165636.fb2
Селихов коротко взглянул, и Ольга поняла: проверяет — знает ли она. Ольга спокойно поглядела в ответ. Она знала. Селихов когда-то разошелся с женой. И что детей у них не было.
Игорь Львович понял — она знает. И кивнул удовлетворенно.
— И вот что особенно любопытно, — легко продолжал он, — гражданские и уголовные дела поддаются группированию по городским районам. В новых районах особенно много бракоразводных процессов. Создается впечатление, что, переезжая на новую квартиру, люди везут с собой мечту о какой-то иной, новой жизни. И все, с чем они прежде мирились, объясняя это плохим бытом, неустроенностью, все это в новом доме становится особенно невыносимым. Множество женщин, приходивших к нам, ревмя ревело, проклиная день и час, когда они получили новую квартиру.
А пригороды дают наибольшее число имущественных споров. Тоже понятно, социально объяснимо. Пригород уже не село, еще не город. Этические нормы села, где все знают друг друга, где велико давление общественного мнения, где все на виду, утрачены. A нормы города, его мораль еще не усвоены. А первой, как известно, усваивается, воспринимается материальная культура, ее ценности. Она кажется главным признаком новой городской жизни, самым ценным в ней, ибо у нее есть нарицательная стоимость. Изменилось многое: в селе все так, а в городе все иначе. А вещи стоят тех же денег. Значит, это прочно, важно, существенно. Вот и делят пополам шкафы, телевизоры, холодильники.
Центр дает, конечно, пик хулиганских происшествий. Сюда по вечерам стекаются добры молодцы в чистом поле погулять, серых уток пострелять, руку правую потешить. Вот уж кого я вовсе терпеть не могу — двести шестую статью.
— Кто это?
— Хулиганы. Часть первая — полегче, часть вторая — пострашнее. А дистанция от части до части почти неразличима.
— Но вам ведь их тоже приходится защищать?
— Конечно. Но только по назначению. Тут ничего не поделаешь — любой обвиняемый имеет право на защиту. Но он не просто имеет право, мы обязаны его этой защитой обеспечить. Вот и обеспечиваем. Но если выбирать между хулиганами и жуликами, я лично предпочитаю жуликов.
— Не знаю, — с сомнением покачала головой Ольга. — По-моему, все они омерзительны.
— Ну нет, — возразил Селихов. — Чисто бытовой пример: вы ведь не станете общаться с хулиганами, вам это будет противно. А с жуликами, я думаю, вы общаетесь без особых эмоций.
— Ничего подобного, — возмутилась Ольга.
— Ловлю вас на слове, — весело вскинулся Селихов. — И предлагаю пари.
— Какое?
— Вы утверждаете, что не общаетесь с жуликами, что среди ваших знакомых таковых просто нет. Я вас верно понял?
— Верно, — твердо сказала Ольга.
— Вот и прекрасно. Пари такое: если я доказываю, что среди ваших знакомых есть по меньшей мере один жулик, что вы не считали его омерзительным человеком, мило и достаточно часто с ним общались, значит, я выигрываю. Если нет — я проиграл. Тогда вы вправе требовать от меня все, что угодно.
— А если вам удастся выиграть?
— Тогда… — Селихов улыбнулся. — Я думаю, что мы найдем выход в этой ситуации. Вероятнее всего, я попрошу вас принять одно предложение.
Ольга замолчала. На какую-то минуту ей показалось, что Селихов слишком серьезно отнесся к разговору, что она знает, о каком предложении идет речь. Но потом прогнала эту мысль, слишком невероятную. А он продолжал все так же весело:
— Какой назначим срок? Месяца хватит?
— Хорошо, — принужденно согласилась Ольга.
— Вот и все. И, кстати, это вовсе не стыдно — общаться с жуликами. Среди них попадаются вполне приличные люди. Тем более что с моими подопечными, с экономическими жуликами, дело не всегда бесспорно. Темна вода в облацех. Один мой коллега шутя утверждает, что статей в кодексе хватит на всех. Собрали материал — вот ты и преступник. Не собрали — честный человек.
— Ну что вы! — искренне возмутилась Ольга. И сама засмеялась своей непосредственной реакции. — Так все-таки нельзя. А то я уже кажусь себе жуликом.
— Вы вне подозрений, — ответил Игорь Львович. — Но привлечь вас можно, если задаться такой целью.
— За что?
— Это нужно обдумать. Но вот вы гуляете со мной. Я адвокат. И среди тех, кто поздоровался со мной по пути в театр, несомненно, были два жулика. Несомненно — это не значит доказано. Для вас они милые, интеллигентные люди. И я не вижу поводов, по которым вы могли бы отказаться от знакомства с ними.
— Честно говоря, страшноватая логика, — грустно сказала Ольга. — Мне все-таки кажется, что мир устроен по-другому.
— Он просто устроен по-разному для разных людей. — Селихов взял Ольгу под руку. — Непосвященному трудно проникнуть в чуждый мир. Может быть, вы сто раз на дню встречаетесь лицом к лицу с самыми важными событиями в чужом мире и не замечаете, просто не ощущаете их. Я уж никаким образом поэтизировать свою работу не собираюсь. Работа, как всякая другая. Просто она погранична, она вынуждает нас пересекать рубежи этих мирочков. Это не только у адвокатов. Это и врачи, судьи, милиция. На Западе подсчитали, что у каждого активно живущего человека в среднем двести знакомых. Тех, с кем он более или менее регулярно общается. Ну, сделаем скидку на то, что у них там некоммуникабельность, допустим, у нас эта цифра больше в десять раз. Так что поневоле у каждого из нас среди знакомых каждой твари по паре.
— И кто среди них я?
Селихов остановился. И сказал, четко отделяя каждое слово:
— Вы среди них один из самых дорогих мне людей.
— Проводите меня домой. Уже поздно, — ответила Ольга.
Занимаясь множеством дел, захлестнувших его с первых же минут на службе, майор Выборный никак не мог отделаться от ощущения, будто все время он упускал из виду что-то существенное. И только к исходу дня Сергей Сергеевич вдруг вспомнил — и сразу исчезло мешающее ощущение: этот человек утром, в коридоре, у дверей Белова.
— …Их направили из Котовского райотдела. С учетом всех обстоятельств, — рассказывал Белов. — У этой женщины муж вроде бы пропал. Не то, чтобы совсем пропал, уехал в Ташкент и затерялся где-то по дороге. Пенсионер. К сестре поехал погостить на несколько дней.
— А кто с ней?
— В том-то вся и штука. Поэтому райотдельцы их к нам и направили. Это друг ее мужа. Ковалев его фамилия.
— Михаил Александрович Ковалев?
Белов скосил взгляд на бумаги, лежащие на столе:
— Да, он. Вы его тоже знаете?
— Вы с Литваком говорили, Игорь?
— Нет еще. Хотел просить у вас разрешения.
Выборный несколько раз крутанул диск внутреннего телефона, и мембрана отозвалась знакомым скрипучим голосом:
— Капитан Литвак слушает.
— Это Выборный. У нас тут несколько вопросов возникло, нельзя ли к вам?
— Если можно, минут через пятнадцать, товарищ майор.
Положив трубку, Выборный попросил у Белова его запись беседы с утренними посетителями.
Игорь, склонив голову, с интересом наблюдал, как майор внимательно просматривал страницы. Белову было двадцать три года, но он казался много старше своих лет — неторопливым, основательным, неспешным в мыслях и суждениях. Да и весь облик его, манера держаться свидетельствовали о внутренней солидности. Эта солидность в сочетании с простотой и создавали Игорю Белову стойкую репутацию человека надежного. Он учился в педагогическом институте, собирался вместе с женой работать в сельской школе, когда незадолго до государственных экзаменов Белова пригласили в институтский партком. Люди там сидели все знакомые — секретарь парткома, декан, секретарь комитета комсомола, с которым вместе занимались борьбой. И еще один — высокий, сухощавый, с залысинами.
На размышление Игорю дали целую неделю, но уже через два дня Игорь пришел и сказал, что согласен. И через полтора месяца был зачислен в кадровый состав областного управления милиции. Потом курсы. А после курсов Белов попал в угрозыск, под руку Сергея Сергеевича Выборного. Рука эта была нелегкой, начальник нравился Игорю, хотя спуска не давал, в работе никаких скидок на молодость сотрудника не делал.