Под древними звёздами. Бог и смертная.
— А-а-а-а-а-а, — прокричала Линда, возникнув словно из воздуха, и свалилась на божество.
Свист в ушах прекратился, стало непривычно тихо, а тот только и успел охнуть, схватившись за грудь, на которую упала Линда. Под ладонями оказался… песок.
— Мы в пустыне, — констатировала факт девушка, а затем в сердцах воскликнула, — мы снова в пустыне, мы никуда не переместились! — она немного неуклюже, чуть смутившись, когда взглянула на Анубиса, скатилась с него и перевернулась на спину, глядя в тёмное небо, усыпанное яркими звёздами, в голосе слышались отчаяние и досада.
Девушка подняла голову и осмотрелась. На удивление было светло, хоть луна и скрывала какие-то мелкие детали, затушёвывая, словно умелый художник, все шероховатости пейзажа. Но автомобиля она не увидела. Зато повсюду, куда ни кинь взгляд, лежало сухое золото пустыни, изредка ветер ворошил барханы, поднимая песчинки ненадолго вверх. Холодные на ощупь, что означало — ночь давно вступила в свои права. Сколько бы она ни вглядывалась, никакого ориентира даже не предвиделось обнаружить. Учёная знала, насколько легко можно сбиться с пути в «сухом море», не видя и не помня «якорей» — примечательных особенностей местности, которые бы могли помочь им «найтись» и прибиться к цивилизации.
Тем временем мужчина встал во весь рост. Он высился над ней, тоже осматриваясь по сторонам, временами принюхиваясь и поднимая голову к небу. Линда негромко рассмеялась.
— Недалеко же Хаос перенёс нас, — произнесла она сквозь смех, видя, как меняется лицо Анубиса, вытягиваясь и одновременно смягчаясь, он тоже улыбнулся.
— Мало же вам, людям, надо, чтобы быть счастливыми, — пробормотал он и напрягся, ему померещилось движение в темноте.
Это место — не Дуат. И это могло означать только одно: Хаос по какой-то известной только ему причине свёл их с девушкой вместе, но не для того, чтобы отправить в царство богов, а чтобы…
— Это, скорее, от отчаяния, — девушка приподнялась и села, взглянув на Анубиса снизу вверх, снова нагрянуло чувство сюрреальности происходящего, — знать бы, где мы?
— Не где, — пояснил он и подал ей руку, помогая подняться, кивком головы указывая на небо, — а когда… Посмотри на небо, звёзды совсем другие.
И Линда похолодела всем телом. Не то чтобы она и раньше рвалась в Дуат, но с проблемой надо было покончить, тем более что впереди ждала награда. Награда, ради которой она погрузилась бы и в Амат. Безумие? Нет, отчаяние и… тоска. Портер наплевала на все доводы рассудка о том, что мёртвые не возвращаются к жизни, она видела предостаточно, чтобы быть уверенной в том, что Анубис сдержит своё слово, что её мальчик будет рядом, а не верить Богу Смерти у смертной повода не было.
— Ты хотел взять меня в Дуат, чтобы что?.. — напомнила ему Линда, принимая помощь, и отряхнула одежду от песка.
Инпу, мрачно взглянув на неё, отвёл глаза.
— Чтобы разобраться, зачем же нас всё время сталкивают, — он подошёл ближе, не отводя задумчивого взгляда, мужчина и сам не знал, что им делать дальше, он не мог перемещаться из Маата в Дуат по собственной инициативе. Или ему всё же следовало вновь и вновь пробовать? Но в итоге сможет ли он и не навлечёт ли гнев Вселенного океана жизни своим самоуправством? Или покориться судьбе? И, раз Хаос отправил их в путешествие по времени и мирам, значит ли это, что тут есть некие дела, которые он… они должны совершить? Возможно, в Дуате ему бы помогла богиня мудрости или безумная старуха-пророчица Сешат. — Я не понимаю, я не вижу в тебе ничего, ничего, что могло бы… заинтересовать меня, песок отпущенного тебе земного времени ещё долго будет пересыпаться в часах твоей жизни, кроме… — Инпу запнулся, пытаясь сосредоточиться на сумбурно пляшущих в его голове мыслях.
— Кроме? — подтолкнула она его.
— Кроме твоего горя, но это свойственно людям, вы должны оплакивать своих мертвецов, это в вашей природе: привязываться, любить, скорбеть об утрате, надеяться на лучшее… — Инпу задумчиво скользнул взглядом по её лицу.
— На лучшее? Это на поля Иалу? — в голосе была усмешка, эта женщина насквозь была пропитана Маатом, всем телесным, и в то же время её боль и любовь к умершему ребёнку возносила её к… богам?!
— А ты бы хотела просто умереть, — он не спрашивал, ухмыльнувшись.
— Это логично, — подтвердила девушка, — логично жить, а потом умереть, как всё биологическое в этом мире, стать кормом червям и удобрением для растений, исчезнуть…
— В этом мире ничего так просто не исчезает и не появляется… — возразил он ей.
— Закон сохранения энергии: если где-то что-то исчезло, то оно обязательно должно появиться в другом месте… Но ваш мир — не наш, — Линда и сама понимала, что она серьёзно рассуждала о науке с тем, кто не вписывался ни в одну систему знаний о существующем мире, кроме, пожалуй, мифов о нём, но чем она больше находилась рядом с ним, тем больше понимала, что человек вообще ничего не знает о самом себе и о том, что его окружает на самом деле.
Анубис наметил улыбку.
— Не совсем, существует Маат — мир людей, мир грубый, вещественный, мир страданий и боли, Дуат — мир богов, в нём время неизменно, в моём мире происходит суд над Ка и люди отправляются в поля Иалу для вечного блаженства или в Амат, мир чудовищ, древних, которые сродни Хаосу, для пребывания в вечных муках, для забвения у живых, — он немного помолчал, перед тем как продолжить, видя, что девушка намерена его выслушать, он чувствовал её интерес, — между мирами существуют тонкие переходы…
— То есть можно путешествовать из мира в мир? — Линда и сама не верила тому, что только что вылетело из её уст, но её не подводили глаза и уши, это не было сном, комой тоже не было.
— Законным путём, да, — Инпу кивнул головой, — человек умирает, и его лёгкая, невидимая составляющая…
— Энергия, — пробормотала она, — то, что может переходить из одного состояния в другое…
— Это называется Ка, душой, часть человека начинает своё путешествие по загробному миру…
— То есть всё, что описано в Книге Мёртвых, — это не миф? — спросила учёная и впервые в жизни пожалела, что у неё не было с собой диктофона, она могла бы проверить себя, знать точно, не бредит ли, но её «галлюцинация» тем временем продолжила, и девушка поймала себя на противоречивой мысли, что, может, и правильно, что под рукой не оказалось ничего такого, что могло бы засвидетельствовать её «безумие», потому что лучше обманываться, лучше надеяться, чем не иметь возможности хотя бы попытаться, даже если это и было сном, мороком, комой, то пусть она дойдёт в этом до конца и сможет нежно обнять своего сына.
— Я принёс людям знание о загробном мире, чтобы каждый мог иметь хорошую участь после смерти, принёс людям знания о том, как можно сохранить тело после гибели… — он не успел продолжить, как девушка перехватила инициативу в разговоре — вновь задала вопрос.
— Нуждается ли душа в сохранении тела? — сомнение, у женщины явно пытливый ум, и это нравилось Инпу.
Он улыбнулся, но печально.
— Люди так тосковали по своим родным, что я решил сохранить им надежду на то, что когда-нибудь все они встретятся, в своих же телах, и это сработало, — он пожал плечами.
— Кое-кто этим злоупотреблял, — Линда невесело ответствовала ему, — доступ к полям Иалу стоил очень дорого, — намекая на то, что процесс мумификации был доступен далеко не всем.
— Да, это тоже в вашей природе, — он поднял бровь и опустил глаза в песок, а потом, отведя их в сторону, продолжил говорить дальше, — но на самом деле это нисколько не влияло на определение места человека в загробном мире, но таково уж ваше племя: каждый пытается встать на ступень выше другого, как будто ему неизвестно, что жизнь коротка.
— Может, как раз поэтому, — она кивнула головой в тон его слов.
— Возможно, — подтвердил он, и их взгляды встретились.
Несмотря на то, что сейчас была ночь и они находились неизвестно где и когда, если верить утверждениям Инпу, несмотря на то, что всё вокруг казалось бредом спящего или умирающего человека, Линде показалось, что ещё настолько настоящей она не была никогда в своей жизни.
— А что бывает с душой… потом? — заинтересовано.
— Я отвожу её на суд Эннеады, где взвешиваю сердце, затем Мудрая Девятка решает…
— То есть весы не всегда определяют, весит ли Ка больше пера?
Анубис усмехнулся и покачал головой из стороны в сторону.
— Всегда, но у богов бывали свои слуги, которые творили их волю на Земле: цари, жрецы, пророки, их обсуждали горячее всего, смотря кто чей вестник и у кого какая миссия…
— Интересно, а потом, как определится судьба, что произойдёт дальше? Ты проводишь душу дальше в поля или в Амат?
— Нет, дальше царство моей матери…
— Нефтиды? — осторожно спросила Линда, исторические источники неоднозначно определяли этот кусок «биографии» бога.
Инпу вновь согласно кивнул, а девушка уловила тяжёлую печаль в до того тёмных глазах божества, что если бы она увидела его только сейчас, то ни за что не догадалась бы, что они подобны небу.
— Да, затем Нефтида, как божество посмертных тёмных земель, ведёт Ка глубже, поглощая его энергию своей темнотой…
— Похоже на чёрную дыру в космосе, — пробормотала себе под нос учёная, но, уже обращаясь к Анубису, спросила: — Почему я понимаю тебя? Ты говоришь на вполне современном мне языке, — Линде не терпелось задать древнему Богу Смерти множество вопросов. Когда ещё может представиться такая возможность? Хотелось расхохотаться от своих же мыслей, но это было бы неуместно. Хотя что вообще могло быть уместным в ситуации, где она и Великий Тёмный кинуты загадочным Хаосом в пустыню под древний звёздный небосклон?
— А я слышу тебя, как слышал совсем недавно богиню Бастет, ты говоришь на древнейшем языке, который когда-то принёс Осирис на Землю, только твой голос ниже, и в нём присутствует треск костра, — Инпу описал то, что чувствовал и понимал, глядя в ставшие растерянными глаза девушки.
Ночным лунным маревом повисло между ними молчание, в котором можно было услышать, как «поёт» космос над их головами. Линда прокашлялась и всё же нашла в себе силы продолжить беседу.
— Хорошо, ты сказал, что есть законные пути, но, значит, есть и незаконные, — предположила она.
И вновь лёгкая улыбка заиграла на губах божества.
— Есть: предназначение Хаоса, когда он вмешивается в ход истории, или кровавые человеческие ритуалы, привлекающие некоторых из нас, — последнее он произнёс с презрением.
— Боги не любят людские жертвы? — Портер вспомнила, что в некоторые эпохи культы в Египте были или могли быть с человеческими жертвоприношениями.
— Ни к чему, мы ничего не хотели и не хотим от людей, кроме поклонения, и то, после того как мой отец убил вырвавшегося на свободу змея Апофиса, чуть не погубившего подлунный мир и угрожавшего самому Ра, мы ушли в Дуат после настоятельного приказа Ра, раз и навсегда попрощавшись с постоянным пребыванием в Маате, закрыв собой вас, людей, от мира Амат, хотя у каждого божества есть свои причуды: например, Бастет обожает, когда люди держат дома кошек, — он тепло усмехнулся, вспоминая о подруге.
— А ты, значит, коллекционируешь земных девушек? — Линда честно не хотела, оно само вырвалось.
В глазах Инпу промелькнул гнев, но девушка выдержала этот огненный шквал, не отведя своих ни на миг.
— Да, — само спокойствие, вновь обретая самообладание, перед ним был ребёнок этой вселенной, хоть и в облике прекрасной молодой женщины.
— А сейчас? — тоже вырвалось.
— Нет «сейчас», для богов время статично, для нас всё «сейчас», вот, например, сейчас Хаос послал мне тебя, — он по-хищному склонил голову набок.
Линда оторопела. Намёк был однозначным.
— Ты была со мной в святилище за завесой, при ритуале, — он тонко улыбнулся, видя промелькнувшее недоумение в её глазах.
— Ты хочешь сказать, что я твоя жрица? — предположила она.
— Сейчас я в этом уверен, Хаос не терпит пустоты, та, которая предназначалась мне в союзники для служения на Земле, исчезла… — Инпу верил, что Хаос просто надёжно спрятал девочку, он вдруг замолк, как будто его осенила мысль, затем немного сумбурно продолжил: — Я определил ей иную миссию, но чувствую, что что-то пошло не так, боги Великой Девятки мне не верят, не верят моему чутью, не верят, что есть некие силы, которые хотят низвергнуть вечный порядок, указанный Хаосом для нас всех, я был на особенном ритуале в прошлом Маата и в твоём настоящем… И эти события срывались, каждый раз меня вызывали в твой мир с целью уничтожить и каждый раз меня что-то как будто спасало, что-то не давало свершиться ужасному, — он замолк, пожевав губы, — нам нужно обязательно попасть в Дуат.
— Погоди, получается, что я некая замена той, что была предназначена для служения тебе изначально? — на языке вертелось столько вопросов, но Линда почувствовала, что пока не пришло время их задавать, что в нужный момент он раскроет перед ней все свои мысли, она была нужна ему, так же как и он ей.
— Так решил Хаос: надёжно спрятав одну, он дал мне другую.
— Но я ничего не знаю о том, что… Погоди, — она призадумалась, Инпу молчал, давая ей осознать своё положение. — Я знаю о Древнем Египте почти всё, — Линда не могла оторвать взгляда от его лица, — я знаю о бальзамировании, мумификации, о лечебных травах… Да я знаю всю родословную богов!
Инпу не смог удержаться от того, чтобы не расхохотаться. И этот смех был искренним, идущим от самого сердца. Мужчина давно не испытывал подобных эмоций.
— Чем не жрица Анубиса? — проговорил он, и его глаза заблестели, отразив в них луну.
— Но знать о Древнем Египте всё и очутиться в нём — это две большие разницы, — возразила Линда.
Инпу промолчал, а девушка решила ещё кое-что прояснить.
— В Маате, — она и сама не верила, что говорит подобное богу, называя свой мир, как называл его он, но так было и ей, и ему яснее, — люди близки к разгадке вечной жизни, я тому виной, я нашла информацию, приведшую к тому, что вечное, нестареющее тело нашли, они разложат его на молекулы, но найдут то, что ищут, — она задрожала от понимания, что свою ошибку уже исправить не в силах. — Люди станут подобны вам, они будут бессмертны, — она выдохнула от собственного бессилия, — этого так боятся всесильные боги Дуата?
Анубис мотнул головой, и его глаза сверкнули холодным сапфировым блеском.
— Ты непочтительна, — он поджал губы, только и всего, он не стал сокрушаться, не стал винить её.
— А ты слишком серьёзно к себе относишься. От самого себя скулы не сводит? — девушка, фыркнув, смело смотрела в его лицо, ведь лучшая защита — это нападение, но глубоко в душе всколыхнулась благодарность к Инпу, он не упрекал её ни в чём. — Так ответишь?
Анубис хотел было ответить в своей манере, но затем, пожав плечами, небрежно кинул:
— Хаос не допустит того, чтобы вселенский порядок был нарушен, у него, как и у богов на Земле, есть верные люди, хранящие его, а вообще все беды человечества от неблагодарности к богам.
— Ты слишком уж надеешься на Хаос, толком не способный перенести нас в твой мир, а уж на людей… Эй, мы вообще-то разложили Вселенную на атомы! — возразила учёная.
— Хаос управит, а люди исполнят… — он вздохнул, смертная задавала правильные вопросы, это раздражало и радовало одновременно, ему даже показалось, что он вновь ожил. — И что вам дали эти атомы? Ни одно ваше исследование не разгадало тайну послесмертия, тайну устройства мира, откуда вы, где ваша родина, у вас есть только лишь разрозненные данные, что не позволяют пролить свет на всю истину целиком, но открывают её обрывочными частями. Вы умны, наделены волей, но всё же не боги, — возразил он ей ледяным спокойным тоном.
Портер замолчала. Он оказался прав. Разве хоть в одной картине мира, представленной её коллегами-учёными, кроме мифологической, конечно, могло найтись место богам и чудовищам?
Она ничего не ответила, и он сохранял безмолвие. Но в этой тишине Линда не чувствовала себя ущемлённой, обиженной или проигравшей в споре, нет, Инпу не смотрел на неё свысока. Конечно, было в его поведении нечто такое, что не давало повода вести себя панибратски по отношению к нему, но и нарочитого уязвления не ощущалось, он не хотел её унизить, возможно, лишь поставить на место. Место, которое она занимала в той системе координат, где есть Бог Смерти, в той, в которой у вселенной был Творец, в той единственно верной, существующей независимо от научных изысканий исследователей.
— Тебе не понять, как сейчас для меня всё разворачивается, какие во мне рождаются эмоции, когда я вижу одного из тех, кто стоял на пороге зарождения жизни… и кто знает о смерти всё… — тихо, растерянно, силясь собраться.
— Я — тот, кто проведёт тебя, когда придёт твой срок… — начал было он, Инпу подумал, что она боится смерти.
— Я не боюсь смерти, если есть ты, значит, я увижу сына, но что будет, когда я ступлю на земли Нефтиды… без тебя? — эти слова сорвались с её уст сами собой, следуя мысли, внезапному порыву.
Их взгляды при этом встретились. Линда смутилась, Инпу отвёл глаза и уже в сторону проговорил:
— Тебя встретит моя мать, она справедлива, хоть и жестка, и всегда исполняет волю богов в точности.
— Значит, Амат, — она невесело рассмеялась.
Инпу промолчал, но где-то внутри неприятно заворочалось странное чувство. Непонятное, крадущееся в душу, бередящее её, разбавляющее его мрачное спокойствие, обычное для его вечного существования. Он не хотел, чтобы Ка этой земной женщины размывалась в пространстве, было поглощено лучезарными пажитями Иалу, бог желал и дальше разговаривать с ней.
Линда по-деловому уложила ладони на талию, решив, что будет решать проблемы по мере их поступления, и, оглядываясь по сторонам, предложила Инпу:
— Пора бы нам прекратить рассуждать и начать хоть что-то делать, одеть тебя, к примеру?
— Далась тебе моя одежда, — проворчал Инпу, — это всего лишь облик, один из…
— То есть это не ты? — в учёной проснулся исследовательский азарт.
— Это я, но также я и… — и прямо на её глазах Анубис приобрёл свой волчий облик, совсем ненадолго, снова становясь стройным молодым мужчиной, — тебе надо привыкнуть, как моей жрице, как той, у которой есть миссия, и это больше, чем ты, я и весь пантеон богов, это воля Хаоса, единой точки, из которой вышли все мы, все, кто населяет Маат, Дуат и Амат.
— Ясно, — девушка вновь оглянулась, — мы сейчас находимся в пустыне, а пустыня — вотчина твоего отца, почему бы нам не попросить помощи у…
— О, нет, — Инпу понял к чему ведёт Линда, — ты не знаешь, о чём говоришь, — он нервно поднял руки. — Нельзя жаждать помощи того, кто может погубить тебя одним только взглядом, мой отец единственный, кто справился с чудовищем, порождённым Аматом — о, нет, ты не знаешь, о чём просишь, моли Ра, чтобы не встретиться с ним никогда, потому что он как эта пустыня, даже в благостном состоянии смертелен.
— Тогда как нам выбраться отсюда? Как нам хоть куда-то добраться? — она растерянно озиралась по сторонам. — И куда нам надо добраться?
— До Ассиута, города, где почитают меня, а помощи мы попросим у, — он поднял руку к луне, — Хонсу, мы — путники, и неважно, кто перед ним, он всегда помогает молящемуся, пытающемуся одолеть дорогу.
— Давай для начала всё же прикроемся, — Линда сдёрнула верхнюю юбку, отрывая кусок от подола и передавая его Инпу, — мы же идём к людям, а у людей не принято быть обнажённым, даже если очень жарко.
Анубис поднял бровь, но принял из рук девушки ткань и опоясал ею бёдра.
— Теперь тебе стало легче? — спросил он, улыбнувшись.
— Да, не чувствуешь себя как в бане, — парировала та.
Инпу беспечно пожал плечами и поднял руки кверху, как бы раскрываясь навстречу звёздам.
— Ну и как мы… — Линда не завершила фразу, она замерла, увидев, что с ладоней Анубиса медленно начали слетать серебряные искры.
Он улыбнулся тому, как девушка поражённо молчала, а на лице той, чьи знания о Маат были обширными, отразилось неподдельное, по-детски незрелое удивление.
— Я не могу перенести нас в Маат, но я могу воззвать к силам, которые помогут нам понять замысел Хаоса, — он посмотрел на восток, как будто что-то увидел или услышал, что-то подвластное только ему, — ну, или хотя бы выбраться из пустыни.
А тем временем «серебро» с его ладоней щедро летело неяркими искрами и, повиснув в воздухе, распределилось впереди них тонкой ниточкой дорожки, на песке словно зажглись тысячи призрачных свечей. Линда с восторгом посмотрела на Инпу.
— Это что-то с воздухом… Ионы серебра… — начало было она и хотела притронуться к серебряным огонькам, как Инпу придержал её за локоть.
— Это наша дорога, не думай, просто иди по ней, это дар Хонсу, — произнёс он и многозначительно улыбнулся, чуть подталкивая её вперёд, заставляя быть смелее.
Они сделали шаг почти одновременно, вступив на светящийся путь.
— Это поразительно! — тихо восхитилась она и оглянулась назад, в темноту, чернеющую разинутой пастью неизвестности, Линда вновь посмотрела на свет впереди, который казался манящим оазисом, ожидающим её, а затем на Анубиса, ответившего ей сосредоточенным взором. Она нашла его ладонь и сжала её крепче, потому что он был настоящим, живым, среди остывшего пустынного пекла, якорем, она чувствовала жар его тела.
Смертная не знала, что никому из живущих на Земле не позволено касаться богов Дуата первыми, но у Инпу язык не повернулся поведать об этом Линде, одёрнуть, сделать замечание с надменным лицом, потому что он не чувствовал в этом надобности. Привыкший к тому, что видит людскую боль каждую миллисекунду своей вечности, бог был благодарен Хаосу за временную передышку, она могла закончиться так же внезапно, как началась. И он смог найти ответ… Ответ крылся в том, что нельзя претерпевать боль всё время, а Хаос милосерден. Даже к непокорным богам. Сегодня он был… просто человеком и радовался тому, что может беседовать с тем, кому действительно интересен. «Живой снаружи, мёртвый внутри» — вспомнились ему слова чудесной птицы с человеческим лицом Ба. И тут же — какую радость испытал, когда искреннее рассмеялся. Человеческая боль притупляется, у людей на это есть целая жизнь. Раньше он думал, что у богов есть всё время вселенной, но это не так. На самом деле у них его не было, следовательно, у них нет и права на ошибку, но, оступаясь, им остаётся всю свою вечность только сожалеть, ведь богам нечем лечить свои раны. В этот самый момент он был жив. В ответ Анубис сжал ладонь девушки, и они продолжили двигаться по дороге из лунного света.
Но утро было ужасным, ещё совсем неяркое солнце опаляло так, что, казалось, плавились сами кости, не то чтобы кожа. Ноги отказывались идти, но она упрямо передвигала ими. Ей порой казалось, что она сейчас вот-вот упадёт, но рядом величественно шествовал Инпу, всё так же держа её за ладонь, и она не могла оступиться, не могла упасть или запричитать о том, что путь нелёгок, потому что у неё есть надежда, а это вместе с рукопожатием бога — всё. Вдали начала виднеться зелёная растительность, и Линде показалось, что она даже слышит плеск воды.
— Только не говори, что это мираж, — прошептала она сухими губами, откидывая с блестящего от пота лба прилипшие к нему волосы.
— Не скажу, это место поклонения мне, — гордо произнёс он, — а вот и те, кто тебе помогут, — Инпу указал на бегущих к ним людей.
Линда увидела их и радостно улыбнулась, приветственно замахав руками, они же, добежав до неё, не смели к ней приблизиться. Она делала шаг, а они отступали назад. В руках одного виднелась мотыга, и он хотел было замахнуться ею на девушку. Портер инстинктивно выставила руки вперёд, закрывая себя, как вдруг услышала устрашающее рычание позади себя. Девушка обернулась и увидела стоящего прямо перед ней чёрного саба, ощетинившегося всей шерстью на холке. Рядом лежал обрывок подола её платья. Он вышел из-за её спины и мощными лапами сделал два шага, немного загребая песок на себя, вставая впереди учёной, устрашающе оскалившись огромной розовой пастью.
— Рехет*, — зашептали люди, зашушукались, не отводя от неё взгляда.
Линда криво усмехнулась и положила ладонь на холку волка, и, пробежавшись пальцами вперёд, приласкала того по голове.
— Ведите меня в Храм Инпу, я буду говорить со жрецом, — она не знала, откуда в её голосе появились настолько властные нотки, она не была уверена, что её вообще поймут, но люди повиновались и на почтительном между ними расстоянии провели её до величественного здания, красоту и масштабность которого девушка могла оценить только сейчас, когда воочию увидела его, возвышающегося над землёй, умело изукрашенного яркими росписями во всём своём великолепии, а не бледного, ветхого и серого подобия самого себя, погребённого под слоями грязи, песка, времени и забвения там, в Маате, в своём настоящем.
Икры окатило колючим ворсом, разнося сотни мурашек по воспалённой от солнечного жара коже. Саб неизменно следовал за ней. Он лишь предупреждающе рыкнул на пороге, когда стражники сомкнули перед ней копья, не спеша пропускать их в блаженную прохладу.
Но, как только она вошла в храм, волк истаял в пространстве, заставляя охрану упасть ниц перед Линдой, которая растерянно замерла, пока не встретилась с внимательным взглядом молодого лысого мужчины. Он поклонился ей. Девушка также кивнула в ответ, оборачиваясь назад, понимая, что Хаос, или боги, или просто случайный выбор вновь сыграли с ней плохую шутку.
Кружение времени и пространства. Перед входом в Дуат.
— О, нет, нет, нет, — Инпу бы закричал, будь у него гортань и язык, как у человека, но он был в образе волка и смог только коротко тявкнуть.
«Только не сейчас! Только не сюда! — мысленно с горечью воззвал он к Хаосу. — Она там одна, и ей никто не поможет, я должен быть с ней рядом».
Лапами своей второй ипостаси он ощутил под собой холод и сырость и взглянул вниз. Непонимающе повертел головой, принюхиваясь к морозному воздуху и запаху кустарника, окружившего его. И вообще его окружило множество незнакомых ароматов, из которых он вычленил один, слишком знакомый. Прямо перед ним стояла Линда, в каком-то исступлении упёршись ладонями о железную колесницу, на которой неслась на него тогда на зимней дороге. Инпу замер, не зная, что ему делать. Выйти? Или наблюдать? Но ведь Линда была в прошлом Маата… Игры Хаоса? Он не знал ответа и на этот вопрос.
Расстроенная девушка. Он опять ощутил горький вкус её беды на своём языке, а она сжала что-то в руке, и колесница издала лёгкий пиликающий звук. Инпу неосознанно ощетинился и рыкнул. В этот миг их глаза встретились, и он был готов поклясться, что девушка поразилась ровно настолько, чтобы он смог сделать вывод: она видела его впервые в своей жизни.
Затем Хаос, словно злобный ребёнок, вновь подхватил того как перо и вытолкнул в Дуат, в котором после приключений на Земле даже сам воздух казался волку застоявшимся, затхлым.
Храм Инпу. Проводница воли бога и его служитель.
— Это храм Инпу, дева, а я — Камазу, жрец, скромный служитель нашего бога, — представился лысый мужчина, проведя её вглубь храма, в его спасительную прохладу, в просторные апартаменты.
Они присели на стулья, куда он указал. Линда с жадностью учёного рассматривала предметы быта и поражалась искусности мастеров и яркости цветов, казалось бы, обыденной мебели, например, короба с выпуклой крышкой, предназначенного для хранения вещей, с изображением на нём сражения фараона с вражеской армией. В чинном порядке возле огромного стола с усеявшими его поверхность свитками, папирусами и сломанными палочками для письма стояли стулья, обтянутые золотой парчой, без спинки, но с удобными широкими подлокотниками, у стены виднелась длинная скамья с золотыми украшениями на ножках в виде птицы Ба, на стене висела леопардовая шкура, перед выходом на просторный балкон, с которого доносился шум пальм, каким-то чудом сохранившихся в жарком климате и выглядевших вполне живыми, зелёными.
— Жрец, я — путница, — девушка решила ответить в его манере, вспоминая всё, что она когда-то прочитала.
— Люди сказали, что ты была с чёрным сабом, судьёй мрачного мира, Инпу, они называли тебя рехет? — в его голосе звучал вопрос, но во взгляде читалось сомнение.
Линда понимала, что люди прошлого считались очень религиозными и любое действие связывали с волей богов. Но жрецы имели дело с человеческой природой намного теснее, чем обыватели, встретившие её в пустыне. На лице Камазу была написана настороженность.
— Рехет… Я говорю волю богов, меня привёл сюда Инпу, он сказал, что я могу помочь Камазу, — учёная импровизировала на ходу.
Она и сама не знала, какое произведёт воздействие своими словами на служителя культа. Тот переменился в лице и стал бледен, его губы задрожали. Камазу хлопнулся перед ней на колени и дотронулся до голых ступней дрожащими пальцами. А вот к такой интересной реакции её не готовили ни один из университетов, которые она посещала, ни сотни прочитанных книг, ни собственный житейский опыт.
— Ты не должен стоять передо мной на коленях, поднимись… э-э-э, служитель Великого Тёмного, — произнесла она, немного откашлявшись.
— Я ждал помощника, ждал и молился, я знал, что Инпу пришлёт жрицу вместо двух умерших жён и детей, которым не суждено было жить, — наконец-то произнёс мужчина, отнимая лицо от пола, отчего оно стало пыльным.
Линда оторопела, и Камазу заметил её смятение.
— Дева, никто и пальцем не тронет тебя в обители бога Инпу без твоей на то воли, — он вновь склонился перед ней, ясно давая понять, что любое её действие будет самостоятельным и основанным только на собственном решении.
— Поднимись с колен, жрец, — произнесла она, — и расскажи свои беды.
Камазу шустро встал, попутно отряхиваясь, и вновь присел на стул рядом, с невообразимой надеждой глядя в её глаза.
— Я уже немолод, мне тридцать, — начал он, хотелось расхохотаться: в её эпохе он ещё только начинал жить, но тут была своя шкала измерений, и по меркам того времени — возраст заката жизни. В это время жили не дольше двадцати пяти лет, и то если повезёт. Но на служителей богов, а также на сановников и фараонов это правило, разумеется, не распространялось: их жизнь была лишена физического труда, они имели доступ к врачевателям-светилам тех лет, к чистой питьевой воде и более качественной пище.
Камазу поведал о двух умерших жёнах и мертворождённых детях. Линде подумалось о том, что он наверняка хотел сына — продолжателя своего дела. Его беда откликнулась в её душе живо, даже больно.
— Я думал, что проклят, — напоследок произнёс он, — но на самом деле Инпу благословил меня.
Линда коротко улыбнулась, видя, как искренне растроган «старик». «Мыслить так же масштабно, как Хаос, дело неблагодарное», — решила для себя Линда. Свою задачу она видела в том, чтобы помочь человеку, сидящему напротив неё.
Ей оказали гостеприимство, вкусно накормив и выкупав в бане, правда, холодной, зато в чистой и душистой воде. Одежды, что ей дали, были легки и не стесняли движения. Однако ночь после того, как Линда очутилась в немыслимых, если не безумных, для себя условиях не принесла какого-либо понимания, как же ей следует быть. Она тщетно пыталась заснуть, чтобы на следующее утро не быть разбитой, но ей это так и не удалось. В голову лезли разные ужасы, а в каждом шорохе слышалась твёрдая поступь Анубиса. Временами ей казалось, что он специально исчез, но что-то подсказывало девушке, что её рассуждения были ложными. Да ещё было непривычно лежать на кровати, удерживающей её хрупкую фигуру. Ей казалось, что она сейчас упадёт, но, потрогав изголовье с искусно вырезанными из чёрного дерева головами животных и немного раскачавшись на матрасе из листьев пальмы, который удерживали прочные кожаные ремни, создавая ложе-кокон для тела, Портер немного расслабилась. Хотя это и не добавило уюта, потому что ножки изголовья были выше тех, что были в изножии, и Линда опасалась, что она при любом неудачном движении может скатиться вниз. Подушки не было, чему учёная несказанно радовалась — спать на её имитации из камня, слоновой кости или дерева как-то не хотелось.
Проворочавшись полночи и так и не заснув, она встала и зажгла лучину, еле-еле осветившую пространство вокруг неё. Камазу был очень почтительным и положил её спать в своих покоях.
«Долго ли это продлится и не загнусь ли я здесь быстрее, чем Хаос вновь призрит на меня, и доведётся ли нам вновь встретиться с Инпу?» — невесело подумала девушка и закрыла глаза, вдыхая запахи свежего ветерка ночи и влаги зелёной растительности, что красиво окаймляла храм бога мёртвых, казавшийся оазисом среди пустыни, воздух которой совсем скоро раскалится, как сковорода на крупном огне.
Дуат. Споры богов.
Анубис, почувствовав под собой твёрдую поверхность холодного каменного пола, рванул к выходу из своих покоев, в которых оказался сразу, как только его лапы успели остыть на замёрзшем лондонском дёрне. В широкой зале никого не было, жертвенники ещё не остыли, а это значило, что время вечерней трапезы уже давно прошло. Его взгляд метнулся к невысокому столу. Тот пустовал, красуясь белоснежной скатертью. Бога ждали, да только так и не дождались.
Тем временем его бёдра облеклись в белые широкие брюки, а на грудь лёг знак жизни — Анх, его копия, то, что бог смерти доверил Хаосу, уповая на то, что один из ключей власти над Вселенной будет надёжно укрыт. Таковы условия. Отдать что-то, чтобы получить в ответ. Но что-то пошло не так, что-то идёт не так. Он чувствует это, чует своей животной половиной. И белокурая женщина… Она там, где не должна быть или должна, но с ним. Что с ней будет и даст ли им Хаос вновь увидеться? Какой смысл в их недолгой встрече и в стремительном расставании?
Как только он переступил порог своего храма, то увидел летящую ему навстречу птицу Ба. Подлетев поближе, она обольстительно улыбнулась и тряхнула шикарным, горящим крылом, из которого выпало перо, быстро вспыхнувшее и сгоревшее. Прямо в руки упал небольшой листок. Ба, хихикнув, улетела, растворившись в звёздном пространстве, оставляя за собой тонкий светящийся шлейф. Анубис раскрыл записку и, пробежав глазами по тексту, тут же скомкал её в кулаке. Бумага начала тлеть и вспыхнула, ему пришлось раскрыть ладонь. Огонь не обжёг, но письмо бесследно сгорело. Не все удостаиваются чести приглашения самой Судьбы на беседу.
Инпу шагнул с порога и, подумав о Сешат, оказался на дороге из солнечного света. На миг его ослепили яркие лучи дневного светила, как будто волна накатила. Схлынув, он заметил каменистую тропинку и траву, постепенно переходящую в невысокие кустарники, за ними шумели редкие деревья. И вокруг ни души. Пока его сзади не дёрнули за штаны. Инпу развернулся и посмотрел вниз — туда, откуда глядела на него большеглазая девчонка с причудливо переплетёнными между собой тёмными волосами.
— Тоже к бабуле? — спросила та и улыбнулась, видя, что взрослый растерялся.
— Да, — коротко ответил тот.
— Она уже ждёт тебя, — девочка прошла вперёд и, поравнявшись с ним, взяла Инпу за руку.
— А куда идти-то? — спросил он, оглядываясь в поисках хоть какого-то дома.
— Да вот же! — девочка захихикала и показала прямо перед собой.
В метрах пяти от них стоял… белый храм. Как и у многих богов. Он не был величественен, как, например, у Осириса и Исиды, где он часто бывал. Нет. Небольшого размера без особых украшений, если не считать уменьшенной копии сфинкса, как будто лениво разлёгшегося у самого входа, здание тем не менее внушало трепет, ведь в нём жила богиня судьбы, та, руки которой ловко дёргали ниточки всех живших, живущих и тех, кто будет жить, и даже судьбы богов. Она говорила с самим Хаосом.
Инпу смело ступил на порог. Смысла тянуть не было. Девочка откинула перед ним полог, занавешивающий проход. И бог мёртвых в который раз за короткое время удивился. Внутри оказался небольшой зал с очагом, тускло освещённый и почти весь завешанный пучками трав. Их аромат казался сладким, а в очаге булькало варево. Пузыри лениво поднимались и тягуче лопались на поверхности. Девочка отпустила мужскую ладонь и подбежала к чану, схватив поварёшку, принялась помешивать густую снедь. А затем, выудив откуда-то узкий сосуд, пачкаясь и обжигаясь, стала лить туда жижу.
Чуткий слух волка уловил мерное клацанье. И он двинулся в сторону звука. И почти у самой стены увидел её. Пожилая полноватая женщина со стекляшками на глазах резко двигала костяшки счётов и что-то спешно записывала палочкой на папирус.
— Ты звала, матушка Сешат, я пришёл, — произнёс Инпу, дожидаясь её реакции.
Женщина вскинула глаза на него и усмехнулась.
— Быстро же, думала, будешь занят, — проговорила она спешно и, отложив счёты и палочку для письма, встала. — Рада приветствовать у себя.
Инпу слегка склонил голову, поздоровавшись с богиней.
— Знаю про ключ, — коротко произнесла она, и её взгляд красноречиво обличил бога.
— Я делал как лучше, — начал было он.
— Но уже пожалел о своём решении, потому что не можешь быть сейчас там, где тебе быть необходимо, — завершила она за него.
— Тебе известно многое, — только и смог произнести Инпу, — Хаос играет со мной злую шутку, стремясь наказать за то, что я спрятал Анх и повелел ему затеряться.
Сешат склонила голову набок и хитро улыбнулась.
— Тебе почём знать намерение Вселенной, что создала богов, разум, который и нам не понять?
— Я появляюсь и исчезаю там, куда не имел намерения прибывать, встречая тех, с кем бы… — он замолк, потому что и сам удивился тому, что только что хотел произнести.
— Не хотел расставаться? — договорила старушка за него. — Хаосу надо восстановить равновесие.
— Нужно найти мой Анх? — спросил Инпу.
— Иногда всё так неочевидно, мальчик мрачных подземелий Дуата с глазами, унаследовавшими небо, что ты не знаешь, поступил ли ты правильно, или своевременно, или есть ещё силы, что мешают Хаосу осуществлять его замысел в отношении нас.
— Люди? — вновь спросил он.
— Людям открыта только часть, — ответила Сешат и задумалась.
— Люди обретут бессмертие, в той точке земного времени это возможно, этого так боится разумный Хаос?
— Людям позволено знать лишь только то, что разрешили боги, но вот только кто?
— Амон-Ра, — догадался Инпу.
— Ты на верном пути, Великий Тёмный, — заверила его Сешат.
— Я всех предупреждал, но мне поверил только Гор, Бастет поддержала только потому, что любит нас, и всё на этом, остальным было всё равно, никто не хотел поделиться своей властью, пожертвовать своими регалиями.
— Ты пожертвовал, ты отдал ключи, и путешествие по мирам тебе больше недоступно, — с восторгом произнесла женщина, немного смутив бога мёртвых.
— Однако я с каким-то чудовищным постоянством появляюсь там и сталкиваюсь…
— Бе-е-е-е-ела-а-а-а-а-я-я-я-я жри-и-и-и-и-и-ца-а-а-а-а, — протянула Сешат, произнеся слова нараспев.
Инпу промолчал, его ощущения были правильными. Хаос взял, Хаос отдал.
— Мне нужно обратно, она там, где её не должно быть, — упрямо произнёс он.
— Ты уверен в этом? Ты ведь прошёл только половину пути, но на вторую же упрямо вступать не хочешь, а ведь Хаос любит смелых, ты хоть раз задумывался, почему люди ещё до сих пор живы? — Сешат вновь присела и взялась за счёты и письмо.
— Может, ты скажешь наконец-то хоть что-то определённое? Что ты делаешь? — в голосе мужчины слышались гневные нотки.
— Пишу судьбу твоего отца, — ответила та, вновь коротко из-под стекляшек взглянув на него.
— Сет сам пишет свою судьбу, — гордо произнёс Инпу.
Сешат больше не посмотрела на него, пробормотав:
— И то верно, — затем громко выкрикнула, обращаясь уже к девочке, — проводи нашего гостя.
Малышка взяла мужчину за руку и вывела тем же путём на каменистую, освещённую ярким солнечным светом дорожку. Он был мрачен, разговор с Судьбой ничем не помог ему, не натолкнул ни на единую мысль.
— Грустишь? — спросила девочка. — Что-то случилось?
Инпу усмехнулся.
— Потерял, — ответил тот и уже было сделал шаг, чтобы оказаться у себя, как девочка начала говорить.
— Я тоже однажды теряла куколку, любимую, дедуля Тот подарил, я так горько плакала, не могла успокоиться, но потом вытерла слёзы и решила искать, и знаешь что? — она требовательно заглянула в его лицо, так, что Анубис невольно улыбнулся и качнул головой, как бы предлагая ей продолжить. — Оказывается, она всё время была рядом, — сказала девочка, вложила ему в ладонь сосуд с варевом и, помахав рукой, убежала к храму.
Мужчина свёл брови к переносице, хмурясь, а заглянув в ёмкость, чуть покрутив её в руках, брезгливо поморщился. Инпу шагнул с солнечной дороги прочь, моментально оказываясь в своих тёмных владениях, а на пороге его храма горела масляная лампа.
Храм Инпу. Пески ждут.
Линда в первый раз в своей жизни спускалась в подземный храм под некрополем, где покоились простые смертные жители Древнего Египта. Кто-то из них смог подготовиться к жизни по ту сторону смерти и накопил достаточно, чтобы быть твёрдо уверенным в том, что его тело будет увито погребальными бинтами и мумифицировано по всем канонам, кто-то же, наоборот, не смог и наверняка умер в скорби, ни на что не надеясь и по ту сторону бытия.
Здесь же, под землёй, в каменных узких лабиринтах ходов и невысоких лестниц, под толщей песка скрадывался любой звук тишиной, но она была звенящей, а ещё учёная слышала стук собственного сердца, готового лечь на весы судьбы…
Она тяжело вздохнула, когда Камазу, повернув за очередной угол, остановился. Они дошли до последнего приюта богатых мира сего. Здесь творилось то самое чудо, которое учёными будет изучаться со всей тщательностью, то, что, как она узнала, принёс людям сам Анубис из-за сострадания. Линда ощутила благодарность, усилившую чувство надежды на скорую встречу с родным человеком.
Тем временем Камазу поднял руку с факелом и поднёс его к выемке в стене, поджигая масляную лампу, то же самое он проделал и с лампами в других таких же нишах, затем ещё с теми, что стояли на каменном столе рядом с тем, на котором лежало мёртвое тело. Жрец затушил факел и отложил его в сторону. Мужчина обошёл стол с трупом и мрачно уставился на девушку, словно бы он боролся сам с собой.
— То, что ты сейчас увидишь, должно остаться тут, под этой рогожей, поклянись, — наконец-то решился он.
Линда кивнула, сглотнув неприятный горький ком, тут же образовавшийся в горле.
— Это высочайшее поручение, рехет, — продолжил он, сверля её лицо взглядом.
— Я понимаю, какое доверие ты мне оказываешь, Камазу, и всё сделаю для того, чтобы оправдать его, — она поклонилась ему, как это делали другие жители храма, где служил жрец.
Он кивнул, ему было достаточно слов той, что появилась как знак великого благоволения бога, на поклонение которому он положил свою жизнь.
— Мы сейчас приступим к осмотру покойного, но вот ещё одна вещь, которую ты должна знать, — Камазу вздохнул и оттёр пот, проступивший на его лысом черепе, — этот мужчина — видный сановник при нашей солнцеликой госпоже Хатшепсут, и он не единственный, кто скончался в её дворце, и вот что самое интересное: погибают только те чиновники, кто придерживается традиционной веры…
Девушка с поклоном прервала его, спросив:
— Традиционной?
Камазу поднял бровь, но счёл уместным объяснить.
— Все веруют в разных богов, у каждой беды, как и у счастья, свой лик, но есть те, кто стремится ввести культ бога Амон-Ра, и у них это получается…
— В этом есть что-то плохое? — переспросила она. — Ещё один лик…
Мужчина нетерпеливо мотнул головой.
— Хаосу виднее, сколько у него детей, но Ра уже есть, наше солнце, отец всех фараонов, а Амон-Ра нам неизвестен, и он тот, кто претендует на замену собой всех, и даже самого Ра, — подумав, он риторически вопросил: — Кто скрывается под личиной бога, разрешающего кровавые вакханалии, лишённые всяческих приличий, на которых творятся дикости и непотребства без разбору пола, возраста и отношения к человеческому роду? Какому богу нужны такие жертвы? Кто творит бесчинства? Действительно ли тот бог? А может, всего лишь человек, дорвавшийся до власти?
— Есть подозрения? — спросила девушка, и тут же спросила: — Могу взглянуть?
— Есть, — Камазу откинул полог, и Линда увидела разбухшее от жары тело худого мужчины, — но он слишком близко стоит к великой госпоже, чтобы я мог высказать хоть какие-то выводы, а прежде всего нам надо узнать, от чего скончался несчастный.
Прежде чем Камазу смог что-то сказать, Линда наклонилась и осмотрела синеватое отёкшее лицо покойного, затем, оттянув веки, заглянула в мутные глаза и, открыв рот, заглянула в него. Без перчаток. Приходилось работать в невозможных условиях, но у неё не было выбора, и она знала, от чего скончался несчастный. Возможно ли такое, не ошибается ли она?
— Не может быть… — прошептала она и озадаченно посмотрела на Камазу, спросив, — известно ли тебе что-то о ртути и её свойствах?
Тот отрицательно мотнул головой.
— Киновари? — попробовала она ещё раз.
Тот же ответ.
— Возможно… вот что поможет… живые капельки, как будто вода, но тяжелее, плотнее, — она говорила сбивчиво, волнуясь.
Камазу согласно закивал.
— Но это легенда, — произнёс он слегка озадаченно.
— Легенда? — переспросила Линда.
— Да, о воде Сета, — уточнил Камазу и, заметив, что девушка заинтересована в том, чтобы выслушать его, продолжил, — есть якобы посреди пустыни озеро, а возле него раскинут оазис, только оазис тот — не оазис вовсе, а мёртвая земля, а из озера воды не попьёшь, потому что оно отравлено, а если хоть раз кто-то в его тёмном зеркале отразится, то умрёт через день-два.
«Отлично, — с досадой проговорила про себя учёная, — где-то в столице под боком фараонши орудует маньяк с ртутью, обнаружить которую возможно только специальными маркерами, а пары её так же смертельны, как и она сама, вот задачка!»
— Вот этой «водой» был отравлен несчастный, — подтвердила Линда догадки мужчины.
— Могло это быть случайным? — чуть поразмыслив, спросил Камазу, он старался вычленить самое главное.
— Могло, но как быстро скончался сановник? — учёная внимательно осматривала каждый сантиметр тела несчастного.
— День, может, два, — ответил Камазу и тут же спросил, — кто научил тебя распознавать яды?
В его голосе не было подозрения, но жрец насторожился.
— У Великого Тёмного много знаний, жрец, — дипломатично произнесла девушка и слегка склонила голову.
Камазу тонко улыбнулся.
— Ты пришла сюда в сопровождении волка, дева, доверяю этому больше, чем всем словам, вместе взятым, — его взгляд был цепким, внимательным, но в то же время он кивнул головой, явно желая, чтобы девушка продолжала.
— Если это то, о чём я думаю, а все признаки на трупе этого мужчины об этом вопиют, то это ртуть, металл, — она осеклась, заметив недоумевающий взгляд жреца, и тут же исправилась, — вода, эта вода смертельна, её можно дать вместе с любым напитком, например, вином, и человек умрёт в течение суток-двух, это очень опасно.
— Моя задача — предупредить солнцеликую Хатшепсут, — проговорил Камазу напряжённо, — мы завтра же едем в столицу, через два дня караван уже будем там.
— Ты хочешь, чтобы я тебя сопровождала? — спросила Линда, чувствуя, что это путешествие может быть фатальным.
— Да, ты едешь со мной, мне нужно познакомить тебя с моим другом, он врач при дворе правящей династии, Имхотеп, думаю, взаимный обмен опытом будет интересен вам обоим.
Линда кивнула. Если бы ей сказали о том, что она когда-нибудь окажется во времена Древнего Египта и будет готовить тело умершего к мумификации вместе с великим жрецом Анубиса, она бы очень долго смеялась над фантазиями собеседника. Но сейчас ей было не до веселья, с другой стороны, быть здесь — прекрасный опыт, и, если она когда-нибудь выберется отсюда, у неё будет столько материала, чтобы написать не один труд, пусть даже если он и будет основан на догадках.
«Если…» — с тоской подумала про себя девушка.
Камазу приступил к ритуалу, а Линда поняла, что лучше хоть что-то делать, чем мыслями сходить с ума и мечтать о возвращении домой. Уже много позднее девушка, омывшись в бане, сопровождаемая евнухом, пришла к себе в покои и устало села на кровать, радуясь, что она у неё хотя бы есть. Вообще в этом храме к людям относились по-другому, чем принято считать в общеизвестной версии истории. Но не все культы были такими мирными, как культ Инпу. Здесь царили строгость и уважение друг к другу, а возможно, тому способствовала личность жреца, ведь он с ней мог сделать всё, что ему заблагорассудится, и ему никто бы не смог препятствовать, но предпочёл приветить как дорогую ему гостью.
Линда потушила лучину и улеглась спать. Но ночь не принесла отдыха, спала она плохо из-за жары и москитов. Она уже было хотела встать, как полог, который скрывал её комнату от посторонних глаз, хотя и формально, но всё же, отодвинули, и в проходе появилась голова одного из евнухов.
— Камазу ждёт тебя, — произнёс тот и поклонился.
У девушки сердце упало куда-то вниз и бешено заколотилось в пятках.
— Что нужно нашему господину от меня? — спросила она и сама себя обругала — голос предательски дрожал, решил воспользоваться правом хозяина?
Но евнух промолчал и только почтительно поклонился. Они вышли в коридор, в котором зябко веяло прохладой, так что её тонкое одеяние нисколько не спасало её. А когда сопровождающий остановился возле комнат Камазу, то девушка тяжело вздохнула.
— Господин, рехет на пороге, — произнёс тот и бесшумно исчез.
— Проходи, дева, — промолвил тот, видимо, ожидая, когда та решится пройти внутрь.
Линда откинула тонкую завесу, отделявшую коридор и апартаменты Камазу, и вошла внутрь. Мужчина стоял возле низенького стола, облачённый в золотую парчу. Он поклонился вошедшей, как в зеркальном отражении Портер повторила за ним.
— Решил я побеседовать с тобой, рехет, — он говорил спокойно, но женским чутьём уловила волнение.
Девушка лукаво улыбнулась, и её взгляд скользнул по поверхности стола. Фрукты, лепёшки с мёдом и вино.
«Мужчины одинаковы во все времена», — подумалось ей, прежде чем их взоры встретились: её смелый, его немного смущённый, изучающий, ожидающий.
— Разделишь ли со мной трапезу? — спросил он.
Линда слегка поклонилась и присела за стол. Камазу уселся следом, всё так же глядя на неё. Они ужинали, хоть и запоздало, и вначале их разговор вернулся к сегодняшнему открытию, планам на путешествие, пока неожиданно не перетёк в личное, когда жрец осторожно спросил о том, где она жила до того, как появилась в Ассиуте и у него в храме. Учёной не хотелось врать тому, кто принял её у себя и оказал гостеприимство, но и сказать правду она не могла, потому что даже самый религиозный человек и тот, кто слепо верит в мистику, никогда бы и ни за что бы не принял рассказ о ней за истину.
— Я та, кто здесь и сейчас может помочь тебе и помогает, не ты ли, служитель Великого Тёмного, сказал мне о том, что я послана тебе им как твоя помощница? — Линда старалась держать спину ровно и говорить уверенно под горящим заинтересованно мужским взглядом.
Камазу отхлебнул из стоящего перед ним кубка жадно, Линда сделала лишь мелкий глоток.
— Я бы хотел, чтобы мы принесли клятвы перед статуями богини Исиды и Хатхор, — произнёс тот открыто, вино придало ему смелости, а девушка нравилась явно сильнее, чем следовало бы для жреца культа, где чтят невинность.
Учёная призадумалась. Её приняли в этом храме, дали приют, доверили тайну. С другой стороны, это ведь не повод выходить замуж. Портер хотелось расхохотаться, но в то же время было явно не до смеха. Камазу же расценил её молчание за растерянность и сомнения.
— Моя сестра** не будет ни в чём нуждаться, никогда, я буду верен и заботлив, как и сейчас, а наши дети будут продолжать моё дело, — жрец чуть улыбнулся и протянул Линде ладонь, ожидая, что она скрепит согласие не только словом.
Девушка не торопилась дать ответ, но руки не подала, прямо и смело смотря тому в лицо.
— Служитель Великого Тёмного, — произнесла она, — я не знаю своей судьбы, чтобы ответить тебе «да» на твоё щедрое предложение, ты — заботлив и рачителен, как господин, и я ни на миг не сомневаюсь, что любая была бы счастлива рядом с тобой…
— Но не ты… — с сожалением.
— Я всего лишь странница в этом мире, и я не знаю, куда может забросить меня моё предназначение… — мужчина вновь прервал её.
— Ты обещана Инпу? — он был озадачен.
— Я когда-то скрепила свои руки брачными узами, жрец, и я знаю, что такое — потерять дитя, — произнесла девушка, и её глаза заблестели непрошенной влагой, — мой жизненный путь непредсказуем, а ты хороший человек, Камазу, и я не хочу, чтобы ты вновь оплакивал потери.
Камазу побледнел.
— Прости меня, рехет, больше никогда не заведу я разговор о таком, — он стал печальным.
Их беседа после некоторого молчания перешла в нейтральные темы, а затем и вовсе иссякла. За порогом её ждал всё тот же евнух, чтобы сопроводить в комнату, отведённую ей, а затем, по утру, так же явиться за учёной. Её сердце беспокойно дрогнуло, как только они прошли знакомым вчерашним путём. Линда облегчённо вздохнула, когда они пропустили покои жреца, ни на секунду там не задержавшись, а остановились у малого обрядового зала, где Камазу отдавал кому-то указания. И вправду, как она могла подумать, что жрец не понял её отказа и попытался бы вновь завоевать её внимание? Зал этот полностью осветился встающим солнцем, свет от которого протянулся дорожкой к выходу, образовав столп, в котором кружились частички пыли. Линда протянула ладонь, и ей показалось, что кожа на руке заискрилась.
— Белая жрица, белая жрица, — услышала она перешёптывания за спиной и обернулась.
Из-за поворота, где располагались помещения со служительницами культа Инпу, высунулось множество маленьких чёрных любопытных головок.
— Смотрите на её волосы, они золотые! — восторженные возгласы так и сыпались из их уст, — Инпу увидит такую красоту и разом забудет о других…
Линде стало смешно от этих слов, и она вошла в полоску солнечного света, пару раз покрутилась на месте.
— Я — рехет, могу каждую их вас заколдовать за ваши слова, но я не буду этого делать, вы же хорошие девочки, — произнесла она заговорщицким тоном, — а если вы и дальше будете говорить глупости, то я запишу каждое ваше слово и передам Камазу…
— Не надо говорить Камазу, прекрасная рехет, не надо, — вновь шёпот, и они скрылись за поворотом, тем более что послышался голос самого жреца, который приглашал её войти.
В небольшом, хорошо освещённом помещении, по периметру которого стояли стройным рядом стулья с изогнутыми в виде лап различных животных ножками, а дальняя стена украшена шкурой леопарда, стояли трое мужчин. Двоих из них, Камазу и главного евнуха, она знала, но вот третий ей был неизвестен. В чёрном одеянии и ткани, скрывающей половину лица. На плече сидел сокол и крутил небольшой головкой. Линда почтительно поклонилась.
— Я говорил тебе об этой женщине, Амун, — произнёс жрец.
Мужчина, лицо которого было скрыто, вначале взглянул на Камазу, затем на Линду.
— Умеешь ли ты принимать роды, рехет? — спросил служитель Инпу, сразу переходя к делу.
Линда растерянно посмотрела на каждого из стоящих мужчин по очереди.
Примечание:
* ведьма (егип.)
** в Др. Египте муж и жена называли друг друга брат и сестра