Прескот вызвал ПелхэмЧас Двадцать Три, и когда главарь ответил, сказал:
- Я передал ваши инструкции, но нам нужно больше времени.
- Сейчас два часа сорок девять минут. У вас двадцать четыре минуты.
- Будьте же благоразумны, - взмолился Прескот. - Деньги нужно пересчитать, сложить в пачки, доставить... Это просто физически невозможно.
- Нет.
Жесткий неуступчивый голос на мгновение обескуражил Прескота, заставив ощутить собственную беспомощность. В другом конце комнаты Коррел яростно что-то кричал, пытаясь разогнать образовавшуюся пробку. Такой же подонок, как и террористы, - подумал Прескот, - его интересует только то, чем он сам занимается, а на пассажиров ему плевать. Он успокоился и вернулся к пульту управления.
- Послушайте, дайте нам ещё пятнадцать минут. Какой смысл убивать невинных людей, если в этом нет никакой необходимости?
- Невинных людей не бывает.
О, Господи, - подумал Прескот, - он просто ненормальный.
- Пятнадцать минут, - повторил он. - Стоит ли убивать всех этих людей ради пятнадцати минут?
- Всех? - В голосе главаря звучало удивление. - Если бы вы нас не заставили, мы вообще никого не стали бы убивать.
- Конечно, не стали бы, - согласился Прескот и подумал: это первая человеческая или почти человеческая эмоция, прозвучавшая в ледяном голосе. - Так что дайте нам ещё немного времени.
- Потому что если мы убьем их всех, - холодно продолжил голос, - то лишим себя средства давления. Но если мы убьем одного, двоих или даже пятерых, в наших руках их останется ещё достаточно. По истечении назначенного срока вы станете терять по одному пассажиру в минуту. Больше я ничего обсуждать не намерен.
Оказавшись на грани отчаяния, Прескот готов был пойти на любое унижение, но понимал, что лишь столкнется с неумолимой волей. Поэтому, изо всех сил стараясь справиться с голосом, он переменил тему:
- Вы позволите нам забрать начальника дистанции?
- Кого?
- Человека, в которого вы стреляли. Мы хотим послать санитаров с носилками и забрать его.
- Нет. Этого позволить мы не можем.
- Может быть, он ещё жив. Возможно, он страдает.
- Он мертв.
- Почему вы так уверены?
- Он мертв. Но если вы настаиваете, можем всадить в него полдюжины пуль, чтобы избавить от страданий. Если он действительно страдает.
Прескот оперся обеими руками на пульт управления и медленно склонил голову. Когда он снова её поднял, глаза его были полны слез, и он не мог сказать, чем они вызваны: яростью, жалостью или какой-то жалящей душу комбинацией обоих этих чувств. Потом достал носовой платок, по очереди по очереди промакнул глаза, позвонил заместителю главного инспектора и безразличным тоном доложил:
- Никакого продления. Категорический отказ. Он будет убивать по одному пассажиру за каждую минуту задержки. Так было сказано.
Заместитель главного инспектора тем же безразличным тоном заметил:
- Полагаю, это просто физически невозможно.
- Три тринадцать, - напомнил Прескот. - Потом каждую минуту мы начнем терять по пассажиру,
Френк Коррел
Торопливо мотаясь от пульта к пульту, Френк Коррел ломал голову в поисках способа спасти линию от полного паралича.
Поезда, которые должны были следовать по линии Лексингтон-авеню от пересечения Дайр-авеню и Восточной сто восьмидесятой улицы в Бронкс он направил по линии Вест-сайда в сторону пересечения Сто сорок девятой улицы и Гранд-конкур.
Поезда, которые уже прошли к югу от Сто сорок девятой улицы на центральной станции переключили на линию Вест-сайда.
Некоторые поезда, оказавшиеся к югу от Четырнадцатой улицы, отправили в Бруклин; другие направили по кольцу вокруг Сити-холла или южного парома, а оттуда к северу в сторону станции Боулинг-грин, где они и начали накапливаться.
Автобусы фирмы "Мабстоа" мобилизовали для перевозки пассажиров на другие линии в средней части города.
Переброска поездов в сторону Вест-сайда потребовала чрезвычайных предосторожностей, чтобы не парализовать и эту линию.
Эта судорожная импровизация в конце концов позволила избежать катастрофической остановки движения.
- Как почта должна всегда работать, - прокричал Френк Коррел, - как снег всегда должен идти, так и железная дорога должна всегда действовать.
Мюррей Лассаль
Перепрыгивая сразу через две ступеньки шикарной лестницы, Мюррей Лассаль вбежал в спальню мэра. Тот лежал ничком, пижамные штаны были спущены, голый крестец торчал кверху, и врач примеривался, чтобы сделать укол. Зад был приятно округлый, практически без волос, и Лассаль подумал, что если бы мэров выбирали по красоте их задниц, Его Честь правил бы вечно. Доктор всадил иглу, мэр застонал, перевернулся и подтянул спущенные штаны.
- Сэм, вылезайте из постели и одевайтесь, нужно ехать в центр.
- Вы не в своем уме, - возмутился мэр.
- Это не подлежит обсуждению, - присоединился врач. - Просто смешно.
- Вас никто не спрашивает, - осадил его Лассаль. - Политические решения здесь принимаю я.
- Его Честь - мой пациент, и я не разрешу ему вставать с постели.
- Ну, ладно, я найду врача, котрый это разрешит. Вы уволены. Сэм, как зовут того студента-медика в больнице Флауэр? Того, которому вы помогли поступить на медицинский?
- Мэр очень болен, - вновь вмешался врач. - Его жизнь может оказаться под угрозой...
- Разве я не сказал, чтобы вы убирались? - Лассаль взглянул на доктора. - Сэм... тот врач, кажется его зовут Ревийон... я собираюсь ему позвонить.
- Пусть он, черт возьми, держится отсюда подальше. Хватит с меня докторов.
- А ему и не нужно приезжать. Он поставит вам диагноз по телефону.
- Мюррей, ради всего святого, - взмолился мэр. - Я чертовски болен. Какой во всем этом смысл?