- Он служил в моей дивизии во время войны против германцев, честно и храбро служил...
- Я спрашиваю, когда он видел вас здесь, в Чите, во время совместной работы по организации контрреволюционного путча.
- Я отказываюсь отвечать на провокационные вопросы.
- Мордвинов, - попросил Блюхер, - скажите, когда вы в последний раз виделись в Чите с руководителем белого заговора Гржимальским? Вы не хотите отвечать? Вы не будете отвечать? Хорошо. Гражданин следователь, покажите генералу Гржимальскому показания Мордвинова.
- Бесполезно. У меня изъяли очки, - сказал Гржимальский.
- А мы вам прочтем.
- <Генерал Гржимальский, - начал читать Блюхер страничку из показаний Мордвинова, - закончив организацию заговора, назначил день выступления, сигналом к которому должно быть убийство министра Блюхера, подготовленное Табаковым и полковником Бахновым>.
Генералы и Гржимальский усмехнулись, а полковник Бахнов тяжело опустился на табурет.
- Это вы писали, Мордвинов? Снова молчите? Ладно. Не отвечаете мне ответьте вашим друзьям.
Молчание; так тихо стало, что слышно было, как соломенная труха шелушилась в тонких матрацах.
- Хорошо, - сказал Блюхер, - мы сейчас уйдем из камеры. Но я прошу генерала Гржимальского или любого другого выборного из вашей среды выяснить у Мордвинова, он ли давал эти показания.
Блюхер и его спутники вышли из камеры. Они молча прохаживались по длинному полутемному коридору.
- Бросили бы вы курево, право слово, - раздраженно сказал Василий Константинович госполитохрановцу, который беспрерывно пыхал трубочкой, себя ж травите и людям дышать не даете.
- Так ведь греет... И от голодухи, обратно спасает.
- Сволочь какая, а? - удивленно, словно разговаривая с самим собой, сказал Блюхер и завертел головой из стороны в сторону, будто ему воротничок жал.
- Это вы про кого?
- Про князя. А табак нисколько не греет, это вы напрасно. Пошли, время.
Гулко загрохотали быстрые шаги: по коридору бежал адъютант Блюхера. Запыхавшись, он нагнулся к Блюхеру и тихо сказал:
- От Постышева шифровка. В партизанских частях восстание.
Блюхер на мгновение замер, потом резко - ногой - толкнул дверь камеры. Спросил с порога:
- Ну?
- Мы верим князю, - ответил Гржимальский, - он честный офицер. Вся эта история с заговором - грязный фокус ЧК.
- Ясно. Мордвинов, вот листок бумаги и ручка, извольте написать на имя военного министра, что вас оклеветали в госполитохране и вынудили дать ложные показания против кадровых военных. И подпишитесь. Виновные будут наказаны по закону военного времени.
Мордвинов размашисто написал на листке бумаги несколько строчек и подписался под ними. Блюхер взял листок, подул на него и сказал - тихо и свирепо:
- Ах ты, сволочь! Хитер, хитер, а дурак. Завтра же этого князя к стенке. Нечего с ним чикаться, с негодяем. У кого из вас есть очки? спросил он генералов.
Никто не отвечал.
- Я спрашиваю! - кричит Блюхер. - У кого из вас есть очки?! Если у вас нет зрячих - тогда черт с вами со всеми! Некогда мне с вами разводить канитель! Вот показания Мордвинова, которые он против всех вас писал здесь, в тюрьме. Вот его донесения во Владивосток к Гиацинтову, а вот что он сейчас написал! Зрячие увидят - все написано одной рукой! Извольте убедиться перед тем, как я вас всех отпущу по домам!
- А-а-а! - взвыл Мордвинов, бросившись к генералам. - Они били меня, они били меня, господа! Они вынудили меня написать это! Они втыкали мне иглы под ногти! Они мучили меня!
- Когда вас арестовали?! - тихо спросил Блюхер. - Отвечать!
- Три дня назад!
- Руки на табурет!
- Что?
- Руки на табурет! Где иглы под ногтями?! Где следы?!
- А-а-а!! - закричал князь и отбежал в угол камеры, в темноту.
- Разденьте его! Если увижу хоть один след от побоев, следователя пристрелю здесь же, на глазах у всех, как злейшего врага революции!
Мордвинов плакал, кричал, вырывался. Его раздели. На белом его гладком и ухоженном теле не было ни единой царапины.
- Ну? - побелев от ярости, спросил Блюхер генералов. - У меня фронт, а я тут вами занимаюсь! А вы не можете мне слова сказать - <да> или <нет>! Боитесь обидеть вашего друга генерала Молчанова. А он вас хотел всех скопом с помощью Мордвинова нашими пулями сделать национальными мучениками. Не вышло, слава богу! Не будет из вас национальных мучеников, из вас получатся настоящие национальные обыватели. Тьфу! Хрен с вами! Плесневейте. Отпустить их всех домой! Или выдайте иностранные паспорта пусть уматываются в Японию или в Китай, - к черту!
Мордвинов выл на полу, кусал ногти, вопил и хватал за сапоги уходящих из камеры генералов.
У тюремных ворот Блюхера догнала группа генералов.
- Министр, - обратился к нему Гржимальский, - когда мы будем вам нужны?
- То есть как это <когда>? Сегодня, - ответил Блюхер не оглядываясь и быстро пошел по ночной улице - в министерство. Следом за ним по-военному быстро шли генералы. Они шли с пледами и подушечками-думками: прямо из тюрьмы - в штаб Народно-революционной армии.
ПАРТИЗАНСКИЙ ШТАБ
_____________________________________________________________________
Над особняком, стоящим на окраине городка, вывешен красно-черный флаг, на котором белой масляной краской выведено: <Да здравствует Советская власть без коммунистов!> Здесь помещается штаб восставших партизан. У высокого крыльца щерятся фиолетовые рыла пушек. Сюда то и дело заходят люди, перепоясанные пулеметными лентами, у коновязи хрипят взмыленные кони с красными глазами, часовые с короткоствольными американскими карабинами замерли у тяжелых дверей; все в них недвижно, разве только семечки лущат, но они это делают прямо-таки артистически, работают только губы - стремительно и точно.
Сейчас в особняке идет заседание <правительства>, только что <избранного> восставшими партизанами. Руководит работой правительства Колька-анархист, присвоивший себе звание <чрезвычайного и полномочного верховного комиссара на Дальнем Востоке, в Якутии и Камчатке>. При распределении должностей он заодно взял себе звание министра иностранных дел, заместителя председателя правительства, главного казначея и министра без портфеля.
- Товарищи министры и члены, - говорит Колька собравшимся в комнате, - от имени нашего дорогого председателя правительства Ильича, первым заместителем которого я отныне являюсь, передаю вам, как очевидный факт, пламенный советский привет и ура!
<Министры>, раскрыв волосатые рты, ревут что-то непонятное. Опохмелившиеся с утра никак не могут сдержать смеха, а те, которые потрезвее, быстро дожевывают хлеб, розданный партизанам по приказу Кольки-анархиста без всякого пайкового довольствия, а по принципу: кто сколько хочет.
- Я получил сегодня много поздравлений, - говорит Колька и хлопает рукой по оттопыривающемуся карману, - от членов великого Коммунистического Интернационала!
- Так мы ж против коммунистов!