Я мысленно выругался.
— Но я не убивал Еноха! Я обнаружил его труп!
— Почему же вы сразу не доложили об этом?
Его тон был циничным, как у моих кредиторов.
— Послушайте, вся эта экспедиция окажется под угрозой провала, если я не смогу завершить начатую работу. Граф Силано стремится завладеть важными тайными знаниями.
— Я понимаю, почему вы пытаетесь оклеветать Силано. Ведь он дал письменные показания под присягой, собрав сведения у мадам Дюррел и уличного фонарщика. Он предупредил нас о вашей склонности к извращениям. — Он вновь глянул в документ. — О том, что вам свойственны черты, описанные маркизом де Садом.
Понятно. Пока я таскался с мерной лентой вокруг пирамид, Силано в Каире старался привлечь особое внимание к моей персоне.
— А разве я не имею право на законный протест?
— В течение недели вас навестит военный адвокат.
Что за напасти? Моим врагам очень выгодно, что меня заперли здесь, лишив возможности догнать графа и опротестовать его обвинения или даже пойти на полночное рандеву к южной стене гарема Юсуфа! Косые солнечные лучи с трудом проникали в нашу камеру сквозь маленькое оконце, а ужин выглядел как отвратительное горохово-чечевичное месиво. Из напитков нам предоставили бочку затхлой воды, а в качестве уборной поставили ведро.
— Мне необходимо, чтобы разбирательство провели сейчас же!
— Вас отправят в Париж, чтобы вы там предстали перед судом.
— Это лишено всякого смысла!
— Разве не лучше угроза гильотины, чем расстрельная команда здесь?
Он пожал плечами и удалился.
— Конечно, лучше! — крикнул я ему вслед, резко опускаясь на пол.
— Съешь немного каши, — сказал один из рядовых с видом ловкого торговца, пытающегося продать пушку в качестве металлолома. — Завтрак будет и того хуже.
Я отвернулся.
Ладно, я поставил не ту лошадку и проиграл, но что же теперь делать? Если в Париже у меня еще был шанс выкрутиться, то здесь у меня на руках нет ни одного козыря. Наверное, стоило прислушаться к проповедям Франклина и стать честным тружеником, но его советы из серии «рано в кровать, рано вставать», на мой взгляд, противоречили естественным основам бытия. И что мне в нем нравилось, так это то, что он сам далеко не всегда следовал собственным мудрым рекомендациям. Даже на пороге восьмидесятилетия он не пропускал ни одной смазливой мордашки.
Вскоре стемнело. С каждой минутой Астиза все больше отдалялась от меня.
Упорно стараясь не замечать жуткой вони, распространяемой сокамерниками, я проваливался в бездну отчаяния с внезапно вспыхнувшей острой жалостью к себе и всплывшими из сокровенных глубин залежами раскаяния, когда вдруг услышал свистящий шепот со стороны оконца нашего узилища.
— Итан!
Что это еще?
— Итан! — Голос был низким и встревоженным. — Американец! Ты там?
Я протолкался через сокамерников к маленькому оконцу и попытался выглянуть в него.
— Кому я понадобился?
— Это я, Ашраф.
— Аш! Я решил, что ты бросил меня!
— Я передумал. Мой брат хотел бы, чтобы я помог тебе, я знаю. Ты и эта жрица — единственная надежда на сохранность тех тайн, которые он защищал всю жизнь. И еще я узнал, что тебя арестовали. Как ты умудрился так быстро вляпаться в новые неприятности?
— Я талантливый.
— Теперь мне придется вызволять тебя отсюда.
— Но как?
— Будь добр, отойди как можно дальше от окна. И закрой уши.
— Что?
— А еще лучше распластайся на полу.
Он исчез.
В общем, его слова звучали угрожающе. Мамелюки любили лобовые атаки. Я пробрался в противоположный угол комнаты и обратился к остальным смутно маячившим в темноте фигурам.
— По-моему, сейчас что-то произойдет. Пожалуйста, перейдите все в эту часть наших апартаментов.
Никто не шелохнулся.
Тогда я попытался зайти с другой стороны.
— Если бы вы все собрались здесь, то я поделился бы с вами запасами гашиша.
Вокруг меня моментально образовался своеобразный человеческий заслон, и тут же прогремел взрыв. Стена под окном обвалилась, пол нашей темницы покрылся грудой каменных обломков, а точно выпущенный пушечный снаряд грохнул в обитую железом деревянную дверь. Эта преграда покосилась, задрожала и, повиснув на одной петле, огласила коридор лязгающими звуками. Ядро запечатлелось в двери, как изюм в оладье. Я оказался прижат к полу кучей повалившихся тел, в ушах звенело, а вся камера была заполнена клубами пыли. Однако я сразу понял — у меня появился шанс.
— Вперед! Потребуем судебного исполнителя! — крикнул я.
Вскочив с пола, все выбежали в коридор, а я выполз наружу с другой стороны, через дыру в стене, только что проделанную Ашрафом. Он ждал меня, притаившись в темном углу. За плечом у него торчало дуло мушкета, два пистолета были засунуты за пояс, а на боку болталась сабля. Я узнал оружие, отобранное у него в бою. Что ж, свобода стоила моих трофеев.
— Где, черт возьми, ты раздобыл пушку?
— Да она стояла тут же, на заднем дворе, реквизированная в качестве вещественного доказательства.
— Доказательства? — Ах да, я слышал историю о солдате, пытавшемся заложить ее. — Неужели они оставили ее заряженной?
— Чтобы использовать против арестантов при попытке к бегству.
Началась мушкетная стрельба, и мы бросились бежать.