ведение Китайско-Восточной дороги.
В этом сообщении указывается, что в означенном совещании
участвовали управляющий Китайско-Восточной дорогой инженер Остроумов,
инженер Калина, инженер Стивенс и с другой стороны представители так
называемого меркуловского правительства. Совещание пришло к
соглашению о том, что Китайско-Восточная железная дорога получает от
С. Меркулова 2000 скатов вагонных колес и 50000 резиновых тормозных
рукавов, - всего стоимостью 700 тысяч американских долларов. Кроме
того, совещание выяснило готовность С. Меркулова передать Уссурийскую
железную дорогу Китайско-Восточной дороге за единовременную уплату в
пользу С. Меркулова 2 миллионов мексиканских долларов.
Правительство Дальневосточной Республики констатирует еще раз
совершенно беззаконную и хищническую растрату принадлежащего
Дальневосточной Республике имущества, непрерывно практикуемую со
стороны безответственных лиц, вроде упомянутого С. Меркулова и
других, захвативших при помощи русских контрреволюционных офицерских
отрядов южную часть Приморской области и производящих там совершенно
незаконные распродажи имущества Дальневосточной Республики.
В районе действия этих лиц в Южном Приморье в настоящее время
имеются японские военные отряды, и, таким образом, беззаконные
действия этих лиц происходят до некоторой степени под защитой
японских властей и, очевидно, с ведома последних. Таким образом,
ответственность за расхищение имущества Дальневосточной Республики
падает также на японские власти и на японские интервенционистские
отряды, которые своим присутствием на территории Южного Приморья дают
возможность упомянутым лицам производить хищения для своих личных
целей.
Заявляя свой решительный протест по поводу хищений, производимых
названным Меркуловым и другими лицами в Южном Приморье путем
незаконных сделок, Правительство Дальневосточной Республики не может
не возложить общей ответственности за действия этих лиц и
материальной ответственности за последствия этих действий на японских
военных и гражданских представителей в Южном Приморье.
Я. Янсон.
УЛИЦЫ ВЛАДИВОСТОКА
_____________________________________________________________________
Сегодня, в день престольного праздника, валит разодетый веселый люд по Светланке - вниз, из церкви. Лица у людей чистые, умиротворенные. И такое спокойствие во всем и благостность и так чист осенний воздух, что все горести и печали кажутся нереальными сейчас, в этот солнечный, прекрасный час.
И вдруг откуда-то издалека, поначалу обрывочно и миражно, ко с каждой минутой все явственнее, начинает звучать величавая похоронная музыка. Люди прислушиваются, но порой с океана налетает ветер, и тогда музыки не слышно и кажется, что ее вовсе не было, а просто послышалось, как воспоминание о пережитом, об отступлении, о разгромах и разлуках.
Но нет: вот она снова - торжественная и грозная музыка похоронного марша. И такая в ней мощь, будто самые большие оркестры города соединились. Кого же хоронят? По музыке - не иначе как генерала, но в газетах ничего не было, вроде бы все начальство живо и здорово, а чумных тех жгут, а не хоронят.
Гиацинтов снял трубку телефона:
- Автомобиль к подъезду.
Сейчас он поедет на Эгершельдское кладбище. Там, замерев в каре, стоят ощетинившиеся штыками солдаты, которые должна расстрелять тех, кто придет хоронить Васильева. Завершение первой части операции <Золотая рыбка>, по теперешней ситуации, будет означать великую победу.
Тыл станет чист и крепок. Остальных, которые в тюрьме, <выдворить> через Гродеково в Китай - либеральный жест, освобождение политических противников. А в Гродекове <возмущенный казачий народ> расправится, несмотря на <сопротивление властей>, с руководителями подполья. Но это уже не будет вина Меркуловых или Гиацинтова, это <святая воля народа>, который ничего не прощает.
Катафалк, запряженный шестеркой лошадей, медленно плывет по улицам. Оркестр идет по мостовой следом за катафалком. И - никого следом за оркестром. Ни единого человека.
А Васильев лежит в гробу, лицо измученное, и все равно улыбка на нем.
Гремит похоронный марш.
Что ж, товарищ Васильев, прости тех, кто не пришел. Не могут они прийти. Но кто же те люди на тротуарах в кургузых одежонках, что, просачиваясь ручейками сквозь разодетую толпу, спешат по улицам за гробом? Это ж твои братья по классу, товарищ Васильев, идут за тобой следом, скрываясь в праздничной престольной сутолоке. Те, кто из церкви, улыбчивы, нарядны, веселы, а кто навстречу им, следом за катафалком, скорбны, и лица их в машинной копоти, и в глазах слезы.
Они рядом с тобой, они провожают тебя в последний путь, они вокруг, и много их, не зря Гиацинтов их боится, он умный, он понимает, кого следует ему бояться. А за оркестром - никого, пустая мостовая...
В кладбищенские ворота, под дула ружей и под грохот оркестра, к черной провальной яме могилы, которая кажется маленькой и жалкой и похожа на ранку в большом и добром теле земли, подъезжает один катафалк, запряженный шестеркой великолепных лошадей. А людей нет, никого нет...