Стефан резко поднял голову. Это было самое энергичное движение, которое он сделал за все время их разговора, и Джонсон испугался, что все-таки перегнул палку. Стефан довольно долго смотрел на бывшего полицейского; странная безжизненность лица юноши контрастировала с враждебностью, читавшейся в его пристальном взгляде.
— Мне нравился Тим, — сказал он наконец. — С ним было весело.
Он опять уставился в книгу, а Джонсон с облегчением перешел к привычному собеседованию.
— Вы с ним ладили?
— Да, вполне.
— Он не слишком придерживался рабочего распорядка, да?
— Да, он не всегда в рабочее время занимался делом, — улыбнулся Стефан.
— Опаздывал?
— Ну да.
— А в конце дня он уходил рано?
— Иногда. Если удавалось.
— Но это, должно быть, раздражало Гудпастчера?
Улыбка Стефана стала шире.
— Гуди ненавидел его. Прямо раздувался от злости. Мы думали, его когда-нибудь кондрашка хватит.
— Они, наверное, часто грызлись?
— Еще бы! Почти каждый день.
Внезапно Либман умолк, как будто испугался, что сказал слишком много. Джонсон тут же обронил с понимающей улыбкой:
— Точно как у нас. Всегда находится кто-нибудь, кому не угодить.
Помолчав, Стефан протянул «ага» и вернулся к Диккенсу.
Контакт был установлен, и Джонсон боялся, что теперь его нерешительность может все испортить. Молодой человек отвечал на вопросы довольно охотно. Большой прогресс.
— А порой, как я понимаю, Тим задерживался допоздна?
Последовала довольно продолжительная пауза. Стефан не отрывал глаз от книги, но Джонсон видел, что тот не читает. Очевидно, он колебался.
— Иногда, — выдавил он наконец.
— А зачем?
Джонсон надеялся, что столь прямой вопрос выведет Стефана из равновесия и он скажет больше, чем хотел бы. Но молодой человек опять на время замолчал, а затем произнес самым обыденным тоном:
— Он приторговывал наркотой. — Очевидно заметив удивление на лице Джонсона, он продолжил: — Это ведь всем известно. И потом, ему теперь уже все равно.
— И какие наркотики у него водились?
Стефан посмотрел сквозь маленькое окошко в побеленной стене дома, за которым его мать копошилась по хозяйству, как она делала всю его жизнь. Кем все-таки был мистер Либман и куда он делся? Растворился в первичном бульоне под действием кислоты, которую выделяла вместе с материнской любовью его супруга?
— Самые разные. Марихуана, кокаин, героин — на любой вкус.
Джонсон пристально посмотрел на молодого человека. Его неожиданная осведомленность в этом вопросе говорила о многом. Парень оказался куда интереснее, чем представлялось Джонсону вначале.
Но у них оставалось мало времени. Миссис Либман уже гремела чайной посудой.
— А Никки Экснер? Она покупала у него наркотики?
Стефан улыбнулся, но желчной улыбкой.
— Она была одной из его лучших клиенток, привилегированной, как он говорил.
— Привилегированной?
— Ага. — Улыбка Либмана стала чуть ли не плотоядной.
Джонсон прослужил в полиции двадцать шесть лет и знал, какое действие оказывают наркотики.
— Как она расплачивалась с ним?
Стефан пожал плечами с прежним выражением лица.
— Стефан!
Молодой человек молчал — похоже, подыскивал слова.
— Иногда деньгами.
Он не мог бы выразиться яснее, даже если бы употребил такие слова, как «позволять» и «давать», и уточнил, кто, что и кому позволял.
— А в тот вечер, когда она умерла? — Джонсон задал вопрос небрежным тоном, будто проявлял совершенно обыкновенное любопытство.
Стефан собирался что-то ответить, но в этот момент они услышали приближавшиеся шаги миссис Либман.
— Что вы имеете в виду? — спросил молодой человек.
Ну что за тупица?
— В тот вечер он тоже задержался, чтобы встретиться с Никки?
Ради бога, отвечай живее! Ускорь свой мыслительный процесс.