(Собственно говоря, ходить к ним они не имели права - это не дозволялось правилами, но они делали друг другу поблажки, принимая известные меры предосторожности: приходили к друзьям поздно, когда на улицах никого не было, оглядывались в поисках слежки, заходили, при необходимости, в тупики и подворотни и выныривали на соседних улицах.. В любом мало-мальски нормальном государстве за официальными представителями чужой страны устанавливается наблюдение, и разведчики должны держаться от них за версту и дальше, но Китай был страной особенной. В Шанхае иностранцы чувствовали себя хозяевами. В случае ареста их передавали их миссиям - надо было только предъявить паспорт, вовремя зарегистрированный в консульстве. Советских людей это не касалось, но наши нелегалы прикрывались западно-европейскими паспортами и вели себя, как их законные владельцы: юридическое двоевластие избаловало приезжих и вконец испортило шанхайскую полицию, и без того поголовно коррумпированную.)
Муравьевы: Александр Иванович и Зинаида Сергеевна - жили в удобной двухкомнатной квартире возле советского консульства: с этим кварталом Рене познакомилась во время своего вынужденного сидения в гостинице. Это были спокойные, благожелательные и приветливые люди, относившиеся к Якову с невольным почтением: как относятся к нелегалу разведчики, пользующиеся официальным прикрытием. О Рене они были наслышаны и встретили ее радушно и с любопытством. Яков был увлечен своей спутницей, гордился ею и ввел ее в дом с особенным чувством, которое хозяева сразу распознали и про себя отметили. Они угощали их сибирскими пельменями: Зинаида Сергеевна была из Томска, и в их доме это было фирменным угощением.
- Подруга твоя, наверно, никогда их не ела? - спросила хозяйка.- Как звать ее? Ты ведь нам ее не представил? Или у вас это не принято?
- Элли,- ответил за Рене Яков.
- Элли - так Элли,- не стала спорить Рене. Хозяева засмеялись.
- Ну что? - спросил Муравьев.- Пойдем за стол? Или Абрам нам лекцию сначала прочтет?
- Лекцию, конечно,- сказала его супруга.- Ты же мне ничего не рассказываешь. Вот Элли - счастливица: с утра до вечера может слушать...
Встреча их начиналась обычно с того, что Яков давал краткий обзор происшедшего в мире за неделю: он ежедневно слушал английское радио, которое опережало газетные новости и было кратким и всеобъемлющим. Зинаида Сергеевна, выслушав его, восклицала:
- Интересно-то как! А мы живем - ничего не знаем. Ты все это знал? спросила она мужа.
- Слышал кое-что в консульстве. Нам тоже по утрам политинформацию читают.
- А почему мне не рассказываешь?
- Не думал, что это тебе так интересно. В следующий раз доложусь.
В следующий раз было то же самое, да и в восклицаниях Зинаиды Сергеевны Рене слышала наигрыш и дань гостеприимству.
- Ты лучше нам расскажи теперь,- говорил хозяин, когда Яков заканчивал свой облет земного шара и приземлялся в Шанхае,- кого ты еще разыграл? Мы с Зиной в прошлый раз смеялись очень.
- Ах это?! - засмеялся и Яков: он сам любил рассказывать о своих проделках и даже гордился ими.- На днях был на выставке - меня водила по ней очень серьезная особа...
- Кто? -Александр Иванович любил в таких делах точность.
- Приятельница Сун Цинлин,- пояснил ему Яков: женщины могли не знать связанных с этим именем обстоятельств, Александр Иванович же кивнул, подтверждая, что ему все понятно.- Весьма утомительная особа. Сун Цинлин, собственно, сплавила ее мне: англичанка, занимается историей живописи, может назвать наперечет всех художников эпохи Мин и знает о них столько, что никакого китайцу не снилось. Тут полно европейцев, помешанных на китайской культуре,- сказал он Рене.
- Коммунисты их, между прочим, вербуют,- сказал Александр Иванович, а Рене подумала, что то же происходит с любителями русского во Франции, но говорить об этом не стала.- Ладно, давай дальше.
- Так вот, повела она меня по картинной галерее, называет всех авторов по имени...
- А ты, небось, спросил, как они переводятся на английский? - попытался угадать хозяин.
- Нет. Слушал, слушал, потом спрашиваю: я все это понимаю, мне одно непонятно - как эти картины держатся на стене и не падают.
Они засмеялись, и больше всех - Яков.
- Не поняла? - спросил Александр Иванович.
- Нет, конечно,- я ведь с серьезнейшей миной спросил это. Каждая картина, говорит, прикреплена шпагатом к гвоздю - все десять раз проверено.-И не падают? - спрашиваю.- Нет. Вы же видите, висят. Я, говорит, извините, мысль потеряла и не помню, на каком из художников остановилась...и Яков снова заразительно засмеялся.
Однажды и Рене стала жертвой такого розыгрыша. Яков позвонил ей из города, представился хозяином жилища и, изменив голос, начал выспрашивать, чем они занимаются и не нарушают ли китайских законоположений. Рене насторожилась, отвечала со всей доступной ей вежливостью и беспечностью, а у самой кошки скребли на сердце - пока Яков не засмеялся, не выдал себя и не похвалил ее за выдержку. Она сильно тогда разозлилась:
- Ты что?! Разве так можно?! Я уже черт знает что подумала! - но он так и не понял неуместности своего озорства...
Потом мужчины уединялись в кабинете хозяина: чтобы обсудить то, что не предназначалось для ушей женщин. Зинаида Сергеевна оставалась наедине с гостьей. Она хотела бы задать ей сотни вопросов, но знала, что это не положено, и потому разговор вертелся вокруг невинных тем: вроде того, где они с Яковом едят и где покупают продукты. Иногда, впрочем, она не выдерживала и осторожно выспрашивала ее о прошлом. Рене говорила то, что не могло навести на ее след: она и прежде была сдержанна на язык, а теперь вовсе замкнулась. Но о своих злоключениях на "Полковнике ди Лина", о том, как ее раскусили два итальянских морских офицера, она все-таки рассказала. К этому времени подошли мужчины. Зинаида Сергеевна пришла в ужас:
- Так и спросили - из какой вы разведки?!
- Да. У них спор был: один считал, из английской, другой не знал сказал только, что на русскую разведчицу я не похожа. На русских, говорит, работают одни евреи и коммунисты, а я на ни к тем, ни к другим отношения не имею.
- Интересное замечание,- сказал Александр Иванович.- Ценный работник у тебя. Ты-то Абрам, похож на того и на другого - тебя бы сразу вычислили.
- Раскусили,- сказала Рене.- Хотя я ничем особенным там не занималась.
- Способные ребята,- признал хозяин.- От таких подальше надо держаться.
Яков принял все близко к сердцу, посерьезнел, сделался озабочен.
- Надо менять паспорт. Они могут сообщить по приезде в итальянскую контрразведку.
- Не думаю,- сказала Рене.- У них не было ничего - одни предположения. И не будут они впутывать в это дело своего капитана: ему ж в первую очередь влетит, если выйдет наружу. Эти ребята из тех, кому своя рубашка ближе к телу. Говорят так по-русски?
- Именно так и говорят! - поздравил ее с успехами в изучении русского Александр Иванович. - И главное думают! - а Яков не унимался:
- Ты уверена?
- Абсолютно. Половина людей такова.
- Если не девять десятых,- сказал хозяин.- Как вот только с ними социализм строить?
- Ничего! - Яков не унывал.- Десять процентов, если они организованы и сжаты в кулак, могут все. Остальных уговорят или заставят.
- Вопрос только в том, что из этого выйдет,- сказал Александр Иванович, и Яков поглядел на него в минутном замешательстве.- Дай-ка им с собой икры,-распорядился он жене, и та принесла большую банку, наполненную красными зернами.
Яков, любивший икру до беспамятства, скорчил виноватую физиономию.
- Но это ж дорого, наверно?
- Перестань. Своим за копейки дают. Надо же как-то стимулировать. Чай будем пить. Элли, наверно, красное вино предпочитает? - Это был единственный намек на происхождение гостьи, но им все и ограничилось...
Посещение благополучных супружеских пар: а от их дуэта так и веяло покоем, взаимопониманием и сыгранностью - могло склонить к браку кого угодно. И Яков в гостях, хотя оставался собою, выглядел иначе и вписывался в приемлемые для Рене рамки. В нем чувствовалось что-то надежное и безопасное - подобное утесу, за которым можно спрятаться в бурю. Рене тогда сильно ошиблась, но ее подталкивала к этому внутренняя готовность к браку, потребность в мужчине-защитнике и помощнике. Она к этому времени была уже вполне зрелой и самостоятельной женщиной и именно поэтому начала нуждаться в постоянном спутнике: к этому времени женщина начинает думать о семье и детях, и мужчина нужен ей в первую очередь для этого. Она сама не знала, как и почему ответила согласием на его очередное предложение, но помнит, что, когда произнесла его, по ней, по всему ее телу, растеклось чувство безбрежного мира и спокойствия, будто она окунулась в мировую нирвану.
Яков тоже был счастлив - но выразил это по-своему:
- Элли! Теперь мир у наших ног! Мы с тобой будем вдвоем делать мировую революцию!..
Она широко раскрыла глаза, чувство блаженства в ней пошатнулось, поколебленное прозвучавшим в ее ушах призывом. Она сама была сторонником той же идеи, но не хотела основывать на ней или впутывать в нее свое личное счастье. Но дело было сделано, отступать было некуда.
Было 8 августа 1934 года. Через два дня ей исполнялся двадцать один год. Яков от избытка чувств принес домой столько цветов, что они не поместились в двух оставленных прежним квартиросъемщиком вазах и в тех немногих кастрюлях, что были на кухне: дома они почти не готовили. Цветы положили в наполненную водой ванну, а счастливый жених побежал покупать к ним кувшины и чаши. Брак, конечно, не регистрировали, но Яков сообщил о нем в Управление, а оно было для них святее церкви и самого ЗАГСа.