, а пока, моя уважаемая коллега, мы можем только любоваться тем, что нам подарила матушка-природа, — он слабо усмехнулся, но его оптимизм никак не откликнулся в душе Линды.
— Это, скорее, показатель исключительности, что только подтверждает правило, — попробовала вернуться к научным истокам Линда.
Кассиль по-доброму улыбнулся и близоруко скосил глаза на девушку.
— Эта находка опровергает всё, что мы когда-либо знали, например, возможно, Христос существовал на самом деле и никогда не умирал, — скептический взгляд девушки немного отрезвил биолога. — Вы же должны понимать её значение для мира и его устройства?
— Вполне, лекарство для всех, в том числе неизлечимо больных, в особенности детей, — Линда растерянно трогала руки и ноги найденного мужчины, надавливала на мягкий живот, заглядывала в глаза, зрачки которых не реагировали на свет.
— Вы — чудесная мечтательница, — ответил Кассиль, оглянувшись на Фредерика, сложившего руки на груди крестообразно, стоявшего с каменным лицом.
Линда тоже коротко повернула голову, а потом вновь обратилась к биологу:
— Пробовали зеркало?
— Он не дышит, в остальном же… — испугавшись того, что только что мог сказать, Кассиль примолк.
— Живой? — довершила фразу за него девушка, приоткрывая рот чудесно найденному посланцу далёких от современности времён, когда знание человечества об окружающем его мире сводилось к магии, к тому, что миром управляли персонализированные под капризных богов, от воли которых зависела судьба всего человечества, стихии или явления природы.
— Я не знаю, что это, Портер, — проговорил тот. — Но это опасно, — остаток фразы был сказан как-то смято, напряжённо — так, словно бы он не хотел говорить, словно бы она у него вырвалась, как птичка из клетки, как мысли вслух.
Девушка поняла, что биолог осторожничал, Фредерик только крепче сомкнул челюсти, обозначив и без того острые скулы.
— Нам лучше подняться наверх, — предложил барон, прикрывая лежащего мужчину белой простыней, и уже было повернулся к Линде, как та, ловко увернувшись, встала позади Кассиля как защитного буфера, одновременно снимая с ладоней перчатки и бросая их на край саркофага. Барон усмехнулся уголками губ, воспринимая это как игру со стороны девушки, чувствуя, как в крови забурлило яркое желание, отозвавшись тяжестью внизу живота.
— Вполне могу передвигаться сама, — сказала та серьёзно, подбирая одеяло и укутываясь в него.
Фредерик взглянул на неё, затем перевёл взгляд на ничего не понимающего биолога и согласно кивнул головой, будто бы смирившись.
«По-моему, он как-то легко сдался», — подумалось ей.
Рико медленно выдохнул, и они поспешили к выходу. Линда шла осторожнее и медленнее остальных, опасаясь повредить нежную кожу стоп, а перед выходом из залы что-то заставило её обернуться, и ей показалось, что чёрные тени метнулись от «трупа» к стенам, растворяясь в темноте, там, куда не попадал свет. Девушка содрогнулась и поспешила наверх за мужчинами.
Придя в палатку к барону, учёные уселись в походные стулья, барон же расположился за столом напротив и уставился на них тяжёлым немигающим взглядом, молча выдвигая вперёд два документа. Учёные молчали.
— Вот соглашения о неразглашении, подписывая которые вы принимаете на себя всю тяжесть последствий, если находку обнародует журналистское отродье, охочее до досужих сенсаций.
— А инженеры? — вопрос резонный, который висел в воздухе. — Охрана, обслуживающий персонал?
Кассиль тонко улыбнулся, согласно кивнул, поддерживая Линду.
— Труп был в саркофаге, его открыл лично я, — возразил он девушке. — Охрана и инженеры также подписали необходимые бумаги, остальные не в курсе, они заняты мелкими поручениями и ничего не значащими для исследования делами, для отвода глаз, вам же поручено самое главное…
— Теперь я понимаю, для чего здесь я, — вклинился в монолог барона Кассиль.
— Да вы умница… — съязвил барон, краснея от гнева, на что мужчина только отмахнулся.
— Вам поручено самое главное: изучить, рассмотреть, извлечь практическую пользу, — он немного помолчал, ловя на себе красноречивые взгляды исследователей, — без результата пустыня нас не отпустит.
«Хозяева тебе шею намылят без результата, — озлобленно подумала про себя Линда, — хотят жить вечно, — тут же пронеслось в голове, — и ведь никуда не денешься… Но вопрос только в том, оставят ли нас в живых? И почему только мы посвящены в эту тайну? Хотят обойтись малой кровью, убить, сказав, что нас поглотили пески Сахары, к примеру; будет странно, если погибнет вся экспедиция, слишком много, а смерть двух человек — самое то для отвода глаз, разумеется, назначат расследование, но я уверена, что его спустят на тормозах, для влиятельных людей из комитета это не составит труда, и козырей у меня нет, кроме зыбкой привязанности барона, который доверяет мне».
Мрачные мысли в голове роились беспорядочной кутерьмой. Кассиль, похоже, думал о том же. У них не было выбора, или он был и крылся где-то рядом, в том, что они пока не могли уловить сознанием, возможно, он как раз и состоял в подписании соглашения.
Барон настойчиво подвинул бумаги, уже подготовленные его юристами, к краю стола и дал ручки, проследил за тем, как оба подчинённых после продолжительного ознакомления со стандартным текстом подписали контракт.
Скрепив договорённости пожатием рук, коллеги простились. Предвосхищая действия барона, под его рассвирепевшим взглядом Линда твёрдо произнесла:
— Кассиль проводит меня, доброй ночи, Фредерик.
Тот лишь кивнул, и двое выскользнули из его шатра, почти одновременно облегчённо вздыхая.
Молча, не говоря ни слова, в глубокой задумчивости биолог провёл Линду до её палатки и, немного помолчав, серьёзно произнёс:
— Надо выспаться, — помедлив, колеблясь и сильно бледнея, — нас ведь не оставят в живых, Линда… — и это не звучало как вопрос.
Девушка сглотнула, и ей в лицо неожиданно ударила струя ночного пустынного ветра, проскальзывая вниз, пробирая холодом через одеяло. Она задрожала и поспешила успокоить коллегу:
— Мы живём во времена демократии.
Тот хмыкнул и двусмысленно произнёс:
— Времена всегда одинаковые.
Он кивнул ей, рассеянно пожал руку и удалился прочь. А девушка ещё долго не уходила, даже когда след мужчины простыл, в мыслях продолжала навязчиво звучать его фраза, произнесённая с вящей безысходностью: «Времена всегда одинаковые».
Храм Анубиса. Закат славы Инпу.
Ночь выдалась удушающе жаркой. С пустыни волнами с разной периодичностью прибывал горячий воздух, внося в приготовления к празднеству какую-то истошную ноту. Все выглядели вымотанными, несмотря на радостную атмосферу, царящую в главном зале ритуалов храма Анубиса.
К горячему воздуху с Сахары добавился аромат от многочисленных раскалённых жертвенников с тлеющими в них благовониями. Медные пластины музыкальных инструментов издавали странный, словно бы жалобный звук, но сами исполнители улыбались. Так плакала пустыня по ночам, забираясь под тёмное звёздное небо, словно под уютное одеяло, успокаиваясь лишь на время, тяжело вздыхая и ворочаясь сыпучими барханами. По ночам она могла отдохнуть, зализать на время свои раны для того, чтобы днём вновь проснуться под палящими лучами безжалостного солнца — ослепительного в своём великолепии диска Всемогущего Ра.
Колонны помещения были затянуты тяжёлыми красными тканями, а пол усеян ярко пахнущими, даже кружащими голову травами и цветами. Ароматы от благовоний и растений смешались в поистине дьявольский коктейль. Тяжёлые, они опускались и тянулись по полу. Как раз туда, где сидели девочки. Жрец видел, как глаза некоторых девушек подёрнулись лёгкой пеленой дурмана. Впрочем, мужчина знал, что это не нанесёт им никакого вреда, кроме небольшой головной боли утром.
На возвышении, там, где обычно служил Камазу, возле стены с растянутой на ней шкурой леопарда стоял золотой трон правителя Египетских земель, сына бога Ра. С левой стороны слабо колыхалась завеса. Только вряд ли Инпу посетит их. Ведь сегодняшний ритуал не в его честь. Сегодня хвалу будут возносить живому человеку, богохульнику. Фараону, забывшему своё обещание, как только он понял, что возможно стать подобным богам, возможно стать самим богом. Живым, с реальной властью, благословлённым или обречённым жить вскорости и по окончании мистерий вечность.
Камазу поджал губы. Оттого, что был бессилен что-либо изменить, оттого, что голосу разума никто не внял. Оттого, что ближайшее окружение фараона не решилось ни на какие действия для того, чтобы остановить своего правителя, донести что-то. Но и жреца, который ясно выражал свои мысли о запретности действий фараона и был явно против того, что происходило и происходит, никто не трогал. Его не убрали с церемоний, напротив, он, как и прежде, как и положено жрецу, возглавлял их. Жизнь храма была восстановлена, служители культа так же работали, не покладая рук, девочки чувствовали себя в безопасности, а вот Камазу…
Он заметил по краям залы несколько вооружённых до зубов личных охранников правителя, а также его прислужника, Акила, того, кого жрец пытался, как ему казалось, тщетно вразумить. Их взгляды встретились, и тот ухмыльнулся, затем сжал губы в струнку и прищурил глаза. Не зло, как будто что-то выжидая. От Камазу?
Музыкальные инструменты почти что взвыли, и мужчина побледнел, когда заметил, что нынешний врачеватель сына Ра, вынырнув из темноты провала по всем сторонам освещённой середины залы, вышел с сосудом и, оглядев замерших людей, переставших дышать, поднял руки, торжественно произнося:
— Это есть сосуд полный, сосуд вечной жизни, предназначенный для правителя всей земли от начала и до края, Сыну Великого Ра, Светоносному правителю Египта.
Опустив ёмкость вниз, тот встал на колени, смиренно склонив голову в ожидании. Мелодия, достигнув апогея, мгновенно стихла, люди перестали дышать.
Камазу побледнел, когда в зал вошёл сам фараон. Что-то незримо изменилось в нём. В лице появилась нарочитая надменность, которая мигом утяжелила миловидные черты лица. Его взор скользнул по лицу пожилого мужчины — прямой в ответ заставил того поспешно отвести глаза. Жрец Инпу горько усмехнулся: фараон прекрасно знал, что совершает святотатство, и всё равно не свернул с грешного пути. И словно бы услышав мысли старого слуги, правитель криво ухмыльнулся и подошёл прямиком к стене, где висел один из символов культа. Ещё секунда, и фараон сорвал со стены шкуру священного зверя.
Жрец взвыл и хотел было двинуться в сторону святотатца, но его остановили двое из охраны, скрутив руки и обездвижив. Акил, подавший знак, благоговейно склонил голову в сторону правителя. Фараон, пройдя к своему трону со шкурой, словно с флагом, кинул её себе под ноги и встал на неё. Зал ахнул, и все головы устремились к Камазу. Тот словно бы окаменел, став белым, как статуя.
Врачеватель поднялся с колен и преподнёс чашу с напитком фараону. Тот дрожащими от нетерпения ладонями схватил её и жадно выпил. Камазу осмотрелся и, судя по выражению лиц присутствующих, сделал вывод, что вряд ли кто-то вообще понимал происходящее, за исключением активных участников мистерии.
Фараон откинул сосуд от себя, и тот в полной тишине звонко ударился о каменные плиты пола, откатившись в сторону. Жрец на мгновение прикрыл глаза в полном бессилии.
— И где же теперь твой Инпу, жрец? — фараон обратился к Камазу холодным голосом, так что старика прошиб пот и полная безысходность опутала всё его существо. — Где жало смерти? И кто сказал, что человек…
Неожиданно правитель покачнулся и потряс головой, словно бы что-то мешало ему говорить. Молодой мужчина схватился за горло и покрутил глазами. Ему не хватало воздуха, губами он жадно ловил его. Кое-кто кинулся было помочь. Но Акил подал знак охране, которая быстро пресекла любые попытки приблизиться к фараону. Тот с красным лицом и выпученными глазами уставился в лицо верному слуге и горько ухмыльнулся перед тем, как пасть на пол для того, чтобы больше уже не подняться.
Девушки завыли, упав ниц. Жреца отпустили, и он в общей сумятице подошёл к Акилу, ни капли не растерявшему уверенности. Мужчины встретились взглядами.
— Ты знал… — растерянно проговорил старик.
— Не здесь, — коротко ответил тот.
Акил командным голосом отдал приказы своим людям, которые невесть откуда взялись в зале. Девушек и остальных служителей храма быстро вывели. Врачеватель склонился над телом фараона и произвёл несколько манипуляций руками, по которым Камазу понял, что тот стремился узнать, умер ли правитель. Он встал и посмотрел на Акила, махнув головой, и тоже удалился.
Тело правителя, положив на носилки, вынесли.
— Следуй за мной, — приказал молодой прислужник.
Камазу в полной растерянности направился за Акилом. То, что сейчас произошло, не укладывалось ни в одни рамки, не то что в голову. Старик испытывал одновременно и облегчение, и ужас. Что же ждёт их дальше?
Ещё несколько переходов, Камазу знал их, как свои пять пальцев, и куда каждый из них ведёт, и они вошли в его же кабинет, ставший на время «молитв» фараона оплотом правителя. Здесь ничего не изменилось, только в воздухе витали дорогие благовония, а кровать была убрана причудливыми цветом и текстурой тканями.
Акил молча рассматривал пожилого мужчину, и его взгляд стал напряжённым.
— Отвечу на все твои вопросы, жрец, — бывший слуга фараона опёрся ягодицами о высокий стол, сложив руки на груди.
— Что только что сейчас произошло? — Камазу старался говорить размеренно.
— Ты же этого хотел? — вопросом на вопрос.
Камазу отрицательно мотнул головой.
— Я не хотел этого, я хотел, чтобы вы поговорили с ним, переубедили его… — Камазу понял, что если он продолжит, его голос сорвётся в плач: каким бы ни стал фараон, он ощутил горечь от его потери, ведь он знал его ребёнком, и ему стало не по себе… Несмотря на то, что случилось в последнее время, несмотря ни на что…
— Ты начал сожалеть о его смерти? — в голосе Акила почувствовалась сталь.
Камазу замер, прислушавшись к себе, и медленно качнул головой из стороны в сторону.
— По-другому было нельзя, да и опасно, он был невменяем и на какое-то время перестал доверять даже мне, мне пришлось вести себя так с тобой… — молодой мужчина сожалеюще цокнул языком.
— Вы нашли? — спросил Камазу, замирая всем телом.
Акил улыбнулся.
— Нет, фараон мог пить кровь Аменхотепа, натираться ею и так далее, это всё облегчало его боль, но не делало его бессмертным, однажды мы еле остановили кровотечение, когда он рассёк себе руку, думая, что приобрёл вечность, — Акил задумался, затем продолжил: — Он бы не остановился, и в конце концов одержимость этой идеей его бы доконала, а вместе с собой он погубил бы весь Египет… — Акил вздохнул. — Иногда приходится принимать самые жестокие решения, пожертвовав одним, чтобы остальные жили.
Камазу нехотя кивнул.
— То есть тело Аменхотепа бесполезно? — обрадованно и облегчённо спросил Камазу, его плечи, напряжённые до этого, расслабились.
Акил мрачно, с сожалением усмехнулся.
— Вряд ли. Не ты ли говорил, что Инпу предупреждал спрятать тело так, чтобы его никто не нашёл? Мы свидетели тому, что власть сводит с ума, представь такого правителя, вечно восседающего на троне, пресыщенного всем на свете… — молодого мужчину передёрнуло.
— Ты хочешь сказать, что человечество будет биться над этой разгадкой, если ему будет известно хоть что-то… — Камазу вновь взмок от волнения.
— Я уверен в этом, — молодой мужчина тяжело вздохнул, потёр переносицу. — Наша задача теперь не просто служение Инпу, а сокрытие тайны, которая может привести к катастрофе.
— Мы спрячем тело, тело, которое уже само по себе служит доказательством того, что боги существуют, но что, если находка попадёт не в те руки?
— Камазу, ты же видишь, как быстро у любых рук может поменяться намерение, риск слишком высок, соблазн тоже, наша задача — спрятать тело, но не просто его спрятать, наверняка происходящее породит множество слухов, найдутся те, кто захочет рискнуть и попытать счастье, наша миссия двояка.
Жрец превратился в слух и изумлённым взглядом окинул молодого слугу бывшего фараона.
— Почему же ты не воспользовался?
Акил зло усмехнулся.
— Нечем пользоваться.
И старик закрыл рот, понимая, что никто бы не преодолел соблазн, слишком манко маячила перспектива бессмертия.
— Мы должны быть готовыми к развитию нескольких ситуаций, если тело найдут и если его не найдут, а именно: превратить слухи в легенду, а особенно пылким в поиске и сообразительным дать ложную путеводную нить, путая, разбросав во времени знания, в которых будет лишь крупица правды, так, чтобы искателя осмеяли, время и песок сделают своё дело; мы, а затем наши потомки будут охранять храм и его тайну…
Мужчины посмотрели друг на друга, и Камазу, соглашаясь, кивнул.
Храм Инпу. Наше время. Современная жрица Анубиса.
Линда зашла в шлюз вместительной лаборатории, расположенной в зале, где сотни тысяч лун назад служили мистерии в честь бога мёртвых, и обрядилась в защитный белый костюм, надев защитные очки и маску, наскоро натянув перчатки на потеющие от волнения ладони. Алу, обряженный таким же образом, ожидал её рядом с телом-загадкой, лежащим на операционном столе.
Они посмотрели друг на друга, и оба почти одновременно тяжко вздохнули.
— Вы когда-нибудь вскрывали труп или присутствовали при его вскрытии? — спросила Линда, по лицу пытаясь уловить эмоции Кассиля.
Он положительно кивнул и внимательно проследил за тем, как Линда взяла в руки скальпель.
— Ваши руки… — он указал на то, что они слегка и изредка подрагивали.
Она помедлила, затем объяснила:
— Я не выспалась, спала короткими урывками, беспокойно и видя один и тот же сон.
Кассиль внимательно посмотрел на девушку.
— Поделитесь?
Она в удивлении вскинула бровь.
— Это имеет значение? — было любопытно, почему Алу задал ей такой вопрос.
— В древности говорили, что таким образом боги передают нам свои послания, — загадочно сверкнув глазами, произнёс мужчина.
Линда фыркнула, Кассиль тихо рассмеялся, покачав головой.
— Мы знаем об этом мире только то, что практически ничего не знаем, мы стремимся к звёздам, пристально наблюдая за танцами планет, за дыханием вселенной, но не понимаем и не стремимся изучить, к примеру, мировой океан, который живёт в унисон с небесным хаосом.
— Да Вы — философ, весьма редкое качество для биолога, — с улыбкой произнесла учёная, затем, призадумавшись, саркастично спросила: — Что могли боги сказать мне белой волчицей?
Биолог немного оторопел, а его волнение невольно передалось и Линде.
— Например, то, что Вас вскоре ждут перемены, а также белая волчица символизирует собой мать… — Кассиль замер, увидев, что в глазах Линды тёмным всполохом мелькнула боль.
Линда опустила голову вниз и заметила, как дрогнули её руки — плохое качество в данной ситуации. Она попыталась успокоиться и была благодарна Алу в том, что он её не торопил. Через непродолжительное время она, совладав с собой, приступила к процедуре. Кассиль включил диктофон.
Девушка осмотрела его кожные покровы и вновь растерянно посмотрела на коллегу.
— У меня такое чувство, что он вот-вот откроет глаза, это как… как резать живого человека, спящего… без анестезии, хотя я понятия не имею, каково это.
Алу кивнул, разделяя её ощущения.
— Но вам всё равно придётся провести аутопсию, — глухо ответил мужчина.
Девушка согласно кивнула и сделала надрез грудины. Треснули кости, проступила кровь. Линда замерла, задышав сильнее.
— Чёрт возьми, он же жив! — вскричала она, ей показалось, что он может вот-вот встать.
Это было бредом, ведь он даже не двинулся. Кассиль отрицательно покачал головой, а поза тела не изменилась.
— Анабиоз, — предположил Кассиль. — Очень глубокий, такой, что даже самые чувствительные приборы не могут зафиксировать малейшие признаки жизни.
Мужчина повернул голову к приборам, показания которых не изменились, потому что их не было: телу, лежащему на столе, было несколько тысяч лет, но тем не менее выглядело оно так, будто человек умер совсем недавно. Реальность сводила с ума, стирая все границы между академическими знаниями и опытом, получаемым прямо сейчас.
Ещё мгновение, и перед ними развернулось ещё одно чудесное действие: мало-помалу на их глазах кости стали тянуться друг к другу, переплетаясь, кожа с бешеной скоростью срасталась. И вот перед ними вновь предстала пугающая целостность.
— Что он такое? — с ужасом в глазах спросил Кассиль.
— Нам предстоит это узнать, только действовать придётся очень и очень быстро, вооружайтесь пробирками и берите ткани, я буду препарировать ровно столько, сколько понадобится.
Коллеги кивнули друг другу. Следующие несколько часов учёные гнались за временем, борясь с быстрой регенерацией тела. Линда успела рассмотреть и сделать заметки по внутренностям человека. Она, как профессионал, делала всё по инструкции, а где-то глубоко в загнанных мыслях роились рассуждения о том, что человеку, лежащему перед ними, не хватает чего-то, самого малого, чтобы встать и продолжить жить, ведь его организм не умер, он как будто завис между бытием и небытием. Живой мертвец… Линда гнала от себя мысли о магической составляющей. Боги не существуют…
И как только они закончили, собрав необходимое и подготовив для дальнейших анализов, то решили не задерживаться в лаборатории ни на минуту. Перед тем как выйти, она обернулась. Перед ней предстало белое пятно цивилизации в виде огромного прозрачного шатра с напичканной по последнему слову техники лабораторией в цитадели тысячелетий — зале мистерий самого загадочного бога Древнего Египта, загадочного по большей части ещё и потому, что ещё никому не удавалось вернуться после смертного существования.
Учёные поднялись на поверхность, и, несмотря на защиту в виде одежды и шляп, солнце всё же успело обжечь их. Они молчали, но оба понимали, что надо выговориться.
— Мы можем поговорить? — спросил Линду Кассиль, как будто читая её мысли.
Исследовательница кивнула, и они быстрым шагом, спасаясь от солнцепёка, проследовали в шатёр к Кассилю. Внутри работала портативная система сплит, развеивающая прохладу по всему помещению, слабо пахло бергамотом, а на столе среди разложенных книг и газет виднелась статуэтка Инпу.
Кассиль проследовал к холодильнику, доставая две бутылочки минералки. Девушка медленно оглядела стол, и её взгляд вновь остановился на идоле.
— Говорят, держать любое изображение бога мёртвых в своём доме не к добру.
Мужчина бросил бутылку в сторону Линды и широко улыбнулся, заметив, что она довольно-таки быстро среагировала, поймав её. Он открыл ёмкость и сделал несколько больших жадных глотков. Линда же приложила бутылку к разгорячённой коже шеи, чувствуя блаженство.
— Для неверных, — загадочно произнёс он. — К тому же это подарок.
Девушка тоже открыла бутылку. Вода освежила и привела мысли в некое подобие порядка.
— Вы разложите его гены на мелкие составляющие и найдёте, что ищете, а дальше что? — задала вопрос Линда.
Кассиль тяжело вздохнул.
— Вы же знаете ответ, Линда.
— И он мне не нравится, — впервые она высказала свои сомнения кому-то из команды, испытующе воззрившись на мужчину.
Тот слегка улыбнулся, но уже через мгновение его лицо стало вновь серьёзным.
— Вряд ли это открытие уйдёт в широкие массы, мы должны отдавать себе отчёт в том, чьи интересы оно будет обслуживать, — Кассиль стал предельно откровенным, его не смутило даже то, что Линда вздрогнула.
— Вы знаете? — вопросила она.
— Знаю и очень рискую, говоря с Вами об этом, но на то есть указ свыше, — снова загадка.
— Чей указ? — внутри всё оборвалось жутко нехорошим предчувствием.
— Наши люди останавливали Вас: в авто около дома барона и в аэропорту, Вы могли бы скрыться, с Вас бы хватило открытия, что Вы совершили, приведя комитет и барона к искомому месту, — он слегка вздохнул, когда увидел, как напряглась учёная. — Ваше открытие — ни добро, ни зло, это лишь плод Вашего гения и трудолюбия, а вот то, как хотят им воспользоваться, определяет всё.
— Что именно Вы знаете? — скрывать что-либо было глупо.
— Вы же знаете о деятельности «Norwegian pharmaceuticals», Ева посвятила Вас в подробности. А после того, как они удостоверятся, что Вы им не нужны, угадайте, сколько Вы проживёте?
Линда побледнела, несмотря на то, что тысячу раз прокручивала про себя ход развития событий.
— Мне нужно, чтобы информация, добытая нами здесь, попала в руки врачей, тех, кто проводит исследования в области рака, — проигнорировав всё сказанное выше Кассилем, горячо проговорила девушка.
Тот горько усмехнулся и обежал лицо Линды внимательным взглядом.
— Не боитесь отдать жизнь за правду? — уточнил мужчина, словно бы это было необходимо ему для дальнейшего разговора.
— Я давно уже не живу, — только и ответила девушка.
Кассиль удивлённо вскинул брови.
— Я тоже не льщу себя надеждой выжить, но помешать… — он призадумался.
— Ваши… хм… друзья могут передать результаты исследования в большой мир? — спросила Линда.
— Лагерь тщательно охраняется, тут везде камеры… — произнёс Кассиль и поймал испуганный взгляд девушки, мигом обшаривший помещение. — О, можете быть спокойны, здесь прослушки нет, — уверенно проговорил он.
— Так что? — спросила она.
— Наши цели совпадают, я найду способ передать, но сейчас самое главное выжить…
— Взрыв — это дело рук ваших товарищей? — полюбопытствовала девушка, сделав снова глоток, но, скорее, не от жажды, а чтобы успокоиться.
— Нет, — поспешил тот заверить её, это было произнесено искренне, так что у девушки не появилось повода его в чём-то подозревать. — Нам это ни к чему, мы не хотим уничтожить ничего из того, что так скрупулёзно, на протяжении стольких лет Вами изучалось, это открытие в руках врачей мира могло бы принести столько пользы…
— А принесёт пользу сумасшедшим извращенцам, к тому же имеющих все шансы стать бессмертными, — мрачно довершила девушка.
— Нам нужно найти способ передать информацию за пределы лагеря, — решительно произнёс мужчина.
Они ещё долго обсуждали насущные вопросы, но уже, скорее, для того, чтобы поделиться эмоциями без какой-либо конкретики, ведь сейчас оставалось только ждать.
Линда покинула шатёр Алу в глубокой задумчивости, не заметив, как за ней внимательно проследили.
Оазис Сета. Безвременье. Желание тела.
Храм, окутанный тончайшей предрассветной дымкой под открытым небом, с разбросанными на нём затухающими утренними звёздами. Непривычный холодок ласкал кожу в прозрачных одеждах, проникая прямо под них, напитывая эфиром, делая тело воздушнее, гибче.
Краешек головокружительной бездны. Баланс света и тьмы. Где-то между… посередине. Нужен ли выбор? Правильно всё происходит или нет? Какой бокал по счёту? Сколько она пребывала в потоке лёгкого расслабления, в приятном ничегонеделании? Какая разница, когда так весело!
Её тёмные глаза сверкали как звёзды, её томный смех всех вокруг умилял. Она перестала бояться странных безротых существ. Правда, её подсознание иногда играло с ней жестокую шутку, стоило посмотреть на них боковым зрением, не прямо, как ей чудились уродливые животные морды. Но, впрочем, они восхищались ею, выражая немой восторг. Небольшая ёмкая грудь дерзко, под не скрывающим её голую красоту, тончайшей работы материалом подрагивала при каждом жесте и слове. Золото на руках, шее и ушах задевало разгорячённую кожу и только добавляло градуса в контраст ощущений: жар тела и прохлада храма.
Ощущение полной свободы, вседозволенности, всепоклонения. Ей. Смертной. Никаких правил, что были в храме, где служил её отец — жрец Инпу. Здесь можно всё под бесстрастным взором здешнего божества. Недооценённого людьми. Сета. Проводившего всё своё время в празднествах и увеселениях. Где зло? Где война? Он подарил ей новое имя, а с ним и новую жизнь, осыпал подарками и относился как к госпоже. Она не была теперь рабыней при храме какого-то жалкого бога мёртвых, который никогда не удосуживался почтить своих последователей толикой присутствия. Она здесь царила. Лучшие платья, украшения, ви́на и еда.
А — зе — нет. Словно бы отщёлкнула языком каждый слог. Её имя ласкало ей слух, одновременно согревая невидимой дланью. Но и иногда всё же прошлое прорывалось мрачной ноткой в её сознание. Её не хотелось помнить, ибо в нём случилась несправедливость. С нежной грустью девушка вспоминала об отце, думая, что он, верно, погиб уже. Но тут же мотнула головой, прогоняя тревогу из сердца.
Девушка огляделась вокруг себя: здесь надо жить каждую минуту и секунду, наслаждаться каждым днём… А кстати, сколько она уже здесь? Голова затуманилась, захотелось встряхнуться и встать. Но только стоило ей так подумать, как полилась тонкая мелодия, усладившая слух, и напряжение отошло на дальний план, повиснув неясным маревом на периферии её мыслей. С некоторой оторопью Азенет ощутила, что неуловимо воздух вокруг стал гуще, насыщеннее и чувственнее. Как будто рядом с ней кто-то пролил восточные благовония.
А существа тем временем сместили фокус внимания с неё на трон Сета, более походящий на диван, на котором восседал ОН, утопающий в подушках и со странным жадным блеском в глазах смотревший на танцующих красиво-уродливых фурий.
Азенет однажды довелось встретиться с ними. Они очаровывали, рождая в теле неясное томление, такое же, что возникло у Азенет, когда божество прикоснулось к ней у замершей воды, когда Сет нарёк её. Но красота их ускользала от зрения, девушку не покидало такое чувство, что их прекрасные лица всего лишь маска, натянутая ими, чтобы скрыть нечто ужасное. Только стоило ли доверять своим глазам в призрачном мире, где царил Сет?
Бог жаркой пустыни и кровавой войны восседал на мягком диване и лениво обводил взглядом залу, словно пустыню, лежащую перед ним, такую же открытую, раскинувшуюся, разгорячённую, словно женщина после настойчивых ласк. Вино лилось рекой, заволакивающие рассудок смеси в медных жертвенниках, освещённое факелами пространство, танцующие бестии перед ним, знающие толк в соблазнении и ублажении, действовали как самый сильный афродизиак. От внимательного взгляда не ускользнул и горящий взгляд быстро повзрослевшей посланницы Хаоса. Сет ухмыльнулся, заметив, что та с неподдельным интересом рассматривала его.
Стоило только ему прищурить тёмные глаза и повести по подбородку ладонью будто в задумчивости, усмехнувшись краешком губ, как девушка вспыхнула, словно спичка, став цвета начинки спелого инжира. Чиста, так же как и хитра. Хаос дал ему Азенет, подбросив словно недостающий кусок головоломки. Для чего? Ему очень хотелось знать.
Сет поднял руку и жестом подозвал к себе одну из фурий, зная, что его порыв не останется незамеченным Азенет. Хрупкая, словно цветок пустыни, но не робкая, редкой красоты, которую он видел, пожалуй, только в Дуате, и её подача себя… Словно бы она ожившая богиня, упавшая как звезда с неба на землю при создании мира, словно сам Хаос не мог дать ей кусок вечности, словно бы она чем-то провинилась уже самим фактом своего рождения. Кто же ты такая, Азенет? Для того, чтобы узнать это, любые средства хороши. Для Сета. Но кажется, она совсем не чувствует опасности, принимая приманку за дары. Ну что ж, все люди и даже боги попадаются на эту уловку…
Сет точно знал, что девушка видела, как фурия по мановению его руки принялась двигать бёдрами и стороны в сторону, грациозно раскачиваясь и изгибаясь в талии и пояснице под ускоряющийся ритм музыкальных инструментов. Безротые замычали, их охватила чувственная дрожь. Азенет было противно смотреть на то, как их тонкие тела с белёсой кожей извиваются, словно червяки после дождя.
Она порывисто встала из-за роскошно накрытого стола с изысканными блюдами, и их с Сетом взгляды встретились, сцепившись, словно хопеши* в близком бою. Сердце билось словно птица в грудной клетке — вот-вот вырвется. Холод и насмешка, идущие от него, пронзили её с головы до ног. Он вновь уставился на танцовщицу, обводя стройные изгибы похотливым взглядом, будто напрочь забыв о существовании Азенет. Женщина всё яростнее дёргалась в исступлении, и на самой высокой ноте пала ниц перед господином пустыни. Мелодия замерла, как и фурия, и, как только та вновь стала плавной, задвигалась и танцовщица, на коленях подползая к широко расставленным бёдрам Сета, поглощённого зрелищем.
«Я — царица», — пролетело в голове у девушки.
Шальная мысль, хлынувшая в сердце завистью, злобой и ревностью. Азенет, бренча золотым браслетом на ноге, двинулась к трону. Девушка отчаянно ждала, что кто-то остановит её, где-то глубоко внутри отчаянно кричала остановиться она прежняя — Инпут.
А тем временем бестия обнажила бёдра Сета, лениво развалившегося на диване с размытым от возбуждения взором, предвкушающего ласки бесстыдной девки. Азенет подошла ближе и увидела, что бестия склонилась над его пахом и её язык скользнул по краю головки напряжённого в полмеры органа. На миг девушка отвела глаза, с изумлением заметив, как её тело отреагировало на красивую наготу бога. Грудь потяжелела, налившись, соски заострились до боли. Девушка услышала сдавленный смешок Сета. С упрямством и внешним бесстрашием вернула взор обратно, сглотнув сухим горлом. Танцовщица замерла, медля, словно бы ожидая команды. Стало жарко, как в пустыне, когда его бёдра чуть приподнялись и вновь опустились, показывая Азенет, что он в полной боевой готовности. Только вот хотелось ли ей сражаться, не легче ли сдаться в плен?
Девушка медленно поднялась по лесенкам к трону, только сейчас рассмотрев седалище, сплетённое из многочисленных золотых змей, всё время находящихся в движении. Или ей вновь показалось?
Азенет поравнялась с фурией и окатила ту высокомерным взором. Существо медленно отползло в сторону, похотливо извиваясь. Как заворожённая, в прошлом жрица Анубиса, а сейчас царица этого момента, девушка положила палец себе в рот и медленно облизала его, не отнимая взора от Сета. С торжеством видя, как тот в предвкушении открыл рот, опустила палец на края чувствительной плоти. Дрогнувшая под её нежным влажным прикосновением, головка члена сильнее налилась, расцветая алым цветком. А Сет жадно, с необузданным желанием пытался пробуравить её своим взглядом. И не только потому, что она была юна, невинна и красива чарующей грациозной красотой. Разве есть что-то притягательнее той, которая, как загадки Хеопса, будоражила воображение с момента появления в его обители? Азенет, словно заворожённая, упивалась своими ощущениями и неожиданной властью над богом, которую она получила за свою дерзость.
Она не знала, что заставило её остановиться и остолбенеть от собственного порыва, который вогнал её в краску. Как оправдать себя?
— Ты хочешь служить мне? — спросил Сет, ни секунды не стесняясь своей наготы.
Бог склонил голову набок и прищурился. Азенет уже отступала по лестнице и в исступлении мотала головой. Она никак не могла оправдать себя: дурман, вино, общая атмосфера распущенности? Или она сама желала его с бешеной силой?
— То было там, Азенет, — Сет словно читал её мысли. — Ты сейчас и здесь, будь такой, какой хочешь быть.
Девушка замерла и почувствовала, как его слова благодатно откликнулись в её душе. Она вновь сделала шаг навстречу трону и Судьбе.
Шатёр барона фон Бинца. Выхода нет?
Линда вполуха слушала разглагольствования барона по поводу раскопок. О том, что найдено множество так нужных для науки артефактов, посуды и прочей атрибутики принадлежности того или иного предмета Древнему Египту; о вкладе каждого из участников экспедиции в развитие знаний о жизни и быте прошлых цивилизаций и прочее. И ни слова об открытии, свидетелем которого явились Линда и Кассиль.
Кэт кидала в сторону бледной Линды беспокойные взгляды, пока та переглядывалась с недоумевающим биологом. А учёную беспокоило отсутствие инженеров, задействованных в поиске нетленного тела древнего человека, и то, как старательно барон старался не задевать тему пребывания в стране и вообще цель экспедиции. Тщетно она пыталась уловить хоть какие-то живые эмоции в облике.
— Жаль, что нами не достигнуто то, ради чего мы были собраны здесь, — произнесла Кэт язвительно и вперилась немигающим взглядом в лицо фон Бинца.
Он и глазом не повёл, предпочитая не замечать издёвки в её словах. Мужчина вздохнул с деланным сожалением.
— Ну что же поделать, но мы не будем унывать, мы будем и дальше трудиться для того, чтобы найти искомое.
Рыжеволосая обдала того презрительным взглядом, разве что не фыркая, и вновь посмотрела на подругу, та всё так же молча глядела перед собой.
— Сегодня вечером к нам прибудут высокие гости, будет вечеринка, а утром мы покинем место раскопок, — обозначил планы Фредерик.
Линда изумлённо вскинула взгляд на барона, но тот предпочёл проигнорировать её вновь.
— Не смею больше задерживать, — произнёс тот и напустил на себя занятой вид, как будто что-то ища на столе в кипе бумаг.
Линда сделала к нему шаг, но услышала шёпот Кассиля:
— Выйдем.
Она повернулась к нему и подняла бровь, понимая, что находится в некой растерянности. Они вышли вместе со всеми остальными, в шатре у барона осталась только врач. Линда видела, что Кэт делает сигналы глазами, и кивнула ей головой, ясно давая понять, что поговорит позже. Девушка отошла в сторону, заметив, что за ней подтянулся биолог. Кассиль догнал Линду и теперь молча шёл плечом к плечу.
— Нас отпустят, — произнёс он, всё так же не глядя в её сторону.
Линда сжала губы.
— Вы молчите? — Кассиль наконец повернулся к ней, пытаясь понять, о чём думает девушка.
— Не кажется ли Вам, что всё слишком просто, что всё, что происходит, как-то скоротечно: в пустыню едут высокопоставленные гости, вечеринка ещё эта неожиданная, к чему это всё?
— Вы правы, — согласился Алу. — Тут что-то не то, но Вам лучше знать барона.
Девушка усмехнулась.
— Знает ли он сам себя, — задумчиво произнесла она.
— Что будем делать? — Кассиль занервничал. — Охрана забрала даже телевизоры, рабочих вывезли, оставив минимум, что с ними — тоже непонятно.
— Ваши в курсе? — спросила напрямик Линда, останавливаясь и оглядываясь назад, убеждаясь, что их не слышат.
— У меня нет связи, но я думаю, что они ищут способ быть услышанными…
Девушка прикусила губу и взглянула на синее без облаков небо.
— Они слишком медленные, нам нужно хоть что-то передать им.
— Я не знаю, как это сделать, — произнёс Кассиль обречённо.
— Спросить фон Бинца напрямую, — мрачно предложила Линда.
Алу замер.
— И сделать это прямо сейчас, — решительно произнесла девушка.
— Я с Вами, — слова биолога заставили её обернуться.
— Ни в коем случае, не дайте ему знать, что Вы поняли, у Вас другая миссия — передать знания миру, — её речь заставила Алу вновь замереть.
Линда двинулась в сторону шатра фон Бинца, в конце концов, он обещал ей безопасность.
Примечание:
*хопеш — холодное оружие Востока, похоже на тесак