Иванов вызвал Макса по сотовому. Это значило — экстренно.
Макс примчался пулей с другого конца Москвы.
Иванов метался по кабинету, его невыразительное лицо было исковеркано злобой.
— Плохо, Макс, плохо! — начал он, даже не поздоровавшись. — Депутат наш сдох.
— Что значит «сдох»? — не понял Макс.
— Это значит, что он позвонил в контрразведку и сообщил, что собирается сделать заявление. Владимир Петрович выходит из игры, и остановить это уже невозможно, понимаешь?
— Думаешь, Шафран постарался?
— Какая разница! А осталось всего два дня! Два.
— Да, действительно плохо, — сказал Макс.
— Ему плохо, не нам, ему. Как наш Стрелок?
— Полный порядок. Ждет. Иванов кивнул:
— Вводи его в дело.
— Но он ведь для...
— Я знаю, для чего. Этот парнишка мне нужен сейчас, Макс, нужен как воздух.
— Я понял.
— Найди его и заряжай.
— Как скоро?
— Сегодня. Немедленно. Круглова надо выводить из игры.
— Я понял.
— Если потребуется, дай Стрелку еще денег.
— А если очко сыграет?
— Заштопай!
— Понял.
— Стрелок-то из него говенный, но попасть с двух шагов сможет?
— Сможет.
— А нам больше и не надо. Если что, ты подстрахуешь.
— Понял.
— Только не потеряй мне его. Круглов — это так, по ходу дела. Так что береги Стрелка как зеницу ока.
На этот раз собеседник кивнул головой, видимо устав повторять слово «понял».
— Как все закончишь, сядешь на самолет — и ко мне. Ты мне нужен будешь там.
— Понял. Есть.
Проводив Макса, Иванов зашел в соседний кабинет. Теперь он сюда заходил по-хозяйски.
— Здравствуй, Олег, — сказал он Седому. С некоторых пор он решил, что можно с компаньоном разговаривать на «ты».
Седого это коробило, но виду он не подавал.
— Ну что, сработала твоя хитрость? — ехидно спросил Седой.
— Вот за этим и зашел. Тебе не кажется, Олег, что сидеть на двух стульях ужасно неудобно: разъедутся — задницу отшибешь, — склонился он к лицу Седого.
Седой недоуменно уставился на Иванова.
— Не сработала, — сквозь зубы сказал он наконец.
— И ты об этом только что догадался?
— Слушай, Иванов, ты свои восточные штучки брось, нахватался там по эмиратам.
— Ты что, на Голубкова теперь работаешь? — в лоб спросил Иванов. — Почему Пастухов не кончил всех твоих железных бойцов? А? Что, пожалел?
— Худо, — сказал Седой.
— Еще как худо.
— И кто остался?
— Старший. Младший в больнице, этот уже не боец. А вот Старший...
— Что Старший? Что?! — испуганно спросил седой.
— Думаешь, он не сможет сложить два и два. Думаешь, он не придет тебе мстить?
— Что делать?
— Думай, ты у нас стратег. Я так — мелкая сошка.
Седой действительно схватился за голову обеими руками. Посылать сейчас команду, чтобы разыскала и ликвидировала Старшего, немыслимо. Невозможно! Ехать самому? А что он может? Пистолет уже года четыре в руках не держал.
— Сколько? — спросил он.
— Чтобы я убрал твою головную боль? — иронично спросил Иванов. — Сто.
— Ну ты замахнулся...
— Все, тогда ищи другого, — резко сказал Иванов и пошел к двери.
— Согласен.
— Тогда я поехал.
— Куда?
— Отрабатывать денежки. И прошу тебя, больше не называй меня Ивановым. Начинаются другие времена, с таким именем стыдно быть богатым...