До встречи с доктором Миланом Ректорисом оставалось десять минут. Мне хотелось осмотреться и проверить, не поставил ли мне доктор какой-нибудь ловушки.
Под часами, где должна была состояться встреча, не было ни души.
Я стал неторопливо прогуливаться.
Вышел из улочки, застроенной деревянными домишками, в которых живут турки, испанцы и итальянцы с Сицилии, недурно, хотя и не без риска для жизни, зарабатывающие себе на пропитание очисткой танкеров. То есть люди, которые получают приличную зарплату за то, что в любую секунду могут соскользнуть и утонуть в жидком мазуте, осевшем на дне танкеров.
Навстречу мне шли трое парней. На головах у них были защитные каски, в углу рта торчали сигареты, белки глаз сверкали на чумазых лицах. От них исходил запах мазута.
Возвращаясь к месту встречи, я еще издали увидел доктора Ректориса у часов возле стены Схиедамского стекольного завода.
Небо здесь было оранжевым от факелов нефтеочистительного завода.
В ту же минуту мимо меня пронеслась «альфа ромео джулия спринт» — низенькая, быстроходная автомашина. Машина гангстеров и террористов.
«Альфа» резко развернулась на скользкой мостовой и затормозила.
Раздалась автоматная очередь.
Доктор Милан Ректорис взмахнул руками, сделал шаг вперед, скорчился и упал.
Прогрохотала еще одна очередь, и его лежащее на земле тело передернулось. Это я, правда, увидел уже из-за груды железных труб, куда успел отскочить.
«Альфа», дав задний ход, описала крутую дугу и рванулась вперед той же дорогой, по которой примчалась. Я тяжело дышал, глядя на скорченное тело доктора Ректориса, лежащее на залитой дождем мостовой. Помочь ему я не мог. Стать же для голландской уголовной полиции главным свидетелем — этого я вообще не вправе был делать. Да и Барри Рейнолдсу мне трудно было бы объяснить, почему я оказался здесь и стал очевидцем происшедшего.
Я тщательно осмотрелся: а как со мной?
Ничего подозрительного, кажется, чисто.
Я вернулся к своему «дацуну», медленно подъехал к Бенилюкстуннелю и, проезжая под водами Мааса, размышлял над тем, кто мог совершить это убийство?
И почему?
Может быть, кто-то следил за моей встречей с Ректо-рисом в кафе яхт-клуба? Нет, это маловероятно. Если не исключено вовсе. Может быть, Ректорис кому-то рассказал о нашей встрече? «Клоп», содержание записи которого я проверил утром перед встречей с ван Заалмом, зафиксировал лишь обычные домашние разговоры.
Ректориса могли засечь, когда он звонил мне по телефону из клиники.
«Нет, — размышлял я, — если бы это убийство было как-то связано со мной, то я теперь тоже лежал бы рядом с ним. Либо скорее всего сидел бы по соседству с ним в одиночной камере. Нас схватили бы живыми. Пристрелить агента, мелкую сошку, и не дождаться его шефа — так примитивно в этих сферах не поступают».
Опыт разведчика подсказывал мне, что ликвидация Милана Ректориса не находится в причинной связи с моим появлением на сцене.
Я выбрался из Роттердама. Мимо мелькали ветряные мельницы, на зеленых пастбищах уныло стояли под дождем черно-белые коровки в непромокаемых куртках.
На сто пятом километре я остановился у дорожного знака. Впереди стоял бледно-желтый «ситроен», и возле него расхаживала блондинка в застиранных джинсах. Она спросила, нет ли у меня случайно карты Восточной Фрисландии.
Я ответил, что могу предложить ей комплект дорожных карт, выпущенный швейцарским издательством «Мигрос». Несколько минут она листала его. На одной из карт «на остановилась, провела по ней пальцем. Потом, поблагодарив, вернула мне, села в машину и уехала в направлении Венлоо.
Я полистал комплект и на 217-м листе обнаружил клочок папиросной бумаги с комбинациями пятизначных чисел.
Через четверть часа я выбросил в мусорную урну книжонку — обычный детектив, какие продаются во всех табачных киосках. Он служил мне одноразовым шифровальным ключом. Я еще раз перечитал расшифрованное сообщение Центра, переданное мне блондинкой, и чиркнул зажигалкой. Листок скорчился в пламени. Связь работала бесперебойно. В Прагу тоже неслось уже мое сообщение об убийстве доктора Милана Ректориса. А я мысленно повторял приказ Центра:
«Путешественнику.
Немедленно приступить к реализации варианта А. Использовать по собственному усмотрению любые средства.
Уход — по трассе «Неман». Остерегайся короткого замыкания. Личность посетителя установлена — это Джон Д. Симпсон, руководящий сотрудник центрального управления.
Географ».
Одно было обидно: средства, названные в шифровке «любыми», не конкретизировались. Выражение «остерегайся короткого замыкания» было условленным: на связного выходить только в крайнем случае.
И наконец, если в Прагу послали господина Рика, или, точнее, Симпсона, занимающего в аппарате ЦРУ руководящий пост, значит, ведется крупная игра. вал, что к чему. И у меня совершенно определенно получалось, что на ту роскошь, которой она окружена, никак не может хватить даже высокого оклада Бобина. Эта дама, вышедшая из семьи, где папаша был мелким лавочником, а мамаша — мелкой шляпницей на Виноградах, должна иметь и, определенно, имеет еще какой-то источник дохода.
Как она может объяснить, откуда у нее такие деньги? Наверное, никак. Бобин всегда был непрактичным. Его финансовые амбиции, должно быть, и в самом деле не превышали тех десяти крон, которые были ему нужны на пиво и сосиски, как говорил мне профессор Плигал.
И пока я об этом размышлял, мне показалось, что Гайе ван Заалм подмигнул Гане Шульцовой, и она после продолжительной паузы ответила:
— А не хотели ли бы вы сами изложить Мартину все это? Возможно, он вам скорее поверит.
Я пожал плечами:
— Это трудно сделать. Откровенно говоря, мне бы не хотелось.
Она повернулась в кресле и, положив мне на плечо руку, пристально посмотрела на меня. У нее были большие, темные и словно бы затуманенные глаза, которые, определенно, сумели многим вскружить голову.
— Ну а если я вас попрошу об этом?
— Послушайте, ведь это такие сложные вещи. Я знал Бобина, когда он помогал мне писать контрольные по математике в оплату за сочинения по чешскому.
Она рассмеялась. Коротко, звонко.
— И должно быть, вместе бегали за девушками? Так вы в самом деле не хотите навестить моего супруга?
Я уже сказал господину ван Заалму, чтобы мое мнение Бобину передали вы. И вообще господин ван Заалм больше меня повинен в том, что я побеспокоил вас и причинил Столько хлопот, пью ваше виски и наслаждаюсь вашим милым обществом. Я сам едва ли бы отважился на это. Честно говоря, мне не хочется возвращаться к тому, что было. Я живу тем, что есть и что будет. Завтра. Послезавтра. Через месяц, через год, через пятнадцать лет…
Гана Шульцова, урожденная Загорова, не выпускала моего плеча. Она сжала его еще крепче, не отрывая от меня взгляда.
— Так вы не хотите помочь моему мужу? Мартин о вас часто вспоминает. И я уверена, что, увидев вас и убедившись, что вы также покинули Чехословакию и приехали сюда, он сразу же согласится, что возвращаться не следует. Прошу вас, давайте встретимся завтра, возле санатория, а? Я хожу обычно с Мартином на прогулку. И, гуляя, вы сможете поговорить друг с другом. Это лучше, чем в больнице. Завтра в два часа, хорошо? Я могу на вас положиться?
— Сударыня, был бы рад вам обещать, но я не хозяин своего времени. Фирма платит мне по-королевски щедро, но вовсе не за мои личные дела. Она требует от меня работу, исполнения служебных обязаннестей. А их уйма… Я не знаю еще, как у меня завтра со временем.
— Но нельзя же отказывать даме, если она так просит! — напустился на меня ван Заалм. — По крайней мере, в Голландии это правило сохраняет свою силу.
— А вы прежде бывали в Голландии? — обратилась ко мне Шульцова.
Я махнул рукой.