Насчет "сказал Нинке" я попытался разозлиться, но не смог. Сил не нашлось - усталость и безразличие.
- Ужинать садитесь, безбожники, - проскрипела за дверью Мишкина бабка, и мы прошли в комнату.
Нинка взирала на меня как на змею.
Вернулся Мишкин отец. Под этим делом. С халтуры. Сообщил, что меняли всем трудовым коллективом гаража какому-то профессору полуось. Папаня был веселый, но в скучной домашней обстановке тоже постепенно сник и озлобился. Долго смотрел в тарелку с картошкой, посыпанной зеленью петрушки и лука, выслушивая нарекания жены по хозяйству - то не сделано, это... Затем треснул прямо в тарелку кулаком, заорал, разевая пасть:
- С кем живу, а?! О чем с тобой говорить?! Ты ведь... не знаешь, что такое интегральное и дифференциальное исчисление даже!
- От профессора научился, - холодно констатировал Мишка.
Я встал. Надо было уходить.
Дома, на кухне, папан и маман садились за ужин. Играл приемник, было уютно, тепло... Неожиданно накатило рассказать папане кое-что из своих криминалов, но как бы во втором лице, что и сделал. Дескать, был друг, пай-мальчик, но вдруг прорезался в нем неслыханный авантюризм, и понесла парня нелегкая по ухабам стези неправедной... Представляешь, папа, как оно в жизни-то бывает, а?
Папаню честнейшего буквально затрясло. Возмущению не было конца, края и предела. Сурово блестели стекла очков, звучало: "Сажать! Бандит! Ты обязан сообщить!.." Мать даже успокаивать его начала и на меня зыркать: к чему, мол, такие страсти рассказываешь?
И я испугался. Как маленький, как в детстве, когда набедокуришь и ждешь, что накажут. И так хотелось быть маленьким! Но с этим кончено, все. А когда кончено - и не заметил.
ВЛАДИМИР КРОХИН
За ночь написал пять стихотворений. Подряд. Накатило. Утром перечел и восторженно осознал: получилось! Значит, могу!
Светлые чувства омрачила теща: сижу, видите ли, над своими писаниями, грызу ручку всю ночь, потом дрыхну до полудня, а ей вставать, отводить ребенка в садик - было бы из-за чего! Тесть тоже вмешался, сказал, что не уважаю их старость. Я ответил аналогично про свою молодость. Ну, скандал.
Отскандалив, поехал, а вернее, сбежал из дома в редакцию, хотя сегодня мог бы в ней и не появляться. Но остро хотелось вставить в воскресную подборку афоризмов фразу: "Хоронили тещу, порвали два баяна..."
До редакции, однако, не доехал: забарахлила машина. Катастрофический расход топлива. Пришлось завернуть в гараж в надежде застать кого-нибудь из специалистов. Застал Игоря.
- Что-то с зажиганием, - пожаловался я, опуская стекло. - Бензин жрет, как волчица.
Ни слова не говоря, однако с видимой неохотой и неприязнью даже, он показал коротким взмахом руки - открывай капот. У нас с ним в последнее время, по-моему, подпортились отношения - думается, я измучил его всякими "достань-устрой-почини" при нулевой практически отдаче со своей стороны.
Подошла и остальная публика: кто с советом, кто полюбопытствовать. Постепенно вокруг машины сгрудились человек шесть в попытке поставить диагноз.
- Течь, - изрек Игорь, осмотрев движок. - Она! - И оказался прав, хотя поначалу такая гипотеза подверглась резкой, нецензурной критике.
Треснул бензопровод. Новую трубку Игорь мне подарил, но, так как сам он куда-то торопился, а никто из праздношатающихся советчиков сменить ее не пожелал (копеечная работа), я, человек в технике несведущий, впал в стремительную меланхолию.
- Трагедия? - поинтересовался Игорь, и опять в голосе его я ощутил странную недоброжелательность.
Поведал: редакция далеко, дом близко, но там филиал ада, и куда деться не представляю.
- Могу прихватить с собой, - предложил он. - В гости к приятелю моему. Художник, реставратор, йог, очень похож на тебя - то есть как устроен телевизор или машина - ни бе ни ме, каменный век, но знает, в чем смысл жизни и вообще то, до чего наука пока не добралась. Подруга моя туда подъедет, кстати, посидим...
Это был расчудесный вариант.
Поехали на его "Волге". Когда он успел отремонтировать ее - загадка. Мне бы жизни на такое не хватило. Все же как ни кичись духовностью и интеллектом, а специалист - это... Стоп. А есть ли во мне духовность, вот вопрос! И если независимый ответ на него отрицателен, тогда я вообще банкрот. Вводящий того же рукастого Игоря в заблуждение своим общественным статусом и стихотворными публикациями. Тогда я - ничтожество... Вот так.
Дверь нам долго не открывали. Наконец послышались шаги... всхлипы... и на пороге возник плачущий, с сумасшедшими глазами парень. Мелко икая, он вытирал скрюченной, как у прокаженного, кистью руки распухший нос. И било его всего, будто испуганную лошадь.
- Про-одал! - прогнусавил он с горькой торжественностью. - Себя!
Тут я заметил, что одет он в купальный халат, и только в купальный халат. Борода у него была неестественно клочковатая, словно вначале ее решительно начали стричь, а затем раздумали да так и оставили.
- Про-одал! - мотая головой, канючил парень, готовый брякнуться нам в ноги. - Все-о!
- Что продал-то? - равнодушно осведомился Игорь и представил мне человека: - Олег.
- Вот! - Тот протянул ему мятый паспорт. В паспорте стояла устрашающая печать: "Захоронению не подлежит". - Наглядным пособием для студентов, значит, пойдешь, - сказал Игорь, разоблачаясь. - Перед вами труп закоренелого, значит. Видны явные изменения печени... Ну а чего? Сам же говорил: тело кокон, оболочка, главное - дух... Дух-то не продан пока?
Олег, зажмурив глаза, треснул себя кулаком по лбу в отчаянии.
- Спокойно, старина, - сказал Игорь, обнимая его за плечи. - Тебе же не завтра концы отдавать? Выкупим кокон. Пойди умойся; борода... чего такое? Стриг?
- А выкупить? - оживился тот. - Можно разве?
- Устроим, - пообещал Игорек. - Все можно в нашем мире, где правят дензнаки. Как в другом, загробном, - это у тебя спрашивать надо, ты в курсе вроде, а тут, в предбаннике, придумаем.
- Уже два дня... ни-ни! Хотя бы каплю! - бормотал Олег, позволяя увести себя в ванную. - Ни грамма! И знаешь, авангард - не то, не мое. Я понял... Шум воды скрыл, что он понял.
Я взвесил обстановку. Вывел для себя уныло: остаюсь... Особенное желание продолжить знакомство с художником, правда, отсутствовало. Неудачник и деградант. Видели. И, увы, не раз.
После ванны тот вернулся в джинсах, свежей рубашке, без бороды, причесанный, помолодевший и явно успокоившийся от недавних переживаний. Игорь накрывал стол, доставая из сумки снедь.
- Прошу прощения... - сказал мне художник подавленно. - Срыв. Очевидно, я показался вам не в лучшем свете...
- О чем вы? - пришлось возразить мягко. - Я сразу догадался по вашему лицу, что вы эстет и у вас большое личное горе.
- Н-да... Здесь налицо все признаки культуры! - отреагировал на такой диалог Игорь.
Затем пришла подруга моего приятеля - Ира. Нежная, добрая, красивая девочка, все в меру - умница, но не заумная, скромная, но не ханжа, - в общем, таких мы ищем, но не находим. И если для него она просто подруга, то имею дело с человеком недалеким. Я бы женился на такой столь же поспешно, сколь солдат поднимается по команде "В ружье!".
Реставратор при появлении дамы преобразился: стал обходителен, слащав даже, ручку ей поцеловал, и по всему чувствовалось - стремился произвести наиблагоприятное впечатление. Собеседником он оказался неожиданно интересным и умным, я себя прямо-таки дикарем ощущал, слушая его суждения, где ничего не было вскользь, упрощенно и категорично. Искусство он понимал, опираясь на знания и уж после на самостоятельно выстраданное, в отличие от меня уяснившего десяток несложных категорий и уповавшего в оценке художественной истины на вкус слепых ощущений. И я, и Игорь были самоуверенными ... пустышками перед ним - беззащитным, спившимся, но куда более цельным и вообще мыслящим.
Разговор, впрочем, развивался по схеме банальной: от искусства к философии, от философии к мистике, от мистики к религиям и структурам, их воплощающим. Последняя тема почему-то пробудила красноречие у Игоря, до сей поры подававшего лишь реплики.
- Вот церковь. Любая там. Буддизм, христианство, - разглагольствовал он, отправляя в рот здоровенный кусок ветчины. - Ну для чего, в принципе? Первостепенная задача - удержать людей от низости и подлости, так? Проповеди, "не убий" всякие... Но как учреждение она отталкивает! Это же разное... Учреждение - значит, начальство, "шестерки"-карьеристы, а вера - души человеческие. И как подумаешь, что этот благочестивый поп - жулик, так сразу и... отпадает все.
- Ты не прав, - возразил Олег. - Священник - всего лишь проводник... И с него свой спрос у бога. Ряса - еще не пропуск в рай. А церковь - магнит. Консолидирующий нормальное общество. И раскол в ней приводит к сектам - тем же организациям, между прочим, только куда как неприглядно-агрессивным, требовательным и принуждающим. Когда Темпучин завоевал Бухару и въехал на коне в мечеть, то, как гласит легенда, заявил, что богу можно, дескать, молиться везде и необязательно для этого строить храмы... Но уж вряд ли это чудовище исходило из того, что бог - в каждом из человеков, хотя это так...
- А мы то и дело уходим в метель и снег на поиски бога, который в нас, ляпнул я неизвестно каким образом пришедшую на ум идею с поэтическим запевом в оформлении, заметив про себя: надо бы запомнить, может, и пригодится когда... Хотя, кажется, вторично...
На меня странно покосились, и возникла пауза.
- Он поэт, - объяснил Игорь, что в переводе как бы означало: "У него, мол, бывает..."