— Почему бы тебе не спросить об этом Антона?
— Он ничего не помнит. Точно так же он не помнит, как убил тебя и Турбину. Не помнит, потому что не убивал. Это ведь ты убил Машу, ты, а не он. Ты заставил их принять наркотик. Для Антона доза оказалась слишком большой, и он отключился от внешнего мира, погрузившись в галлюцинации.
Ты попытался изнасиловать Машу, но она сопротивлялась. Тогда ты убил ее и убедил Антона в его виновности. В результате твой брат провел два года в психушке. Он до сих пор не оправился от потрясения. Разве я не права? Так кто поднял меч — ты или он? В любом случае ты нас убьешь. Почему бы тебе не сказать правду? Об этом никто не узнает. Или у тебя не хватает духу признаться?
— Признаться? — оскалился Макс. — Почему я должен тебе в чем-то признаваться? Или ты вообразила себя судом присяжных?
— Было жестоко убеждать Антона в том, что он убийца. Согласно официальному заключению, смерть Маши стала результатом несчастного случая. Ваши родители замяли дело. Чего ради тебе потребовалось издеваться над братом?
— Потому что я ненавидел его. Его и ее — их обоих. Сначала я хотел утопить Антона вместе с Машей, но потом понял, что есть участь худшая, чем смерть. Ему предстояло расплачиваться всю жизнь.
— За что? Что Антон тебе сделал?
— Он родился, и этого было достаточно! Он отнимал у меня все — родителей, дом, друзей, лучшие игрушки. Я был хорош, но рядом с Антоном я выглядел убожеством. В детстве он был вылитый херувим — невинные голубые глаза, пшенично-золотистые кудри — это потом у него волосы потемнели. Я был талантлив, а он гениален. В три года Антон научился читать. В пять лет он играл на скрипке. В восемь начал писать стихи. В школу он пошел сразу в третий класс. Все вокруг твердили, что его ожидает блестящее будущее. Мое будущее никого не интересовало. Что бы я ни делал, как ни старался, я всегда оставался в тени младшего братишки. Даже Машу он у меня отнял. Мы оба были влюблены в нее. Я был уверен, что у Антона нет шансов — он был младше ее на три года, хотя и выглядел на все четырнадцать. И знаешь, что она мне сказала в день своей смерти? Что когда мы вырастем, она выйдет замуж за Антона, потому что мой брат станет самым знаменитым в мире.
— И тогда ты решил убить их?
— Я мечтал увидеть их мертвыми, но это были всего лишь мечты. Маша погибла случайно. Я тоже принял наркотик, хотя и меньшую дозу. Это было в первый раз. Я не ожидал, что он на меня так подействует, а тут еще и журналы, все эти картинки с обнаженными женщинами… Ты не представляешь, как я ее хотел. Я не предвидел, что она будет так яростно сопротивляться. То, что она звала на помощь Антона, стало последней каплей. Ненависть, которую до этого мне с трудом, но удавалось скрывать, прорвалась, как нарыв.
В какой-то момент мы оказались на мелководье. Я окунул голову Маши в воду просто для того, чтобы она перестала кричать. Я не собирался ее убивать. Только потом, когда она перестала сопротивляться, я понял, что она не дышит.
Братишка мой отрубился еще задолго до того. Я подтащил тело Маши поближе к берегу, уложил на нее Антона и стал ждать, пока он придет в себя. Мне осталось лишь разыграть роль хорошего брата и помочь Антону скрыть следы совершенного им преступления.
Слова Аспида гипнотизировали меня даже сильнее, чем нацеленное мне в грудь дуло пистолета. Он был снят с предохранителя. Такие, как Макс, не допускают ошибок, значит и шансов на спасение у нас нет. Его нельзя ни разжалобить, ни одолеть, ни перехитрить. Остается только тянуть время и надеяться на чудо, но чуда не произойдет. Вряд ли из-за японской ширмы неожиданно выскочит отряд спецназа.
Я почувствовала, как рядом пошевелился Антон.
— Значит, это все-таки ты ее убил?
Завороженная рассказом Аспида я совсем забыла о нем. Неужели признания брата вывели его из ступора?
Макс ухмыльнулся.
— Я мог и соврать. Ты же не помнишь, что произошло на самом деле.
С коротким яростным криком Антон шагнул вперед. Я схватила его за рукав, пытаясь удержать.
— Не надо. У него пистолет.
— Не останавливай его, — с ненавистью процедил Аспид. — Он все равно уже мертв. Чего тянуть.
Выстрел отбросил Антона к стене. Лишь сейчас, когда кровавое пятно расцвело у него на груди, стремительно расплываясь по светлой ткани рубашки, я ощутила чудовищную реальность надвигающейся смерти.
Дыхание со свистом вырывалось из груди Антона. Губы окрасились кровавой пеной. Пуля пробила легкое. Понимая, что все это бесполезно, я сорвала с себя футболку и, скатав, приложила к ране, пытаясь остановить кровь.
Макс разразился безумным хохотом.
— Надо же! Ради моего слабоумного братишки ты готова заняться стриптизом. Валяй, спасай его драгоценную жизнь, меня это даже развлекает. Будет жаль, если все закончится слишком быстро!
Аспид шагнул по направлению ко мне.
— Знаешь, а ведь ты вполне ничего. Может, продолжишь стриптиз уже ради меня?
— Иди к черту.
Макс сделал еще один шаг, остановившись посреди комнаты. На его брюках явственно обозначалось вздутие. Похоже, убийство его возбуждает. Чертов извращенец!
Если он попытается меня изнасиловать, это даст мне шанс, пусть крошечный, но все же шанс. Вряд ли он будет все время держать пистолет у моего виска…
В подвале громко пискнула крыса. Макс вздрогнул и резко развернулся, направляя на дверь пистолет. Обернувшись почти одновременно с ним, я увидела летящий в Аспида топор. Макс уклонился в последний момент, и лезвие, вместо того, чтобы вонзиться ему в грудь, полоснуло по плечу вооруженной руки.
Оглушительно грохнул выстрел. Пуля ушла в потолок, рикошетом ударившись о стену. Из раны на плече хлынула кровь. Потеряв равновесие, Макс, так и не выпустивший пистолет, растянулся на полу. Ворвавшаяся в комнату Жанна прыгнула на него, перехватывая руку с пистолетом.
Даже раненый, Макс был сильнее ее. Пистолет мотался туда-сюда. Если Аспиду удастся направить его на Жанну, ей конец.
Тот самый ржавый топор, которым Антон вскрывал ставни, валялся в паре метров от меня. Даже ненависть к Максу не помогла мне рубануть его лезвием — слишком уж глубоко во мне коренилось отвращение к смертоубийству. Развернув топор обратной стороной, я хватила его обухом по затылку.
Аспид дернулся в сторону, и удар оказался смазанным, но все же чувствительным — на мгновение Макс ослабил хватку. Жанне этого мгновения хватило. Резко развернув дуло пистолета, она нажала на лежащий на спусковом крючке палец Аспида.
Пуля разворотила Максиму горло. Вырвавшийся из пробитой артерии фонтан крови ударил прямо в лицо Жанне. Вырвав пистолет из руки умирающего Аспида, она отскочила назад.
Я отвернулась. Наблюдать за предсмертными конвульсиями Макса мне не хотелось.
Антон неподвижно лежал у стены. Его голубые глаза были широко раскрыты. Они еще жили, но в зеркальной глубине зрачков уже разлилось отрешенное спокойствие смерти. Кровь больше не пузырилась на губах. Теперь она стекала на грудь густым темным ручейком.
Губы Антона шевельнулись.
Я наклонилась над ним.
— Все в порядке. Макс мертв. Сейчас мы отвезем тебя в больницу.
Светояров-младший силился что-то произнести. Я взяла его за руку и наклонилась к его лицу, вслушиваясь в невнятный хрип.
Кажется, он пытался сказать "Это был не я".
Я поняла, что он имел в виду. Семнадцать лет прожив в аду, он все еще не мог поверить до конца в то, что не убивал Машу Зуенко.
— Конечно, это был не ты, — сказала я. — Ты никогда не смог бы так поступить.
Пальцы Антона конвульсивно сжали мою кисть и расслабились. Я прикоснулась к его сонной артерии. Пульс не прощупывался. Положив пальцы на его веки, я медленно опустила их.
На лице Антона застыло блаженно-безмятежное выражение. Если бы не кровь, насквозь пропитавшая рубашку, он казался бы спящим.
Внезапно на меня накатила черная тоска. Антон, Макс, Маша Зуенко, Турбина, ее брат, нелепый толстый Бублик, "Черная вдова"… Все они погибли из-за бессмысленной детской зависти талантливого брата к брату гениальному. Это казалось абсурдным, но, тем не менее, это было так. Я закусила губу, надеясь, что боль пересилит охватившую меня мучительно-острую грусть. Нет смысла грустить. Такова жизнь, и надо принимать ее философски.
Рядом с мертвым Антоном, еще несколько дней назад весело распевавшим со мной детскую песенку о Пегги и ее щенке, эта мысль совершенно не утешала. Я вздохнула и повернулась к Жанне.