<Для всех народов все дороги ведут в Рим, а для охотников-промысловиков во Владивостоке только одна - к Василию Петрову на Семеновский базар, нумер сорок первый>.
Больше всех бросалось в глаза объявление:
<Лучшая водка - <Нега Лазариди> тройной очистки. Светланская, 18. Мерси за внимание!>
Исаев вспомнил: Унгерн, перед тем как повести свои войска на красную Сибирь и ДВР, дал интервью представителям американской и эмигрантской русской прессы. Он сказал: <Чтобы русские смогли побороть свою психически врожденную неполноценность, я ввел в моих войсках безграничное пользование водкой, опием и гашишем>.
Другое объявление гласило:
<Страшен человек, накормленный досыта, утверждает Библия. Приглашаем всех в нашу диетическую столовую. Гарантируем выход из-за стола с чувством легкого голода. Обслуживание - лучшие девушки города>.
<Понятно, - подумал Исаев. - Над Библией глумятся, заманивают в бордель, сволочи. Пузатым старичкам только про диетическую столовую с девочками свистни, они все сразу поймут, сукины дети>.
Сашенька - ломкая, быстрая, тоненькая - шла к Исаеву, чуть не бежала. С мороза румяная, красивая, раскосоглазая, словно японочка, улыбчивая; лицо доброе, есть такие женские лица: только глянь - и сразу делается радостно, даже если перед тем тоска была...
- Вы замерзли, бедненький Максим Максимович?
- Самую малость.
- Зачем же вы на ветру стояли? Это неразумно.
- Разум - это дикий зверь, его место под лавкой.
- Что станем делать? - улыбнулась Сашенька.
- Вы просили показать вам город с черного хода? Вот я и стану вам его показывать
- Прекрасно. Откуда начнем?
- С пакгаузов. Посмотрим, что привезли пароходы, видите, сколько их у причалов? Помните, в <Онегине>:
Глядишь - и площадь запестрела.
Все оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
- Как страшно, Максим Максимыч.
- Отчего?
- Будто он про наше сегодня писал.
- Ничего страшного. Просто он гений. А дальше помните?
Но мы, ребята без печали,
Среди заботливых купцов,
Мы только устриц ожидали
От цареградских берегов.
Что устрицы? пришли! О радость!
Летит обжорливая младость
Глотать из раковин морских
Затворниц жирных и живых,
Слегка обрызнутых лимоном.
Шум, споры - легкое вино
Из погребов принесено
На стол услужливым Отоном;
Часы летят, а грозный счет
Меж тем невидимо растет.
- Но ведь это же про нас! <Часы летят, а грозный счет меж тем невидимо растет>. Мы пьем, смеемся, а мужики вилы натачивают. Вот наша горничная на меня волком смотрит. Действительно, только в России могли так легко и бездумно отдать большевикам в октябре свободу, завоеванную в феврале.