Он сделал крюк, подошел к киоску, торговавшему газетами со всего мира, и купил как обычно с десяток газет на разных языках и различных идейных направлений. Он предпочитал сухую и бесстрастную информацию, которую могли позволить себе только официозы правящих правых партий, так что по спектру покупаемых газет его можно было принять за консерватора. Такими газетами были в то время (да и потом тоже) английская "Таймс", швейцарская "Нойе Цурихер Цайтунг", парижская "Фигаро" - но он докупал к ним еще и австрийские, и китайские для иностранцев, и даже чешские и новозеландские: эти он просматривал наискось, по диагонали и тут же выбрасывал, на что оба боя, старый и потом молодой, глядели как на сущий перевод денег и если не теряли к нему уважения, то принимали его за сорящего деньгами богача, которого не грех лишний раз обсчитать и выставить. Хозяйка киоска, уже знавшая выгодного для нее покупателя, которого интересовал весь земной шар, подготовила ему толстый сверток, и Яков, не заглядывая внутрь, заплатил не торгуясь.
- Вы, наверно, деловой человек? - спросила она: видно, накопилось любопытство к этому времени.- Смотрите, что где поднялось, а что упало?
- Нет, я журналист,- вежливо отвечал он.- Пишу книгу про Китай. Поскольку страна большая, приходится следить и за остальным миром тоже.- И она почтительно кивнула: из уважения к его атлантовой ноше, а Яков пошел дальше, заглядывая на ходу в лондонскую "Таймс", где внимание его равным образом привлекали как близкие, так и далекие от Китая столбцы и события...
Мартыныч жил в конце города. Яков, вооруженный плохим планом Шанхая, долго ехал к нему на трамвае, потом на рикше, затем ему пришлось попотеть в поисках адреса с четырехзначным номером. Рикша тоже не был знаком с высшей математикой, но сообразил, что время идет, а денег ему не прибавляется, и лихо выгрузил его у первого фонарного столба, объявив с важностью, что его дом здесь и нигде больше, после чего укатил к центру, подальше от рабочей окраины, где люди не хотели ездить на себе подобных. Китайцы то ли не знали арабских цифр, то ли не желали впутываться в чужие дела - но лишь пожимали плечами в ответ на просьбы Якова и предлагаемые им бумажки с адресом. Он долго бы крутился здесь по дворам и закоулкам, если бы не любезный, учтивый серб, который разъяснил ему на языке близком к русскому, куда и как идти, довел до дома, видя, что тот его не понимает, и даже отказался от вознаграждения - в Шанхае кого только не встретишь. Мартыныч был дома. Он не ждал Якова, но нисколько не удивился его приходу: незваные гости были здесь чаще приглашаемых. Это был невысокий плотный человек лет пятидесяти и самого невзрачного вида: в выцветшей, когда-то клетчатой рубашке и в потертых коротких брюках, висевших на новеньких помочах, единственной обновке в его одеянии,- но глядел при этом независимо и даже начальственно. Про него говорили, что он специалист по подделке паспортов и трудился вначале на уголовников,- потом его, из уважения к незаурядным способностям, взяла в штат российская полиция. После революции он похитил и вывез бланки паспортов разных стран и печати к ним: одно время работал на белую армию, потом, с ее крушением, бежал с драгоценными "ксивами" в Китай и здесь промышлял на свой страх и риск, постоянно подвергаемый опасностям, ставшим его привычкой. Про него говорили, что он "рисовал" документы за сутки,- в Москве целый отдел Разведупра занимался тем же чуть ли не целый месяц: со всеми необходимыми для этого запросами и пересылками. Открыла Якову его жена или сожительница, которую он тут же выставил из комнаты, но она мелькала в просвете двери и явно подслушивала.
- Не бойся. Пусть слушает,- успокоил хозяин гостя, видя, что тот косится в ее сторону: одного этого взгляда было ему достаточно, чтоб составить представление о том, кто к нему пришел и что, следовательно, ему нужно.- Она у меня немая.
- Совсем не говорит? - удивился Яков.
- Почему? Говорит, если спросишь, а так помалкивает. Что надо?
- Кое-что по вашей специальности.- Яков огляделся по сторонам.- Может, присядем?
- Садись конечно - чего спрашиваешь? - Хозяин продолжал изучать его, и невнимательное лицо его отражало эту внутреннюю работу: он словно заполнял на посетителя карту.- Это я засиделся, не хожу никуда в Шанхае этом, а люди ходят. Ты по-русски-то ботаешь?
Надо сказать, что разговор до сих пор происходил таким образом, что Яков обращался к нему по-немецки, а он отвечал по-русски: Мартыныч тоже был хороший полиглот, поездил по белу свету и понимал разную речь, но говорил только на языке своих предков. Яков решил не выдавать себя:
- Очень плехо,- сказал он.- Предпочитай немецкий.
- Да? - Мартыныч поглядел недоверчиво и проницательно.- А я думал, ты из русских жидов.
- Найн,- сказал Яков.- Еврей, только немецкий.
- Хорошо хоть от веры не отрекаешься. Сбежал оттуда? Вам там сейчас туго приходится - ждем от вас пополнения. Давай, чего надо?
Он настроился благожелательно: уголовный мир (сходившийся в этом с коммунистами) был на стороне угнетаемых и преследуемых - изгнанный фашистами еврей нуждался в его помощи. Яков понял, что может продолжать, и во избежание недоразумений, перешел на ломаный русский:
- Есть четыре паспорта. Нельзя сделать дубли? - сказал он с просительной интонацией, которая появлялась у него всякий раз, когда он просил о чем-нибудь: будто всякая просьба была для него необычна и требовала самоуничижения.
- Четыре дубля? - удивился тот, вовсе не ожидавший такого размаха сделки.
- Да. Говорят, вы умеете?
- Могу,- признал Мартыныч без ложной скромности.- Если только трех девяток в номере нет. Тем более - если больше.
- Трех девяток? - Яков глянул непонимающе.
- Ну. Печаточки потерял при переезде. Переезжать с место на место приходится. Как тебе вот. А откуда ксивы? Из каких стран, я имею в виду. Откуда они у тебя, ты мне все равно не скажешь, да мне и не надо.
- Два французских, один чешский, один китайский.
Мартыныч глянул еще недоверчивее.
- Французский - это корочки у меня есть,- сказал он с важностью, не означавшей, однако, что он берется за работу.
- А я, естественно, любую сумму.
- Любую - положим, не любую,- поправил хозяин, зорко следивший за бравадой и преувеличениями и выдавая этим человека из уголовного мира: насколько этот мир любит позерствовать в обыденной жизни, настолько же пристрастен к точности в торговле.- Я ведь тебе ничего еще не предлагаю. Покажи, что принес.
Это был решающий момент. Показать паспорта значило открыться больше, чем хотелось Якову, но и не показать тоже было нельзя: разговор бы на этом прекратился. Яков достал злополучные документы.
- Но это между нами,- снова просительно и настойчиво сказал он.
Мартыныч поморщился: он не привык к такого рода предупреждениям.
- А между кем еще? Мы ж с тобой не на площади торгуем...- и просмотрел документы с дотошностью хорошего пограничника.- Настоящие,- признал он.- И девятки всего две... На. А то ты на месте не сидишь, боишься: отберу я их у тебя. Номера обязательно те же?
- Натюрлих,- сказал Яков, беря паспорта и успокаиваясь.- Кому они нужны с чужими номерами?.. Проверить могут.
Мартыныч покосился на него:
- Все-то ты знаешь... Некоторые так берут - было бы что полицейскому под нос сунуть. А у тебя, гляжу, фирма серьезная.- Он, кажется, принял решение и лишь из приличия тянул время.
- Ну так как? - подторопил его Яков.- Можно надеяться?
- Надеяться всегда можно,- возразил тот: его снова не устроила неточность формулировок.- Подумать надо.
- Долго думать нет времени. Возвращать надо.
- Ну и верни. Перепиши текст - может, и сделаю.
- Фотокопии подойдут?
- Еще лучше: печати легче срисовывать...У тебя, гляжу, все налажено... Что ж ты своего ксивщика не имеешь?
- А что это? - Яков вспомнил, что он немец и не обязан знать русскую феню.
- Не понимаешь? Ну да, ты ж германец... Оставь свой телефон или адрес я сообщу, когда соберусь.
- Этого-то как раз у меня и нет,- сказал Яков со вздохом, пряча паспорта во внутренний карман френча.
- Чего у тебя нет?
- Ни телефона, ни адреса.
- На улице ночуешь?.. Ну нет значит нет. Я только с солидными людьми дело имею,- сказал он, хотя предпочитал как раз маленьких клиентов, которые не могли втянуть его в большие неприятности. Якову оставалось лишь криво усмехнуться, пожать плечами и забыть о паспортах - до поры до времени...
После него Яков пошел к двум молодым американцам, которым в этот день была назначена встреча. Собственно, учитывая обстоятельства, можно было перенести ее, но Яков, как было сказано, не любил отменять принятых решений, зная, как расхолаживающе действует это на новичков: революция должна быть подобна поезду и следовать твердому графику, не знающему в пути задержек и опозданий. Американцы были присланы ему из Коминтерна - с советом проверить и прощупать их, прежде чем допустить к делу. Они прибыли из Нью-Йорка и мечтали об участии в китайской революции. Якову они сразу же понравились. Это были энтузиасты, рвущиеся в дело. У них не было за плечами марксистской школы - оба были из интеллигентов: Марк - учитель, Эдвин - юрист, так и не начавший практиковать, но оба возмещали ее отсутствие практической сметкой и развитым классовым чутьем: будто оба вышли из гущи пролетариата, а не из рыхлой безыдейной прослойки американского среднего класса. Следуя полученной директиве, Яков испробовал их в двух делах и недавно назначил последнее испытание: отправил обоих в Кантон - для военной рекогносцировки и зондирования населения. Правда, китайский, с которым они знакомились по самоучителю в Нью-Йорке, они знали лишь настолько, чтоб спросить дорогу от вокзала до отеля, но это ведь не помеха для зоркого наблюдателя: настроение населения можно оценить и по выражению лиц на улицах и по языку жестов.
Они жили в квартире, за которую платили сами: настаивали на этом и говорили, что скопили в Нью-Йорке достаточную сумму, чтоб доставить себе это удовольствие.
- Это у нас политический туризм! - сказал в прошлый раз, засмеявшись, Марк - из них двоих он был общительнее и вел внешние переговоры: Эдвин же был вдумчив, сосредоточен и расположен к меланхолии.- Подумаешь: пятьдесят долларов! Для нас это небольшие деньги! - Но пятьдесят долларов были деньгами и для американцев, и Яков все-таки всучил их им: это была оплата проезда и гостиницы в Кантоне. Насколько он был скуп, когда из него вытягивали деньги, настолько же неосмотрительно и безоглядочно щедр, когда от них отказывались; хорошо, что такое случалось нечасто, а то бы он вконец разорился. Сейчас он спешил к ним на свидание, хотя время для этого было самое неподходящее: ему еще надо было поспеть к Элли.
- Так что же удалось выяснить? - спросил он, когда они все уселись за столом в маленькой квартирке во французской концессии, на улице маршала Ош (французы любили называть улицы именами своих маршалов: в память о своем боевом прошлом и в назидание прочим). Жилье было сдано на одно имя, потом переуступлено в аренду последовательно четырем контрагентам: чтобы сбить с толку полицию и задержать дознание, если таковое начнется.