Сквозь прорехи видны сухие ребра.
— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я у мальчугана.
Мой новый знакомый оглядывается, наклоняет ко мне черноглазое лицо и таинственно шепчет:
— Хочу что-нибудь своровать, но ужасно боюсь… Вчера одного поймали… Он из палатки вязанку бубликов стянул… Ой, как его били!..
— Да, за это не ласкают, — солидно замечаю я. — А ты что хочешь своровать?
— Разве я знаю что?.. Мне две копейки нужны на молоко. У меня сестра очень больна… Если молоко не достану, она умрет… Сегодня умрет…
— Отчего это она?
— От стирки… Ходила по стиркам и заболела…
— А у меня мама умерла, когда я еще был маленьким, — говорю я ему в утешение.
И вдруг вспоминаю о моем способе зарабатывать.
— Знаешь что?.. Мы можем добыть деньги у купцов.
Мой собеседник хватает меня за руку и вплотную прижимается ко мне. В его глазах вспыхивает надежда, и голодное лицо его с острым подбородком становится осмысленно-подвижным.
— Ой, скажи скорей, как это можно сделать…
— Очень легко… Подведи меня туда, где много магазинов, и там мы станем захаживать к купцам и спрашивать: «Не надо ли вам мальчиков?»
— И тогда что?..
— Нас наймут и будут деньги платить… Вот что тогда.
— Меня не возьмут, — говорит мальчик, и я вижу, как недавняя оживленность гаснет и лицо замыкается печалью.
— Почему не возьмут?
— Разве ты не видишь? Я весь оборван…
— А можно так сделать: я один захожу, а когда наймусь — о тебе скажу… Хорошо?..
— Ну, ну… Пусть так….
И мы покидаем толкучку.
Подходим к Александровскому проспекту, где очень много магазинов.
— Я вон куда зайду, — говорю я своему спутнику, указывая на одну из галантерейных лавок, — а ты подожди меня.
— Хорошо, — соглашается мальчуган.
Вхожу в большую лавку с высокими полками, заставленными картонными коробками. Перед прилавком на венском стуле в положении дремлющего человека сидит хозяин лавки. У него через весь живот тянется золотая цепь от часов. На нем летний светлосерый костюм и рыжая бородка.
Подхожу и останавливаюсь у порога.
— Тебе что?
— Не надо ли вам мальчика? — спрашиваю я по-русски и приветливо улыбаюсь.
Хозяин подымает сонные веки и старается хорошенько рассмотреть меня.
— Ты кто — болгар? — спрашивает рыжий.
— Нет.
— Кто же ты — грек?
Я отрицательно качаю головой.
— Так, может, ты грузин будешь?
— Нет, я — еврейский мальчик.
Хозяин еще шире раскрывает веки, и его коричневые зрачки входят в мои глаза.
— Ну-ка, подойди сюда…
Он манит меня указательным пальцем, и я замечаю, что рука у него осыпана веснушками и золотыми волосиками.
Нерешительно переступаю порог. Меня почему-то пугает этот маленький рыжий человек с желтой плешинкой на макушке.
— Раз ты еврей, — обращается он ко мне, — то почему ходишь под открытым небом без шапки? А?..
— Извините меня… Я ее забыл под скамейкой, — вежливо отвечаю я.
— Что значит под скамейкой?
— В вагоне… Я из Киева приехал…
— Кто же прячет шапку под скамейкой?
— Я там лежал…
— Ага, теперь я понимаю: ты настоящий аристократ… Ну, а что ты умеешь делать?
— Что прикажете…
— А в галантерейном деле ты что-нибудь понимаешь?