- Ну что?
- Все нормально.
- Сколько содрали?
- Сто семьдесят.
- А сколько вы срезали?
- Тридцать. Начали с двухсот. Можно было дальше снижать. Она что-то слишком довольна осталась. Улыбалась.
- Да они всегда улыбаются. Такой народ, не обращайте на это внимания. Погодите, надо еще к Ван Фу съездить, вас с ним познакомить: чтоб знали хоть, где это... Не знаю, как у вас это теперь получаться будет. Пирожки им вон везу.
- Где?
- В корзине - не чувствуете, как пахнет? И мне ни к чему: не угостил вас. Абрам сбил с толку. Угощайтесь. Русские пирожки - на них тут такой спрос, что на всех не напасешься...
Рене, которая до сих пор и вправду словно нюх потеряла - настолько была сосредоточена на деле,- теперь почувствовала роскошный запах, издаваемый корзиной на заднем сиденье, прикрытой белой тряпкой. Она взяла пирожок - с луком и с яйцами и с удовольствием его съела.
- Понравилось? Еще берите.
- Хватит. Это ведь для дела?
- Ну? За что они нам почту-то дают?..
Они выехали из французских владений в китайскую часть города, где было шумно, людно и грязно, и вскоре подъехали к незаметному невзрачному дому, скрывавшему в своих стенах экспедицию некоего китайского государственного учреждения. Вилли надел белый фартук, взял корзину и, наподобие лоточника, понес ее к заднему входу дома, где его хорошо знали и приветствовали гортанными китайскими звуками. Вернулся он с пустой корзиной, на дне которой лежал сверток, аккуратно прикрытый той же пеленкой. За ним вышел китаец в чиновничьем мундире с круглым безучастным лицом и решительными, начальственными манерами. Он заглянул в машину, увидел там Рене, не поздоровался с нею, но сказал что-то Вилли по-китайски, потом Рене - на скверном английском:
- Так не пойдет. Я приду завтра.
Вилли сказал ему что-то, он согласился, но повторил Рене:
- Скажи Ривошу, чтоб пришел. В пять вечера,- и показал, во избежание недоразумений и для большей доходчивости (видимо, не доверял сообразительности женщин) пять коротких толстых пальцев.
- Что он сказал? - спросила Рене.
- Да то же, что и я. Почту надо каждый день забирать. Я под разносчика пирожков работаю, и рожа у меня простецкая - очень удобно и все довольны. Я еще и соседу своему русскому помогаю: он без денег сидит. Мне за комиссию платит,- и засмеялся.- А тебя он видеть у себя не хочет. Чтоб, говорит, европейская барышня каждый день ко мне сюда являлась и от меня с подарками уходила - только об этом говорить и будут.
- И что делать? - Она понимала у него лишь каждое второе слово из двух, но этого было достаточно: он говорил, как и работал, обстоятельно и с избытком.
- Это уж не наше дело. Поладят как-нибудь. Когда двое хотят одного и того же, то найдут выход из положения... Приехала, значит? - Он поглядел весело и лукаво.- А мы тут совсем тебя заждались. Абрам места не находил.
- Вконец разругались с ним?
- Да не я с ним, а он со мной. Как я могу с начальником ругаться?.. Надеюсь, у вас лучше получится. Как-никак, женщина. Девушка. Не будет вас марксизмом есть. А я с расстройства даже "Капитал" купил, начал первый том читать: чтоб развиваться,- так еще и по шее схлопотал. Нарушаешь, говорит, конспирацию это раньше надо было читать и в сердце держать, а теперь выброси и так, чтобы никто не видел.
- Выбросили?
- Еще чего! Продал букинисту в лавку. Что добру пропадать?.. Не все ж делать, что начальство велит. Не всякое, говорят, лыко в строку... Ему только не говорите, а то прибавится - новый штрих в отрицательной характеристике...
Он подвез ее к дому. Она настояла, чтобы Вилли поднялся с нею. Яков удивленно поднял бровь, увидев его, но ничего не сказал. Рене рассказала ему о нанятых апартаментах и о новых трудностях в экспедиции. Яков озадачился: Ван Фу был ценным поставщиком информации, и ему не хотелось его терять.
- Может, встречаться с ним на улице? - предложила Рене.
- Будешь стоять часами,- сказал Яков, и Вилли подтвердил:
- Они никогда вовремя не приходят... Может, я соседу предложу?
- Какому? - недоверчиво спросил Яков.
- Тому, что пирожки делает. У него свой интерес в деле. Можно сказать, живет на это. Будет теперь все от начала до конца делать. Без комиссионных.
- И его здесь потом принимать? - скептически спросил шеф.
- Почему? Можно выходить на улицу, каждый раз в одно место - этот-то опаздывать не будет. Деньги только не надо через него передавать.
- Украдет?
- Да почему?!. Я б такого не рекомендовал. Просто испугается больших сумм - подумает: что-то неладно.
- А в почту не посмотрит?
- Нет,- спокойно сказал Вилли.- Скажете ему, чтоб не смотрел,- и не будет. Я скажу, вернее. Вас испугается.- Он вскоре уезжал и не боялся говорить дерзости. Яков не заметил ехидства или притворился, что так, задумался.
- Может, правда, так сделать?
- Конечно. Главное - ничего не меняется.
- Кроме того, что наши бумаги бог знает в чьих руках будут. Кто он хоть?
- Русский человек. Назад на родину хочет... Если ему намекнуть на это, то все будет делать и денег не запросит. Я, пока здесь, все отрегулирую.
- По положению он кто?
- Рабочий. Токарь. Работы вот только нет.
Профессия безработного произвела на Якова выгодное впечатление.
- Но кадровый рабочий?
- Кадровый, кадровый. Какой еще? Других не бывает.
- Ладно. Надо будет на него взглянуть и с Ван Фу переговорить,-согласился Яков.- Перейдем с ним на месячную оплату. Раз в месяц можно и встретиться. На нейтральной территории.
- Да хоть на его собственной. Этого он не боится. Делится, видно, со своими...
Вилли ушел, Рене решила замолвить за него словечко: