- Сейчас мы ее забинтуем.- Рене полезла в сумку, с которой не расставалась.- Нагнись.
- Спрятаться, как страус в песок? Никогда!..- но пригнулся-таки, и Рене, прячась под стульями, обмотала ему голову двумя-тремя рядами плотных матерчатых бинтов, так что наружу торчали одни уши и угадать по ним выкалывателя глаз не было никакой возможности. Потом его как раненого, по законам Женевской конвенции, бережно вывели из зала, и он не только не вызвал нового прилива злости у драчунов, но наоборот, призвал их души к смягчению нравов и к соблюдению известных мер предосторожности...
- Видишь. А ты говорил.- Рене глядела насмешливо: она гордилась своей находчивостью, которая просыпалась в ней в чрезвычайных обстоятельствах, а до этого словно дремала, так что она сама о ней не ведала.- Снимай бинты: другим еще пригодятся.
- Нет уж! Теперь не сниму до самого дома! Отцу с матерью в них покажусь. Напугаю по первому разряду!
- Снимешь перед тем, как в дом войти.
- Ну да! Наоборот, накручусь еще больше! Пусть привыкают!..
И они отправились домой - пешим ходом, потому что все деньги свои Мишель истратил накануне на такси, а ехать зайцем им не приходило в голову: оба революционера были слишком для этого добропорядочны. Хорошо Стен и Париж были рядом: километров десять-пятнадцать, не более - можно было и пешком дойти, особенно в приятной компании.
13
На следующий день Рене пришлось оправдываться из-за пропуска уроков. Она сослалась на домашние обстоятельства. Директриса лицея приняла ее извинения с ледяным безразличием и допустила к занятиям: провинность была пустяшной. Между тем отношение к ней со стороны учителей за последний год изменилось: повеяло холодком, которого прежде не было. Раньше к ней относились тоже не как ко всем прочим: словно ждали от нее чего-то - теперь все прояснилось и возникло общее отчуждение. Рене делала вид, что ничего не замечает: ей ведь не мешали учиться дальше. Учителя открыто против нее не выступали: решили сообща, что лицей выше политики. Месье Пишо, поначалу больше всех ею интересовавшийся, сохранил этот интерес и поныне, но теперь он был, так сказать, отрицательного свойства: он то и дело искоса поглядывал на нее, словно искал, к чему придраться, но и он ставил ей те же отличные отметки, что прежде.
Иногда кое-что прорывалось наружу.
- Анатоль Франс. Академик. Фамилия эта не его, а выдуманная. Псевдоним, иными словами... Кто знает, что такое псевдоним? Марсо - где она у нас? - и поискал глазами: будто не видел до этого.- Как объяснить это слово?
Рене встала. Она не успела заподозрить подвоха: в лицее она забывала свою вторую жизнь, существовавшую у нее как бы помимо школьной,- она словно жила в две смены.
- "Псевдо" - это чужое, фальшивое, "ним" - имя. Чужое имя.
- Правильно - фальшивое. Как всегда, все знаешь.- Пишо кивнул с видимым удовлетворением, хоть и гадал в эту минуту над тем, дурачит ли она его или в самом деле такая простачка.- Уже и "отлично" ставить не хочется - сколько можно?..- Тут и до Рене дошла двусмысленность вопроса - она прикусила язык и покраснела, но продолжала стоять с дерзким лицом и в вызывающей позе.-Сказала - и садись,- успокоил он ее.- Что лишнее стоять?.. А какая у него на самом деле фамилия - кто-нибудь сказать может? - и пошел дальше по кругу...
От Летиции она отсела сразу же после посещения "Максима": не смогла простить ей сговора с отцом-полицейским. Летиция не обиделась и не возражала: отец ведь настаивал на том же. Она не питала злых чувств к бывшей подруге и даже попробовала восстановить былые отношения.
- Ты и вправду секретарь ячейки? Или как это у вас называется? - не сдержав любопытства, неловко спросила она Рене. Они шли по июньскому Парижу, который особенно наряден в начале лета. Перед этим она вызвалась проводить Рене до автобуса, и та согласилась: приятельские привычки бывают иной раз сильнее самой дружбы.
- Кто тебе сказал?
- Говорят! - улыбнулась та. - Сама знаешь кто.
- А ты дальше передаешь?
- Упаси бог! - горячо защитилась Летиция. - Что ж я: язык за зубами не умею держать? Сама в таком же положении.
- В каком?
- Полулегальном! - Летиция засмеялась.- Всю жизнь осторожничаю! - Она была весело настроена в этот день. - У меня новый мальчик...- и замолкла выжидательно, но Рене не спросила кто: это было ей уже неинтересно.- Сейчас только не Пьер, а Феликс: изменила своему правилу. Не знаю, рассказывать про него или нет. Когда часто меняешь, могут посчитать развратницей... У вас ячейка?
- Не ячейка, а так... Собираемся для занятий философией.
- Может, мне прийти? - загорелась Летиция. - Мне как раз философии не хватает. Для рассудительности.
- Не знаю. Спросить надо. Если разрешат, - уклончиво отвечала Рене, но по ее тону и виду Летиция поняла, что разрешение ей не светит. Она улыбнулась.
- Боишься, что отца на вас наведу? Напрасно...- И предприняла последнюю попытку помириться: - Зачем тебе все это? Столько неприятностей и из-за чего? У меня хоть приятные ощущения бывают. Не всегда, правда,- как повезет...- Рене недоверчиво глянула на нее, но разговора не поддержала. Жаль,- сказала Летиция напоследок. - Полицейские, коммунисты - какая разница? Что одни, что другие. Что б они без нас делали? - Но и этот призыв к разуму и к женскому началу не возымел желаемого действия, хотя в нем и была своя истина.
Рене поспешила к своим Мученикам. Там, как она и ожидала, все было вверх дном и в ушах звенело от общего шума. В кабинете Дуке сидело много народу, все встрепанные и взвинченные. Дуке был в особенной тревоге.
- Цела? - спросил он, увидев Рене.- А мы уже беспокоиться начали. Где была?
- В лицее.
- И сегодня туда пошла? Тебе не сказали ничего?
- Нет.
- И газет не читала? Надо читать - там иногда интересные вещи пишут. Полюбуйся,- и кивнул на лежащую на столе "Юманите".- Наших сто двенадцать человек арестовали. Включая Тореза и Вильморена. Мы тебя в последний раз видели, когда ты философа из зала выводила. Он чуть глаз полицейскому не выбил - это в правые газеты попало. Ранение полицейского - после этого любые зверства с их стороны оправдать можно. Ты хорошо придумала, что вывела его оттуда. А то б и нам пришлось несладко. Пусть из дома не высовывается и, главное, пусть больше носа сюда не кажет. Они ищут его везде, да, слава богу, никто его не знает, а то б и заложить могли. Всегда ж есть осведомители, а по такому делу их напрягают в первую очередь. Чтоб показательный процесс устроить... Поедем завтра в Сен-Дени: велено заводы поднимать.- Он понизил голос до полушепота, показал заговорщическим взглядом на телефон и увидел замешательство на ее лице.- В чем проблемы?
- Во второй раз прогуливать придется.
- Из лицея выгонят? У врача справку возьмем.
- У меня нет такого доктора.
- Зато у нас есть. У него сегодня много работы будет...
Спустя час Рене, в компании пятерых симулянтов, была на вечернем приеме доктора. Помощница врача, довольно сухая и негостеприимная особа, вписала их в книгу приема и не преминула заметить, что доктор должен будет еще и заплатить налог с их воображаемого гонорара. Кое-кто из мнимых больных сконфузился и полез в карман, но она сказала, что не это имела в виду просто они должны знать, что не все так просто, как они думают. Никто так и не считал: вообще не думали об этом - но всем было неловко: все стояли, словно стулья в прихожей были не для них, а для настоящих пациентов, и не разговаривали между собой, будто не были знакомы. Доктор оказался приветливее ассистентки. Он наскоро пропустил одного за другим пятерых здоровяков, выписал свидетельства о их временной нетрудоспособности, а на Рене задержался. Это был пожилой веселый человек в опрятном черном сюртуке и в галстуке. У него было широкое добродушное лицо, которое в улыбке расплывалось и делалось еще круглее и губастее.
- Тоже болеешь? Что писать будем?
- Что-нибудь полегче. Чтоб побыстрей выздороветь.
Рене не робела. В присутствии интеллигентных людей она чувствовала себя легко и свободно.
- Тогда катар желудка. Тошнило тебя вчера и на двор бегала. У тебя удобства во дворе?
- Во дворе.
- Конечно. Зачем революцию делать, если есть канализация? И врать будет легче. Врать умеешь?
- Могу при случае.
- Это хорошо. Полезно. На документ. Все как положено, с печатью, - и пригляделся к ней. - Давно с вашим братом дело имею, а такие не каждый день встречаются. Что тебя потянуло на эти галеры?
Рене не любила, когда ее выделяли среди прочих.
- Да так. Надо же кому-то... Вы, наверно, еще в социалистической партии состояли?
- Какой? - не понял он. - Она и сейчас есть. Ты имеешь в виду тех, кто стал потом коммунистами? Нет, не был. Ни в какой партии не состоял и не состою. Только симпатизирую. Симпатизант со стажем! - произнес он шутовским тоном и пояснил: - Надо же кому-то и работать. Хотя, наверно, ты так не думаешь.
Это ей не понравилось.