- Что ты имеешь в виду?
- Твое состояние,- вынужден был слукавить он: утром он смотрел на приключение иными глазами, чем накануне вечером.- Тебе же лучше?.. Может, он и не придет. В последнее время он всех прокатывает... Но я тебе вчера все-таки чем-то понравился? - Он искал извинений своему поступку и хотел представить его порывом любви, захлестнувшим их обоих.
Она усмехнулась:
- Понравился.
- Чем?
- Своим мундиром... Ты же знаешь, я люблю бедных...- И хотя он ждал совсем иного, ему пришлось удовольствоваться этим.
Вечером пришли конспираторы. Огюст закрыл ее в спальне и попросил не слушать того, о чем будут говорить в смежной комнате. Пришли только Барбе и Селор, два члена правящего триумвирата партии. Третий, Дорио, в последний момент обманул их и не явился, чем они сильно возмущались, а Рене этому только радовалась. Она невольно слушала разговор из спальни: никогда не присутствовала на столь высоких совещаниях.
- Что ты хочешь от Дорио? - говорил Барбе: голос его она слышала на митингах, но сейчас, в отличие от трибуны, он звучал нотой ниже, надтреснуто и бранчливо.- Это же князь! Он будет со своим уделом переходить от одного сюзерена к другому и при этом никому не подчиняться! У него Сен-Дени, и ему плевать на все остальное! И в Бобиньи такие же! Ладно, мы с ними еще разочтемся - когда руки до них достанут.
- Ничего, что она там? - напомнил другой - стало быть, Селор.
- Да уж чего хорошего? - проворчал Барбе: он был зол на Огюста за его неуместное рыцарство.- Этот Огюст всегда кого-нибудь себе приведет! нарочно громко сказал он: чтоб слышала больная в спальне.- И непременно на явочную квартиру!
- Может, в сад выйдем? - предложил Селор: он был более покладист и снисходителен, что и было причиной того, что он не был первым в партии.
- Это нет уж. Сегодня свежо, а я только недавно с радикулитом развязался. Просто говорить будем тише...
Они так и начали, но потом языки их развязались, и они разве что не кричали. Рене не спала и не бодрствовала, но даже в таком промежуточном состоянии слышала их военный совет, постоянно перемежаемый бранью. Верная своему правилу не запоминать лишнего, она не вникала в их речи, но они, казалось, сами этого добивались: будто она была публикой, на которую был рассчитан их ворчливый пафос. Они собирали голоса в предстоящем голосовании, которое представлялось им решающим: у руководителей партий есть такая слабость - преувеличивать значение выборов.
- Как Федерация Севера? Она будет что-нибудь предпринимать? Или опять уйдет в кусты? Луи начнет когда-нибудь действовать? Или он умеет только подмахивать нашим и вашим? Огюст, ты у нас отвечаешь на Федерацию Севера? Ты ведь сам, кажется, оттуда? Не партия, а удельные княжества! Маркизы и бароны, а не коммунистические руководители!
Селор ответил за Огюста: выручил в трудную минуту.
- Что Огюст может? Их Москвой надо пугать. Ты ведь приехал с ее поддержкой и благословением? - обратился он к Барбе - не то с вопросом, не то с утверждением.
- Что Москва? - заворчал тот сильнее прежнего.- Ты же знаешь - что спрашиваешь? С Зиновьевым у меня наилучшие отношения, а с Берзиным (Руководитель разведки Красной Армии того времени.- Примеч. авт.) не очень. Он же требует, чтоб я чуть не лейтенантом его стал! Ведут себя как восточные сатрапы! И, главное, никак между собой не договорятся. Зиновьев сам не очень уверенно себя чувствует.
- Может, тогда держаться за того, кто больше всех значит?
- Мы уже определились и взяли курс на Зину. Надо соблюдать приличия... А Берзин ставит на Жака. У него с ним давно налаженные отношения.
- Это плохо,- сказал Селор и снова не то спросил, не то посоветовал: Но нашим этого знать не надо? Пусть считают, что все в порядке. Может, еще десять раз переменится. Кстати, и Москва не любит, когда говорят, что они между собой не ладят.
- Это-то ясно,- сказал Барбе.- Общие цели мне давно ясны, мне сейчас нужно голосование на Секретариате. Нужно потеснить Жака и выгнать эту старую лису Кашена. А заодно и всех профсоюзников. Надо, короче говоря, делать ставку на единение сил при дальнейшем давлении на тех, кто так или иначе связан с социалистами. Это наш первый враг сегодня. Так ставят вопрос в Коминтерне.
- Опять социалисты,- вздохнул Селор.- Что они дались им так?
- Все дело в них. Они, конечно, не первые наши враги - слабаки, есть и похуже, но они та фигура, в противоположении которой осуществится в конце концов наше единство и консолидация. Это диалектика, закон единства противоположностей. Важен не враг, а жупел - не понятно?
- Не очень,- сказал Селор.
- Я вижу, и ты заражен их влиянием. Надо будет тебя послать в школу Коминтерна. Там все доходчиво объясняют - не заметишь, так выучишься... А эта девочка - что она вообще делает? Кроме того, что живет с тобой, Огюст?
- Работает на Жака. С самим Фантомасом.
- Что?! - Барбе понизил голос, но так, что его слова стали слышны в спальне особенно отчетливо.- Прямо во вражеском логове?.. Тогда пусть переходит к нам. Раз твоим гостеприимством пользуется.
Огюст подошел к двери и прикрыл ее - хотя был уверен, что Рене спит.
- Я как раз об этом и думаю,- зашептал он заговорщически.
Барбе повеселел:
- Ну раз так, с тебя все грехи снимаются. Старайся на полную катушку. Смотри только, чтоб тебя не переиграли, чтоб наоборот все не вышло...- И Рене, которой надоел их мужской треп, закрыла глаза и заснула: ей даже показалось в какой-то момент, что она выздоровела...
Следующая неделя была идиллической. Рене поправлялась, Огюст окружал ее заботой и вниманием. Рене потихоньку вела хозяйство, Огюст помогал ей и ежедневно, со скрытой целью, осведомлялся о ее здоровье. Спал он в другой комнате. Наконец он решил, что она достаточно выздоровела для возобновления телесной близости. Но начал он не с этого:
- Слушай, я поговорить с тобой хотел.
- Поговори.
- Ты не слышала, о чем мы говорили на встрече?
- Нет.
- О голосовании на Секретариате. Оно, кстати говоря, опять ничего не дало. Все на своих местах осталось.
- Может, это к лучшему?
- Да не скажи. Нам не нравится, что русские слишком много на себя берут и слишком многое у нас отнимают. Мы не рабы... Слушай, Рене. Учитывая наши отношения теперь, может, ты будешь рассказывать мне, что у вас происходит?
- Где?
- У Жака и у Шаи.
- Жака я ни разу не видела, а то, что делается у нас с Шаей, не подлежит никакой огласке. Это же азы конспирации, Огюст... Это ты, кстати, сказал Марсель, что я перешла на новое положение?
Он хотел соврать, но не вышло, и он объяснился:
- Ей нужно знать. У нее отец - видная фигура.
- Которую вы хотите сместить?
Он заупрямился:
- Хотим. Когда сместим, тогда все будет иначе. А пока так... Не хочешь заняться любовью?
- Нет. Я сегодня уйду.
- Куда?